Госпожа Стрепетова оказалась крепким орешком.
– Вы ничего не докажете! – заявила она.
– Ничего не собираюсь доказывать, – ответил Ванзаров. – Вас полиция будет допрашивать, задержат до выяснения, так что вашей карьере конец. Даже если выкрутитесь. Кто пустит на священную театральную сцену вероятных преступников?
– Никто! – согласился Лебедев. – Лично об этом позабочусь…
– Вы не имеете права… – Стрепетова держалась из последних сил.
– А господин Лебедев закон нарушать не будет. Шепнет кому надо, и гастроли в Иркутск и Оренбург вам обеспечены. Ближе к столицам все равно не подпустят…
Мадам Стрепетова еще хотела что-то заявить, но губка ее задрожала и она зажала рот платочком. Сейчас женские слезы были бессильны. Ванзаров не заметил их.
Зато Стрепетов выкинул белый флаг.
– Мы можем договориться?
– Это зависит от вашей откровенности, – сказал Ванзаров.
– Да, конечно… – Он был готов на все.
– Только одни вопрос: кто вас нанял?
Стрепетов глянул на жену. Нина Васильевна не справлялась со слезами.
– Мы не знаем, – ответил он. И поторопился добавить: – Поверьте, это чистая правда…
Дело оказалось вот в чем. Несколько дней назад супруги получили щедрое предложение. Ангажемент состоял в том, чтобы сыграть обычных людей в обстановке сестрорецкого «Курорта». Для этого – полный гардероб для мужа и жены и щедрый аванс. Полный расчет после возвращения в столицу. Послание они получали с курьером. Согласием должен был стать букет роз на окне – условленный знак. Предложенных денег не заработать и за три года. Риска никакого, Стрепетова выставила вазу с розами. На следующее утро тот же курьер принес другое письмо. Супругам следовало прибыть в заранее снятый номер гостиницы «Версаль», где было приготовлено все для их поездки. Включая одежду, билеты на утренний поезд и чек аванса. Письма следовало сжечь перед отъездом. Что они исполнили без сомнений.
– Роли вам подробно расписали? – спросил Ванзаров.
– Лучше не придумать, как в пьесе, – ответил Стрепетов. – Так и шли по-написанному. Только вот четвертый конверт стал сюрпризом…
– Тут играть нельзя, тут надо верить в свою смерть.
– Мы все же надеемся, что актеров не отравят…
– Зря! – сказал Лебедев со злорадной улыбкой.
Стрепетова зарыдала в голос. Муж не мог ее утешить, сам еле держался.
– Как же так… Зачем же нас… – проговорил он.
– Что в ваших ролях про меня было написано? – спросил Ванзаров.
– Про вас там ничего не было. Нине полагалось сказать про призрак, если ее спросят.
– Значит, вы знали, что старушка Лилия Карловна и Веронин будут убиты.
– Нет, не знали! Клянусь вам! – Стрепетов готов был душу наизнанку вывернуть, чтоб ему поверили.
– Верится с трудом…
– Там ведь как было написано: когда мадам Дворжецкая пойдет на процедуру, Нине надо было увязаться за ней, сесть в очередь. А мне – когда Веронин пойдет на ингаляцию. Кто же знал, что у них слабое здоровье…
– А про мистера Маверика?
– И того проще: сказано было не лезть ни во что…
– Как вам, Аполлон Григорьевич, пьеса?
– Это похлеще танцев в перьях будет! – сказал Лебедев. – Не дам им за это противоядия. Пусть умрут в муках.
– Будьте милосердны… – Стрепетов бухнулся на колени. – Пощадите…
Это было совершенно недопустимо. Ванзаров потребовал немедленно прекратить дурной спектакль. Криминалист тоже получил свой осуждающий взгляд: нельзя так шутить над актерами, они же, как дети, во все верят.
– Господин Стрепетов, разве не узнали вашего загадочного курьера? – спросил Ванзаров.
– Да как его узнаешь… – Муж хлюпал носом и утирал слезы, не хуже жены. – Закутан в бекешу, весь в снегу. Нос один торчит…
– С прыщом.
– Именно так…
– Прошу не покидать номер до моего распоряжения, – сказал Ванзаров и, не прощаясь, вышел. Он не стал поддаваться мольбам «что же с нами будет», предоставив Лебедеву пригрозить пальцем.
– Вот ведь жулики в перьях! – сказал он, когда дверь в номер закрылась. – Жалько их, денег хотели заработать. Актеры ведь.
– На жалость времени не осталось. Пора нам познакомиться с курьером и его прыщавым носом… – сказал Ванзаров и саданул кулаком в дверь. – Лотошкин, откройте…
Створка немного приоткрылась и встала, во что-то уткнувшись. В щель потянуло сквозняком. Чтобы открыть, пришлось надавить.
Номер промерз. Окно, неплотно притворенное, раскрылось, впуская мороз. В комнате никого не было. Если не считать тела, лежащего ничком. Лебедев потребовал не мешать. Тронул пульс на горле, приоткрыл веко.
– Жив, сильный обморок…
– Сбежал ваш актер, Аполлон Григорьевич… – сказал Ванзаров. – Вещи бросил и сбежал. Ничего, в снегу далеко не убежит.
С пола послышался тяжкий стон. Францевич сидел, свесив голову. Он морщился от пузырька, который Лебедев совал ему под нос. Издалека запах был ужасающий. Ротмистр, ощутив его вблизи, пришел в себя. Потрогал затылок и опять застонал.
– Сзади напали? – спросил Ванзаров.
– Угодил в ловушку, – ответил Францевич, морщась, досталось ему основательно. – Услышал, что окно открывает, рама с треском поддавалась, потребовал открыть, меня впустили, ну и тут… Как в темноту провалился.
– Подняться сможете?
Не без помощи Лебедева ротмистр встал, его пошатывало. Но от дальнейшей помощи отказался: для офицера корпуса жандармов удар по голове – пустяк. И говорить не о чем.
– У входа караулить буду, – сказал он, все же придерживаясь за стену. – Оружие при мне.
Действительно, преступник не покусился на револьвер. Что в его положении было опрометчиво.
– Аполлон Григорьевич, пакуйте саквояж, – последовал приказ.
– Куда прикажите?
– В погоню, естественно, – сказал Ванзаров и показал пример, как должен бегать частный сыщик. Или чиновник сыска в отставке. Кому как нравится.
Сценический материал
Из комедии «БУРЯ» Вильяма Шекспира
для испытания господ артистов, желающих поступить в частные провинциальные театры, рекомендованный Министерством просвещения циркуляром № 467-Бис-05 лит. А
(на три лица, из коих одно должно быть испытуемым на место, а прочие – актеры означенной труппы)
МИРАНДА
Что это? духъ!
О Боже, какъ онъ смотритъ вокругъ себя!
Повѣрь мнѣ, мой отецъ,
Хоть облеченъ въ чудесную онъ форму,
Но это духъ!
ПРОСПЕРО
Нѣтъ, дочь, онъ ѣстъ и спитъ
И чувствуетъ, подобно прочимъ людямъ.
Тотъ юноша, который тамъ стоитъ,
На кораблѣ погибшемъ былъ съ другими,
И если бы печаль – червь красоты —
Его теперь собою не снѣдала,
Красавцемъ бы его ты назвала.
Товарищей онъ всѣхъ своихъ лишился —
И въ горести теперь онъ ищетъ ихъ.
МИРАНДА
Готова я божественнымъ созданьемъ
Его назвать.
Въ природѣ ничего
Прелестнѣе его я не видала!
ПРОСПЕРО
(въ сторону)
Такъ все идетъ, какъ я душой желалъ!
ФЕРДИНАНДЪ
Должно быть, вотъ богиня,
Которой служитъ этихъ пѣсенъ хоръ.
Не откажись моей молитвѣ внять:
Скажи мнѣ, ты ль на островѣ живешь, —
И научи, что долженъ дѣлать я?
Но первая къ тебѣ моя молитва,
Хотя ее я послѣ произнесъ,
Откройся мнѣ, о чудо изъ чудесъ, —
Ты созданная дѣва или нѣтъ?
МИРАНДА
Не чудо я, но дѣва, безъ сомнѣнья!
ФЕРДИНАНДЪ
Когда руки и дѣвственности вашей
Отъ васъ никто еще не получилъ,
То я готовъ васъ сдѣлать королевой Неаполя.
ПРОСПЕРО
(въ сторону)
Они теперь во власти другъ у друга;
Но надобно немножко затруднить
Ихъ счастiе, чтобъ легкость достиженья
Не сбавила для нихъ его цѣны.
(Фердинанду)
Я требую, чтобъ слушалъ ты меня.
Ты званiе высокое присвоилъ,
Но не тебѣ оно принадлежитъ.
На островъ мой ты, какъ шпiонъ, прокрался,
Чтобъ у меня хитро похитить то,
Чѣмъ я одинъ законно здѣсь владѣю.
ФЕРДИНАНДЪ
МИРАНДА
Въ такомъ чудесномъ храмѣ
Не можетъ быть дурного ничего!
ПРОСПЕРО
Скорѣй, иди за мною!
Измѣнникъ онъ: ни слова за него!
Стояла звездная ночь. Чистое небо после бури было темно и глубоко. Под ним лежало бескрайнее поле снега, условно разделяемое на залив и санаторий с парком. В ранней темноте белые холмы казались непроходимы. Куда бежать человеку, когда нет выхода? Ответ на вопрос зависит от человека. Ванзаров вовремя подумал об этом и затормозил «на всем скаку». Лебедев еле увернулся, чтобы не снести замерзшего друга.
– Что случилось? – тревожно спросил он.
– Думаю, – последовал ответ.
