— «Всё как раз очень понятно и объяснимо! Он увидел в тебе такую же белую кость, что и сам!».
А пока вечерело и холодало. Марина принесла себе и Ксени подстилки на табуретки. Но тут вмешался её муж Юрий Алексеевич:
— «Мариш! Принеси, пожалуйста, и для Платона подстилку, а то он тоже простудит свою…».
— «Матку!» — подсказал, было, хозяину Платон.
— «Нет… патку!» — удивлённо засмеявшись, поддержал шутку настоящий полковник.
Вскоре, по инициативе Платона, компания опять невольно вернулась к подзабытой теме секса.
— «Юр, вот слышишь, как Платон…» — невольно с укором мужу высказалась хозяйка дома.
После чего Платон понял, что и у этой зрелой пары тоже есть свои проблемы в сексе.
Мужчины Юрий и Борис уже явно перебрали и начали, лобызаясь, объясняться друг другу в любви. Платон, глядя в глаза жене Бориса Наталии и кивая на сладкую парочку, не удержался от комментария:
— «Так, глядишь, и поженятся!».
— «Типун тебе на язык!» — естественно испугалась, всё это представив, ещё не расписанная с Борисом, Наталия.
Через некоторое время, загрустившая от отсутствия мужниного внимания, Марина сокрушённо вздохнула, явно обращаясь к, обычно этот тост произносящему, Платону:
— «Что-то сегодня тоста за женщин никто не произнёс?!».
— «А что? Уже пора… уходить?!» — лихо вывернулся тот, почти шёпотом произнося последнее слово.
Марина, загадочно улыбаясь на что-то своё, толком не расслышав, пожала плечами. Тогда Платон решил, что лучше этот тост передоверить хозяину и одновременно виновнику торжества Юрию Алексеевичу. Он повернулся и, чуть наклонившись к отставному полковнику, сообщил ему почти на ухо, что Марина жаждет от него тоста за женщин. В этот миг Платон не успел продумать возможные последствия такого своего предложения в данный, не совсем подходящий, момент перепития, и результат сразу же не замедлил сказаться.
Юрий Алексеевич встал, слегка пошатываясь, поднял правой рукой рюмку с водкой, любезно регулярно подливаемой Борисом, заложил свободную левую руку за спину, будто приготовился фехтовать, и, сохраняя ровную спинку, начал произносить тост за жену Марину. Он говорил много, красиво, ласково, и даже любовно!
Так, что? Он так будет говорить о каждой?! — пронеслась в голове подстрекателя забавно-тревожная, озорная мысль.
Нет, Юрий Алексеевич совершенно забыл о других женщинах. Платону пришлось вполголоса напомнить:
— «Юр, тост же за всех женщин!».
— «Да, Правильно! Я прошу и всех присутствующих здесь женщин — вернулся, было, полковник в нужное русло — тоже выпить за мою любимую жену Марину!».
Сразу понявшие, и сразу засмеялись. А не сразу понявшие, коих всех представила Ксения со своим поясняющим комментарием, сначала опрокинули рюмки, а уже потом вдоволь рассмеялись.
В конце пиршества, уже сами переставшие пить, Борис и Юрий пытались всё-таки, как-нибудь споить и Платона, но безуспешно.
Тогда Борис попытался опустить непокорного.
Он сначала расспросил Платона, чем тот занимается, где живёт, на чём ездит. Он явно искал у него слабину. И, по своему мнению, нашёл! Это был автомобиль. Волга Платона против его ино внедорожника.
Борис пытался доказать преимущество своего авто. Платон и не спорил, пытаясь лишь объяснить зазнайке, что по принятому для оценки полезности, например, вооружения, критерию «эффективность — стоимость» его Волге, при её условиях эксплуатации, просто нет равных!
Но инспектор Газпрома был далёк от высшей математики и сложной системотехники. И когда он, всё ещё не слыша, начал влезать уже в детали по поводу мощности двигателя, вдруг вмешалась Ксения. Она строго и менторски посадила нувориша на место, объяснив ему, что у Платона, в отличие от него, нет необходимости каждый день ездить на работу из области, так как бесплатное метро у подъезда, а до работы — ближе чем, до гаража.
Борис так и сел на отведённое ему место. Но не столько от аргументов, сколько от напора возмущённой женщины. А тут ещё и Платон решил расставить все точки над i, обращаясь персонально к пьяной парочке:
— «Мужики! Важно не то, какая у мужика пиписька, а то, сколько он в своей жизни совершил удачных соитий!».
Под всеобщий удивлённый хохот, беспредметный спор завершился.
Вскоре все разошлись и разъехались.
А на работе Платона всё шло своим чередом.
Однако увидев в отношении к себе со стороны Надежды политику двойных стандартов, Платон несколько потерял теперь интерес и к работе и к сотрудникам.
После редкого, но срочного утреннего посещения Платоном поликлиники, Надежда неожиданно вскипела:
— «Я тебе сказала… больше, чтоб никакой поликлиники по утрам!».
С этого года коллектив ООО «Де-ка» пристрастился к чешскому пивному ресторану «Пилзнер» на Покровке. После одного из таких редких обедов, возвращаясь по внутренней стороне бульварного кольца к Воронцову Полю, все зашли в знакомый Платону с далёких времён Детский городок.
И Платон вдруг вспомнил эти посещения. Они как будто быстро замелькали перед его глазами яркими, красочными картинками.
Позже он добавил к своим воспоминаниям и необыкновенный вкус газированного напитка — наверно лимонада — с чем-то вприкуску, наверно с коржиком.
Там же он впервые, ещё неосознанно, почувствовал и неизведанные эротические ощущения при виде симпатичных девочек, высоко залезавших по стене, качающихся на качелях и прыгающих через верёвочку…
Как длинная верёвочка ремонта не вилась, но и она закончилась. Платон возвратился на своё старое, но отремонтированное место. И у него от тишины, как от счастья, поначалу даже чуть ли не закружилась голова.
Платон сидел теперь один в своём рабочем помещении. Появилось больше свободы. Никто не мешал, не отвлекал ненужными разговорами, пустой болтовнёй.
Теперь можно было спокойно творить: никто не подсматривал, и сплетничать теперь стало не с кем и не о чем.
После ухода Платона на своё постоянное рабочее место, Гудин не преминул злорадно проводить его:
— «За мой стол больше не садись!».
— «Ты его обоссал, что ли?!» — грубо было ответил Платон, тут же поправляясь:
— «Я имел ввиду, осквернил!».
Платон думал, что Гудин опять обидится на него, но нет!
Во время наклеивания этикеток, Платон уронил одну банку на пол и решил, что поднимет её, откатившуюся на значительное расстояние, позже.
Когда вошёл Гудин Платон решил не утруждать его и, как футболист, попросил того лишь подбить банку ногой в его сторону.
Какого же было удивление Платона, когда Гудин нагнулся и рукой поднял банку, передавая её Платону со словами:
— «А что? Мне трудно, что ли?!».
Да! Растёт Гаврилыч в моих глазах! Ещё не всё в нём потеряно человеческое! — удовлетворённо подумал Платон.
В очередном разговоре Гудин поведал ему о новых решениях Думы, на что Платон, обрадовавший собеседника, заметил:
— «Наконец-то Дума додумалась, что российский народ состоит не только из олигархов и чиновников, и приняла поправки к закону, увеличивающему количество майских праздничных дней за счёт январских!».
А далее уже Иван Гаврилович умиротворённо предложил:
— «Пойдем, покурим!».
— «Как это?!» — удивился Платон очередной глупости коллеги.
— «Ну, я покурю, а ты… постоишь!» — не унимался нахал, издеваясь над некурящим Платоном.
— «Давай, ты лучше в туалет вместе со мной сходишь. Я по-большому, а ты… понюхаешь!» — расставил всё по местам Платон.
Но Гудин на этот раз затаил обиду, ожидая подходящего случая для реванша.
Через несколько дней Платон поделился с Иваном Гавриловичем недавно услышанным:
— «Виктор Ерофеев сказал в «Апокрифе», что люди добрые, с чистым сердцем, и живут более шестидесяти лет. А те, у кого камень на сердце, чья совесть нечиста, и умирают раньше!» — как товарища, обрадовал поначалу Гудина Платон.
— «Вот, видишь, мне уже шестьдесят пять лет и я живу. А тебе пока только пятьдесят девять! Тебе осталось ещё год!» — подразумевая, что ещё неизвестно, пройдёшь ли ты этот рубеж, схамил Гудин.
— «Так умирают рано те, у кого хоть совесть есть!» — быстро нашёлся и отомстил ему Платон.
Тут же Гудин похвастался вошедшей к Платону Надежде:
— «Мы, вот, поставили холодильник!».
— «Да, вдобавок крепко, на хороший фундамент!» — добавил Платон, тонко намекая на своё главное участие в этом деле.
— «Теперь дело за тобой, промыть его изнутри!» — не преминул дать указание начальнице Гудин.
