— Невозможно! — возразил Вудворд. — Что же я за магистрат буду, если не смогу говорить?
— Это не мне решать, я только даю вам профессиональный совет. — Шилдс вновь подошел к верстаку, отложил зонд и открыл синюю керамическую баночку. — Это средство поможет вашим ноздрям, — сказал он, возвращаясь с банкой к Вудворду. — Возьмите одну.
Вудворд заглянул в банку и увидел что-то вроде дюжины небольших коричневых палочек, каждая длиной дюйма в два.
— Что это?
— Растительное лекарство из листьев конопли. Я сам ее выращиваю, поскольку это, кажется, одно из немногих растений, которые выживают в этом зверском климате. Давайте, вы увидите, что это полезное лекарство.
Вудворд выбрал одну палочку, на ощупь довольно маслянистую, и потянул было в рот, намереваясь разжевать.
— Нет-нет! — остановил его Шилдс. — Ее курят, как трубку.
— Курят?
— Да. Только с одним различием: дым надо втянуть глубоко в легкие, там подержать и медленно выдохнуть. — Доктор пододвинул свечу. — Вложите между губами и потяните через нее воздух.
Магистрат так и сделал, и Шилдс коснулся пламенем свечи закрученного кончика палочки. Вверх пошла тоненькая струйка синеватого дыма.
— Втягивайте, — велел Шилдс. — Иначе никакой пользы не будет.
Вудворд вдохнул изо всех сил. Горький дым обжег легкие, и от приступа кашля слезы выступили на глазах. Вудворд согнулся пополам, задыхаясь и стеная.
— Первые несколько затяжек действительно трудны, — признал доктор. — Смотрите, я покажу, как это делается.
Он сел, взял одну из конопляных палочек и зажег. Потом вдохнул с привычной легкостью. После небольшой паузы он выпустил дым изо рта.
— Видите? Требует некоторой практики.
Вудворд заметил, что глаза у доктора заблестели. Он снова попытался затянуться, и снова его скрутил кашель.
— Возможно, вы вдыхаете слишком много дыма, — предположил Шилдс. — Лучше это делать малыми дозами.
— Вы настаиваете, чтобы я подвергся этому лечению?
— Да. Вам станет намного легче дышать.
Шилдс снова затянулся, задрал подбородок и выпустил клуб дыма к потолку.
Вудворд сделал третью попытку. Кашель был уже не такой суровый. На четвертый раз он кашлянул всего два раза. К шестой затяжке давление в голове стало слегка слабеть.
Доктор Шилдс уже докурил свою палочку почти до половины. Он разглядывал тлеющий кончик, а потом перевел взгляд прямо на магистрата.
— Знаете, магистрат, — сказал он после долгого молчания, — вы очень хороший человек.
— И в чем это выражается, сэр?
— В том, что вы без жалоб выносите бахвальство и напор Бидвелла. На это способен только очень хороший человек. Видит Бог, вы, наверное, почти святой.
— Думаю, что нет. Я всего лишь слуга.
— О нет, больше чем слуга! Вы хозяин закона, что ставит вас выше Бидвелла, поскольку ему так отчаянно нужно то, что только вы можете ему дать.
— Но то же можно сказать и о вас, сэр, — возразил Вудворд. Он глубоко вдохнул, подержал дым внутри и выдохнул. Выдыхаемый дым расходился, сходился и снова расходился, как картинки в калейдоскопе. — Вы — хозяин исцелений.
— Хотел бы я им быть! — Шилдс гулко засмеялся, потом наклонился вперед и прошептал заговорщицким шепотом: — Как правило, я вообще не знаю, что делаю.
— Вы шутите!
— Нет. — Шилдс снова затянулся и выпустил изо рта клуб дыма. — Это горькая, но правда.
— Похоже, ваша укромность потеряла гвоздичку. То есть… — Вудворду пришлось остановиться, чтобы собрать разбегающиеся слова. Уменьшение давления в голове будто растрясло его словарь. — Ваша скромность потеряла уздечку, я хотел сказать.
— Быть врачом здесь… в этом городе и в это время… гнетущее занятие, сэр. Иногда при посещении больных я прохожу мимо кладбища. И порой возникает такое чувство, что лучше бы мне расположить свой кабинет среди могил, тогда ходить было бы ближе. — Он зажал конопляную палочку губами и довольно резко затянулся. Количество дыма, хлынувшего у него изо рта, внушало почтение. Глаза за очками покраснели и стали печальными. — Конечно, все дело в болоте. Люди не предназначены для того, чтобы жить так близко к миазмам. Они отягощают душу и ослабляют дух. Добавьте к этой печальной картине непрерывный дождь и наличие ведьмы, и я ради спасения своей жизни не мог бы найти для Бидвелла способ, как этому городу выжить. Люди каждый день покидают Фаунт-Роял… так или иначе. Нет, — он покачал головой, — считайте, что этот город обречен.
— Если вы действительно так думаете, почему вы не возьмете свою жену и не уедете?
— Мою жену?
— Да. — Вудворд тяжело заморгал. Ноздри почти прочистились, но туман в голове остался. — Женщина, которая мне открыла. Это ваша жена?
— А, вы про миссис Хейссен! Она работает у меня сестрой. Нет, моя жена и два сына — то есть один сын — живут в Бостоне. Моя жена — белошвейка. У меня было два сына. Один из них… — он затянулся, как показалось Вудворду, жадно, — …старший… был убит разбойником на Почтовой Филадельфийской Дороге. Это было уже… э-э… восемь лет назад, кажется, но некоторые раны не поддаются лечению временем. Если ваше дитя — не важно, какого возраста, — отнимут у вас таким образом… — Он выпустил дым, наблюдая за струями и вихрями, поднимающимися к потолку. — Извините, — прервал он себя, поднимая руку, чтобы вытереть глаза. — Я отвлекся.
— Если это не слишком бестактный вопрос, — начал Вудворд, — почему ваша жена осталась в Бостоне?
— Ну вы же не предлагаете, чтобы она приехала сюда? Кровь Христова, я даже слышать об этом не хочу! Нет, ей куда лучше в Бостоне, где к ее услугам вся современная медицина. Там соляные болота и приливные лужи укротили, поэтому испарения совсем не так вредны. — Шилдс приложился к конопляной палочке и медленно выпустил дым. — По той же причине Уинстон оставил семью в Англии, а Бидвелл даже и думать не смеет о том, чтобы его жена проделала весь этот путь — пусть даже на одном из его кораблей! Вы знаете, жене Джонстона здесь так не понравилось, что она вернулась в Англию и решила больше океан не переплывать. Можете вы это поставить ей в вину? Эта страна не для женщин, уж поверьте мне!
Вудворд, хотя его разум быстро заволакивало туманом, вспомнил, что хотел порасспрашивать доктора Шилдса.
— Кстати, про учителя Джонстона, — сказал он, хотя язык у него будто распух и покрылся кошачьим мехом. — Мне надо выяснить, хотя, я знаю, это должно очень странно звучать, но… вы когда-нибудь видели его деформированное колено?
— Колено? Нет, не видел. И не думаю, чтобы хотел видеть, поскольку врожденные деформации не входят в круг моих интересов. Но я ему продавал бинты и мазь, которые ему нужны были в связи с этой болезнью. — Шилдс нахмурился. — А почему вдруг такой вопрос?
— Просто я любопытен, — ответил Вудворд, хотя на самом деле здесь любопытен был больше Мэтью, чем он. — А… не слишком ли невероятно, чтобы мистер Джонстон мог… скажем, сбежать или взбежать по лестнице?
Доктор посмотрел на него так, будто у магистрата только что слетела крыша.
— Я так понял ваш ответ, что не мог бы.
— Абсолютно не мог бы. Ну, быть может, он мог бы подняться по ступеням с трудом, по одной, но с заметным трудом. — Он склонил голову набок, совиные глаза блеснули. — К чему все эти вопросы, Айзек? Можно мне вас так называть?
— Да, конечно. А мне можно называть вас Бенджамин?
— Естественно. Итак, друг мой Айзек, к чему все эти вопросы насчет колена Джонстона?
— Сегодня под утро дом мистера Бидвелла посетил вор. — Вудворд подался вперед. Дым волной заколебался между ним и доктором. — Кто бы он ни был, он украл золотую монету из комнаты моего клерка…
— А, да, — кивнул Шилдс. — Эта знаменитая монета. Я слышал про нее от Малкольма Дженнингса, когда он приходил прокалывать нарыв.
— Я столкнулся с вором в прихожей, — продолжал Вудворд. — Это был крупный мужчина и силен как бык. Я сражался изо всех сил, но был в невыгодном положении, поскольку он напал на меня сзади. — Сейчас в его воспоминаниях ему казалось, что именно так и было, и кто мог бы сказать, что это неправда? — Все случилось очень быстро, — сказал Вудворд, — я даже лица его не видел. Он выбил у меня из руки лампу и сбежал по лестнице. Я, конечно, знаю, что у мистера Джонстона увечье серьезное, но… мой клерк хотел узнать, смотрели ли вы его колено и способен ли он на подобные действия.
Шилдс захохотал:
— Ну не может быть, чтобы вы такое всерьез думали! Алан Джонстон — вор! Я бы сказал, что во всем Фаунт-Рояле нет человека, который бы меньше годился на эту роль! Он же из богатой семьи!
— Я так и предполагал, поскольку он посещал колледж Всех Святых в Оксфорде, но, знаете ли, угадать нельзя.
