колорита, разумеется! Такого вы ни в одном столичном ресторане не попробуете, ручаюсь! Вот в этой красивой супнице вашего суда ждет ароматнейшее консоме по моему личному рецепту: на конине с лапшой а ля лагман. Вы только попробуйте! К нему идут пирожки с рыбой и капустой. Запивать советую только хересом на меду! Только хересом, и ничем иным, господа!
Гости с довольным видом работали ложками, восторженно глядя на Сафарова, а тот, воодушевленный благожелательными взглядами, продолжал:
– На второе сейчас подадут мясной соус, который сегодня я лично приготовил из куропаток. Кроме того, еще будут жареные гуси с яблоками и гусиные же потрошки! На гарнир к мясу советую цветную капусту, спаржу или артишоки. А на третью перемену блюд вам предложат моченые яблоки со сливами, соленый арбуз, квашеную капусту с калиной и бочковые огурчики! А уж на десерт ягодный пирог, подовые пирожки с вареньем и кисель молочный!
Наконец Сафаров уселся во главу стола и присоединился к общей трапезе, не умолкая ни на минуту. Закончив ужин, он распорядился убрать все блюда и заменить скатерть с приборами, оставив лишь фрукты и выпечку, а также подать сигары и его фирменный коньяк. Снова поднявшись, он обошел каждого гостя, наполнив рюмки напитком янтарного цвета, приговаривая, что это и есть его знаменитая секретная медовая настойка, равных которой нет в целом свете.
Роман поблагодарил, поднес рюмку на длинной ножке к носу и понюхал настойку. Действительно, такого ароматного букета он никогда не встречал. Отпив немного, он вдруг почувствовал, как напиток мягкой, теплой волной разлился по нёбу, рассыпавшись на множество ароматов – от нежного медового до яркого запаха спелых фруктов.
– Какой тонкий вкус, – пробормотал Нестор, – что-то невообразимое, господин Сафаров! Словно солнце пригрело после теплого осеннего дождя, такой аромат! Браво!
– Да вы поэт, господин Барабанов, – довольно проговорил Сафаров. – А вы что скажете, батюшка?
Отец Глеб уже выпил одну рюмку, и Сафаров налил ему снова.
– Весьма приятный вкус, господин Сафаров, – ответил отец Глеб, – если выражаться в стиле Нестора, то в этом напитке, который одновременно и пьянит, и греет нутро, есть что-то поэтическое. В нем чувствуется вкус тоски и надежды, и еще какой-то первобытной, дикой страсти. Да, такой вкус у первой любви!
– Ого, отец Глеб! – засмеялся Сафаров. – Видимо, вы не всегда носили рясу, да?
Отец Глеб смущенно замолчал. Ему на выручку пришел Муромцев:
– Скажите, уважаемый, откуда это чудо? Где вы такой дивный мед берете? В чем секрет настойки?
– Да, да! Господин Сафаров, – поддержали Романа остальные гости, – расскажите!
– Роман Мирославович, столько вопросов разом! Помилуйте, господа! Настойку эту я вам могу презентовать, но вот секрет ее приготовления раскрыть не могу, и не просите!
– Но хотя бы бортника своего можете назвать, что вам мед носит? – спросил мягко, но настойчиво Муромцев, закуривая сигару. – Это же не секрет?!
– Хорошо, так и быть, – ответил Сафаров, – тот редкий мед мне поставляет один старый медознатец, уже лет двадцать. У него есть свои секреты, он мед с заговорами тайными собирает да с обрядами старинными, как же без этого! Живет где-то в землянке в лесной глухомани, с медведями да волками, вот и сам стал как медведь!
Сафаров ударил рукой по столу и заливисто рассмеялся. Гости заулыбались, налегая на волшебную настойку.
– Роман Мирославович, – обратился Сафаров к Муромцеву, – у меня ведь не только мед есть!
Помещик немного опьянел, и лицо его пылало.
– У меня в погребах запасов хватит всю губернию прокормить! Там и изюмы турецкие, и сыры немецкие, квасы душистые русские, вина искристые французские! А еще окорока копченые, яблоки моченые! Пироги подовые, пряники медовые! Огурчики зеленые, к ним грибки соленые! Лещи да уточки, на плите щи суточные! Не желаете ли?
Сафаров снова рассмеялся и стал вытирать глаза салфеткой, попутно шумно высморкавшись. Муромцев поднялся, подошел к Сафарову и, наклонившись к нему, тихо спросил:
– Могу я поговорить с вами тет-а-тет?
Сафаров встал и, указав рукой Роману на темный угол столовой, прошел вслед за ним. Они устроились в удобных креслах, куря сигары и смакуя настойку.
– Господин Сафаров, – начал Муромцев, – мне бы побольше про вашего медознатца узнать хотелось…
– О, да вы гурман, – сказал помещик, – лично вам я, так и быть, могу выдать целую флягу меда! Вам мало? Хорошо, у меня в кладовых еще студни говяжьи, и крылышки лебяжьи, и окорока пудовые, и пироги подовые! И яблоки красные, и финики разные, и свиные колбасы, и хлебные квасы, и грибочки соленые, и орешки каленые…
– Господин Сафаров, – с улыбкой прервал его сыщик, – вы меня не поняли! Мне нужен не мед, а сам медознатец! Необходимо опросить его по одному важному делу! Где его можно найти? И когда вы его в последний раз видели? Наверно, вы говорили с ним о том скандале в дворянском собрании? Это ведь, как вы поняли, был не настоящий скандал, а такая полицейская манипуляция, спектакль.
Сафаров посерьезнел, снял колпак и сунул его в карман. Затем затянулся сигарой и ответил:
– Значит, так, я его видел в последний раз лет семь тому назад. Но должен вам сказать: это человек со странностями, выглядит он как, простите, настоящий медведь. Ходит в шкуре и маске, как ряженые на Святки с колядующими! Встречи он всегда назначал ночью, на полную луну. Боязно мне тогда до жути стало, и я эти встречи поручил своему повару, Тимофею. Правда, он тоже не из храбрецов, потому просто в условленном месте оставляет деньги и продукты или еще чего, что медознатец потребует, а через день корчаги с медом забирает и записки, в которых указано, что в следующий раз принести надобно. Иногда, конечно, бывает, что и лично встречаются, ежели записок недостаточно.
Роман слушал внимательно, забыв о сигаре, пепел с которой падал прямо на ковер.
– Грамоте он обучен, – продолжал Сафаров, – однако же, пишет с ошибками. Так что, Роман Мирославович, историю о вашем полицейском… кхе-кхе… спектакле я ему никак передать не мог, ибо не виделся с ним. А вот Тимофей тогда ехал со мной из собрания, он был на кухне и, конечно, все видел. Слишком уж натурально вы разыграли спектакль про Кольбина-то, поди, и кучера на улице услыхали!
Сафаров рассмеялся и вздохнул:
– Эх, ежели Тимофей видал после того медознатца, то, стало быть, мог ему об этом поведать. Он как раз мне потом рассказывал, что этот наш медовед сам из леса вышел, много меду принес и записку, да все выспрашивал, нет ли новостей каких в миру.
– Записку? – спросил Муромцев и сделал знак рукой
