– Кто из них? Навлоцкий?
– Нет, этого не припомню… А вот семейная парочка…
– Муж и жена Стрепетовы?..
– Да, точно! Они на афише бразильским дуэтом называются.
Ванзаров обязан был изобразить глубокое изумление.
– На какой афише?
– Эх, друг мой! – Лебедев похлопал его по плечу. – Ничего-то вы не знаете. А все потому, что не любите театр. Эти двое выступают в «Аквариуме» с танцевальным номером в стиле бразильского карнавала. Выглядит пошло, но публика принимает «на ура». Сам сколько раз видел…
– Актеры, – проговорил Ванзаров с глубоким удовлетворением. – Это подтверждает…
– Что у вас там подтверждает?
– Ваша нелюбимая психологика говорит, что…
Аполлон Григорьевич скривился, как от манной каши, которую ненавидел с детства.
– Простите, забылся, – сказал Ванзаров. – Господина Меркумова на сцене видели?
– Нет, не имел счастья…
– Разве в Саратове в губернском театре не бывали?
– У меня развлечений и в столице хватает…
– Кто еще?
– Молодой человек, изображающий из себя аристократа… Он в театре Корша на ролях официантов и камердинеров выходит, такое «кушать подано». Не помню, как его зовут…
– Его зовут Лотошкин.
– Точно! – обрадовался Лебедев. – Зашел как-то к ним за кулисы…
– Аполлон Григорьевич, ваши познания в мире театра безграничны, – сказал Ванзаров, подталкивая друга к открытой доктором процедурной. – Проверим, насколько они глубоки в ядах.
– Нет, ну каков наглец! Не устаю восхищаться…
Лебедев, не глядя, скинул пиджак, который был пойман на лету, надел длинный кожаный фартук, уместившийся в саквояже, и толстые резиновые перчатки. Прихватив саквояж, он потребовал, чтобы его не беспокоили, и захлопнул за собой дверь в ингаляторную.
Могилевский пребывал в глубокой печали.
– Веселей, доктор, умирать только раз, – подбодрил Ванзаров.
– Как это все ужасно…
– Что именно?
– У порога смерти люди цепляются за жизнь и топчут других, стараясь спастись. И все напрасно.
Столь глубокие философские темы были сейчас не ко времени. Ванзаров не стал поддерживать дискуссию.
Лебедев пробыл в ингаляторной чуть дольше, чем следовало. По лицу его трудно было определить, что он там нашел. Кажется, он не был уверен в полученном результате. Такой момент требовал уединения. Ванзаров попросил доктора принести бутылки из-под бордоского.
– Что вас тревожит, Аполлон Григорьевич?
Криминалист тщательно снял перчатки, фартук и засунул в бездонный саквояж.
– У прочих трупов такие же признаки? – наконец спросил он.
Ванзаров подтвердил: насколько ему хватило наблюдательности.
– И тонкая голубая каемка у зрачка?
– Углубляться в такие детали – это ваша забота, – сказал он.
– В таком случае… – Лебедев явно выбирал слова, что для него было непривычно, – …будем рассуждать логически. Тело находится в покое, следов асфиксии на горле нет, дыхательный канал свободен. При этом белки глаз свидетельствуют, что человек умер от удушья. Как будто жертва не могла вдохнуть. Но умирал господин этот так тихо, как будто заснул. Чего быть не может…
– Мне тоже показалось это странным, – согласился Ванзаров. – Какое решение загадки?
– Решение трудное, и боюсь, что мне не хватит сил сделать точные выводы… Попросту не хватает научной методики.
– Не надо методики, скажите, какой яд предполагаете.
Аполлон Григорьевич был задумчив, что случалось нечасто.
– Если бы меня спросили: что за яд… – сказал он, – … я бы рискнул, исключительно по внешним признакам, что не может быть никаким доказательством, предположить, хоть это и дико, что мы имеем дело с ядом…
Ванзаров не удержался:
– …Добываемым индейцами Амазонки из кожного жира одного редчайшего вида древесной лягушки, которая водится только в одном непроходимом лесном районе великой реки. Противоядия нет. Одна капля, попавшая на кожу, вызывает полный паралич нервной системы. Человек не может вздохнуть и умирает от удушья. Нет никаких следов удушения, кроме выпученных глаз и лопнувших сосудов в глазном яблоке…
Лебедев снес удар стоически. Даже не ругнулся.
– Вы не можете этого знать, – глухо проговорил он. – Статья об этом яде только-только вышла в небольшом английском журнале по криминалистике. Добраться до него вы не могли никакими силами, на всю Россию есть единственный экземпляр, и он у меня. Тогда в чем фокус?
– Фокуса нет, Аполлон Григорьевич, – ответил Ванзаров. – Это блеф.
– Это невозможно.
– Настоящий блеф: говорить правду тогда, когда ее никто не желает слышать.
– Неужели? – сказал Лебедев, вытаскивая свою сигарку. – И снова повторю: жулик вы первоклассный…
Такой комплимент Ванзаров принял с гордостью.
Могилевский принес бутылку, которую прятал в своем кабинете.
– Извольте, – сказал он, протягивая криминалисту.
Аполлон Григорьевич оценил старую этикетку.
– О! Какой год! Чудесно! – Он понюхал горлышко. – Аромат еще держится.
– Сколько вам потребуется времени, чтобы определить, что было подсыпано в вино? – спросил Ванзаров.
– Ммм… Трудная задача… Пожалуй, дня три на это уйдет, – ответил Лебедев с каменным лицом. Он тоже старался быть жуликом в свом роде. Правда, не столь высокой пробы.
Ванзаров взглянул на часы.
– У нас полчаса. От силы.
– Не знаю, не знаю, стар я стал для такой прыти… – Аполлон Григорьевич открыл саквояж. Найти там можно было что угодно. – Значит, смерть обещана вам через сутки… Любопытно… Доктор, что думаете: какой яд мог быть применен?
Могилевский не нашелся что ответить и окончательно смутился. Он был всего лишь врач санатория, лечащий нервных больных. А про яды все больше знал из романов.
Записная книжка Г. П.
Дорогая Агата, кажется, развязка близка.
Это говорит мой опыт.
Время слишком дорого, чтобы тратить его на записки. Вы мне этого потом не простите. Кажется, я понял главное. Что здесь происходит. Вещь, которую я разыскиваю, далеко не главная. Тут кроется тайна куда большая и оттого опасная. Не только верю, но теперь твердо знаю, что преступник будет изобличен.
Какие бы трудности ни стояли на моем пути, как бы ни пугали меня, я не сверну. Это дело становится делом моей чести. А в таких вопросах я не знаю снисхождения. Кем бы ни оказался преступник. Потерпите немного, все скоро разрешится…
Могилевский дал честное слово держать рот на замке. За это Ванзаров обещал ему снисхождение при скором общении с полицией, а Лебедев – прочитать популярную лекцию о последних открытиях криминалистики. Что для любителя криминальных романов поистине бесценно. Доктору было разрешено остаться у себя. Но запереться и никого не подпускать.
– С кого начнем? – спросил Лебедев.
– Заглянем к вашим старым друзьям, – предложил Ванзаров.
Аполлон Григорьевич был только рад.
Стрепетовы не открывали так долго, что Ванзаров обещал сломать дверь. Наконец изнутри номера послышалось шуршание, створка приоткрылась. Муж, Стрепетов, только раскрыл рот, чтоб рассказать о нездоровье супруги. Трудиться ему не пришлось. Ванзаров отодвинул его с прохода и вежливо пропустил вперед Лебедева.
– Привел вам преданного зрителя, – сказал он, заходя следом. – Что-то прохладно у вас. Наверно, пробовали бежать через окно? Довольно глупо. В платье по сугробам далеко не убежишь.
– С чего вы взяли? Никуда бежать мы не намерены… – Мадам Стрепетова хотела выглядеть уверенно.
– Вас без костюмов не узнать! – сказал Лебедев, помахивая ладошкой. – Дуэт «Экспрессия» без перьев – как это мило!
– На это и был расчет, – сказал Ванзаров. – Видя актера на сцене, в жизни узнать его трудно. Чем ярче сценический костюм, тем вернее маскировка скучного обывателя. И грим не нужен.
Стрепетов был подавлен окончательно. Сев на кровать, схватился руками за голову и тихо застонал. Супруга была покрепче.
– Не понимаю, в чем нас обвиняют? – сказала она. – Разве мы совершили какое-то преступление?
– Соучастие в убийстве карается не менее строго.
– Мы ничего не делали, господин Ванзаров! Назовите, чем мы провинились?
– Сказка про призрак мистера Маверика, показательная ссора с барышней Марго, – ответила он. – Разве этого мало?
– И что такого?
– В кругах столичных жуликов такая роль называется «подводящий». Свой человек, который сам не участвует в преступлении, но помогает преступнику тем, что закрывает жертве возможность выбора поведения. Заманивает в ловушку. Не так ли, Аполлон Григорьевич?
Лебедев выразил полное согласие.
– Лучше б вы перьями трясли, честное слово, – сказал он. – А я все гадал: с чего вдруг на афише замена вашего номера появилась?
Госпожа Стрепетова оказалась крепким орешком.
– Вы ничего не докажете! – заявила она.
– Ничего не собираюсь доказывать, – ответил Ванзаров. – Вас полиция будет допрашивать, задержат до выяснения, так что вашей карьере конец. Даже если выкрутитесь. Кто пустит на священную театральную сцену вероятных преступников?
