— Следите за пальцами, — сказала Рэйчел со своей скамьи. — Если попытаетесь их стукнуть, они кусаются. Если крыса на вас ночью заползет, лучше лежать совершенно неподвижно. Она понюхает и уйдет.
— А та, что укусила вас в плечо? — спросил Мэтью. Он остался стоять, прислонясь к стене. — Она тоже только нюхала?
— Нет, эту я пыталась отогнать от ведра с водой. Оказалось, что они прыгают, как кошки, и я еще выяснила, что они все равно будут рваться к воде, что бы вы ни делали.
Мэтью взял собственное ведро с водой, которое Грин недавно наполнил из большого бака, и отпил из него щедрую порцию. Достаточную, как он надеялся, чтобы утолить жажду на всю ночь. Потом поставил ведро на пол в противоположный угол, как можно дальше от своего соломенного ложа.
— Грин приносит воду только через день, — сказала Рэйчел, наблюдая за его действиями. — Когда вас одолеет жажда, вы не побрезгуете пить после крыс.
Мэтью вспомнил еще об одном затруднении, куда худшем, чем проблема крыс и ведра. Грин принес также пустое ведро для отходов организма. Мэтью сообразил, что ему придется стаскивать штаны и пользоваться ведром — рано или поздно — прямо на глазах у женщины. И она тоже должна будет пользоваться своим без всякой завесы или ширмы. Он подумал, что предпочел бы лишних два удара плети такому полному отсутствию малейшего уединения, но не ему было выбирать.
Вдруг из трещины в стене камеры метнулась темная тень и направилась прямо к ведру. На глазах у Мэтью крыса — черная, мохнатая, красноглазая, размером с его ладонь — ловко забралась по стенке ведра и перегнулась через край, лакая воду, вцепившись когтями в дерево. Через секунду за ней последовала другая, затем третья. Твари оторвались от питья, чтобы потрещать, как прачки у колодца, а потом, нарушив строй, разбежались и снова втиснулись в трещину.
Ночь обещалась очень долгая.
У Мэтью было с собой несколько книг благодаря заботливости магистрата, который принес их сегодня вечером из библиотеки Бидвелла, но свет такой тусклый, что читать невозможно. Вудворд сообщил ему, что имел интересный разговор с доктором Шилдсом, и расскажет подробнее, когда Мэтью выйдет на свободу. А сейчас Мэтью ощущал, как стены и решетки смыкаются над ним. Не имея достаточно света, чтобы читать или писать, когда в стенах пищали и скреблись крысы, он боялся не совладать с собой и опозориться на глазах Рэйчел Ховарт. Конечно, это не должно иметь значения, потому что она, в конце концов, обвиняется в убийстве — и гораздо худших вещах, — но все же он хотел предстать крепким дубом, а не жалкой осинкой, которой себя сейчас ощущал.
В тюрьме было тепло и влажно. Рэйчел опустила сложенные ладони в ведро и смочила лицо, смывая соленую испарину, скопившуюся на щеках и на лбу. Она также охладила себе горло, не обращая внимания на двух крыс, которые с писком дрались в углу камеры.
— Сколько времени вы уже здесь? — спросил Мэтью, сидя на скамье и подобрав колени к груди.
— Сейчас вторая неделя мая?
— Да.
— Меня сюда бросили на третий день марта.
При одной этой мысли Мэтью вздрогнул. Что бы ни сделала эта женщина, она была из более крепкого теста, чем он.
— Как же вы это выдерживаете день за днем?
Женщина закончила полоскать горло и ответила:
— Разве у меня была иная возможность, кроме как выдержать? Может быть, я могла бы превратиться лепечущую идиотку. Полагаю, я могла бы сломаться, упасть на колени и сознаться в ведьмовстве у ног нашего прекрасного мистера Бидвелла. Но следует ли мне идти навстречу смерти таким образом?
— Вы могли бы прочесть перед ним молитву Господню. Это заслужило бы вам некоторое милосердие.
— Нет, — ответила она, устремляя на него горящие янтарные глаза, — не заслужило бы. Как я вам уже говорила, я отказываюсь произносить то, что в этом городе лишено смысла. И даже если бы произнесла, это не изменило бы ничьего мнения о моей виновности. — Она снова сложила ладони ковшиком, и на этот раз вода потекла по спутанной гриве черных волос. — Вы же слышали, что сказал магистрат. Если бы я произнесла молитву Господню, это была бы хитрость Дьявола для спасения моей шкуры.
Мэтью кивнул:
— Надо отдать вам должное, вы правы. Бидвелл и все прочие составили себе о вас мнение, и ничто их не поколеблет.
— Кроме одного, — сказала она твердо. — Если открыть, кто действительно убил преподобного и моего мужа и кто сплел это зло вокруг меня.
— Открыть — только половина решения. Вторая половина — представить доказательства, без которых открытие окажется впустую.
Замолчав, Мэтью сразу услышал звуки, издаваемые крысами, и потому решил говорить, чтобы занять чем-то мысли.
— У кого могла быть причина совершить эти преступления? Есть у вас какие-нибудь догадки?
— Нет.
— Ваш муж вызвал чей-то гнев? Кого-нибудь обманул? Или он…
— Дело не в Дэниеле, — перебила она. — Дело во мне. Меня выбрали предметом этого фарса по тем же причинам, по которым изгоняли из церкви. Моя мать была португалкой, мой отец — темноволосым ирландцем. Но я унаследовала цвет кожи матери и ее глаза. Это меня выделяет, как ворону среди голубей. Только у меня такой цвет в этом городе. И кто бы не увидел во мне иную, ту, которой надо бояться, потому что она — иная?
Мэтью подумал и о другой причине: о ее экзотической красоте. Вряд ли когда-нибудь на улицы Фаунт-Рояла ступала нога женщины более миловидной, чем Рэйчел Ховарт. Ее смуглая кожа и темные волосы явно вызывали неприятие у многих — если не всех — в этом обществе бледных лиц, но тот же самый оттенок смотрелся как румяная кожица запретного плода. Никогда в жизни Мэтью не видел никого ей равного. Она скорее казалась гордым зверем, чем страдающим человеком, и он подумал, что это качество тоже может раздуть огонь мужской похоти. Или угли женской ревности.
— Улики против вас… — начал Мэтью и тут же сам поправился: — Видимые улики против вас подавляют. Рассказ Бакнера может пестреть дырами, но сам он верит, что сегодня рассказал правду. То же самое с Элиасом Гарриком. Он твердо верит, что видел вас… как бы сказать… в интимном общении с Сатаной.
— Тоже ложь, — сказала она.
— Вынужден не согласиться. Я не думаю, что они лгут.
— То есть вы думаете, что я — ведьма?
— Я пока не знаю, что я думаю. Возьмем, например, кукол. Их нашли под полом вашего дома в кухне. Женщина по имени Кара…
— Грюнвальд, — перебила Рэйчел. — Она своего мужа ущипнула за ухо за то, что он заговорил со мной, задолго еще до всего этого.
— Мадам Грюнвальд во сне видела место, где лежат куклы, — продолжал Мэтью. — Как вы это объясните?
— Просто. Она сама их сделала и подложила.
— Если она так глубоко вас ненавидела, зачем же она уехала из Фаунт-Рояла? Почему не осталась свидетельствовать перед магистратом? Почему не доставила себе удовольствия потешить свою ненависть, оставшись посмотреть на вашу казнь?
Теперь Рэйчел смотрела в пол. Она покачала головой. Мэтью сказал:
— Если бы я сделал таких кукол и спрятал их под полом, я бы постарался быть среди зрителей в тот день, когда вы покинете землю. Нет, я не верю, чтобы мадам Грюнвальд участвовала в их создании.
— Николас Пейн! — вдруг сказала Рэйчел и снова подняла глаза на Мэтью. — Он был одним из троих мужчин, которые вломились в мой дом в ту мартовскую ночь, связали меня веревками и бросили через задний борт фургона. Он был и одним из тех, кто нашел кукол.
— Кто были остальные двое, что отвели вас под арест?
— Ганнибал Грин и Аарон Уиндом. Этого рассвета я никогда не забуду. Меня вытащили из кровати, и Грин обхватил меня локтем за горло, чтобы я перестала кричать. Я плюнула Уиндому в лицо и получила за это пощечину.
— Кукол нашли Пейн, Гаррик, Джеймс Рид и Кельвин Боннард, — сказал Мэтью, вспомнив, что говорил Гаррик в тот вечер, когда они приехали. — Можете ли вы придумать хоть одну причину, по которой Пейн или кто-то из остальных изготовили кукол и там спрятали?
— Нет.
— Что ж, ладно. — Мэтью увидел, как еще одна темная полоска скользнула по полу камеры. На его глазах крыса влезла на край ведра и стала пить. — Допустим, что Пейн по какой-то причине сделал этих кукол и положил под половицу. Почему же именно мадам Грюнвальд увидела во сне, где они лежат? Почему не сам Пейн, если он так старался представить против вас вещественные доказательства? — Он поразмыслил над вопросом и решил, что нашел возможный ответ. — А не было у Пейна… гм… отношений с мадам Грюнвальд?
— Не думаю, — ответила Рэйчел. — Кара Грюнвальд жирная, как свинья, и половину носа у нее оспа сожрала.
— А! — Мэтью еще подумал. — Тем меньше причин у нее было покидать Фаунт-Роял, если она изготовила кукол и знала, что вы будете ложно обвинены. Нет, тот, кто их сделал, все еще здесь — в этом я уверен. Человек, который даст себе труд организовать такой обман, останется посмотреть, как вы будете умирать. — Он глянул в ее сторону через решетку. — Простите за прямоту.
