– Снова? – повернулся Калина Аггеевич.
– Да. Ночью на меня двое таких напали, когда я спал.
– Молодец, Алексей Николаич! Ты спал, а они напали… Но ты живой. Они, стало быть, нет?
– Куда им с камер-юнкером совладать! – как мог пошутил сыщик. – А эти двое, похоже, справились бы. Второго, что со спины, я даже не видел. И револьвер дома остался…
– Да, вовремя я подъехал.
– Ну, спасибо, что ли! Черт! Кто они?
– Это онива-бан. «Садовники».
– Садовники?
– Пойдем в дом. Я тебе все объясню.
Трупы «айнов» отвезли в окружной лазарет. Там скопилось уже несколько мертвых японцев… Особняком лежали два линейца, несчастные часовые. Ротный командир предложил Лыкову не ходить на их отпевание – так безопаснее. Учитывая неимоверную дерзость нападавших, это не казалось преувеличением. Дважды атаковать начальника округа в собственном доме! Причем второй раз – средь бела дня. Но Лыков отмахнулся. Еще он будет трусить. Не дождутся. К тому же после неудачи, понеся потери, непонятные «садовники» наверняка затихнут. Они сильно обожглись. Тогда на горном перевале Алексея поджидали шестеро. Теперь четверо остывают в морге. Сколько их еще на острове? Секретные дела не терпят многолюдства.
Лыков заперся с Голуновым в кабинете и потребовал:
– Валяй, рассказывай!
Калина Аггеевич вздохнул.
– Окно задерни, мало ли что.
Сыщик сдвинул занавески и выставил на стол бутылку разбавленного спирта.
– Что за садовники?
Комендант вздохнул, словно собирался на Голгофу, и начал свой рассказ:
– В Японии развито ремесло тайного шпионства. Всегда так было, с древности. Есть шайки, которые кормятся этим пятьсот-шестьсот лет. У них свои школы, учебники, есть профессоры насчет убийства. Делают японцы это очень разнообразно, нам такое даже на ум не придет. Покажется чудесами! Ты привез бамбуковую трубочку, помнишь? Из нее действительно плюются отравленными иголками. Это называется фукуми-бари. А железные звезды бросают в цель, и очень метко. Называются они сэнбан. Есть также мечи, кинжалы или, к примеру, серп на длинной цепочке. Серьезное оружие! Но они умеют убивать и голыми руками. Например, «искусство костяных пальцев». Это наука драться на кулаках. Не помню, как оно по-японски [64]. Или еще есть школа, где учат биться ногами. Вообще, эти люди очень опасны, и белому человеку с ними не совладать. У них совсем другая манера боя. Подпускать «садовников» к себе никак нельзя. Но и на расстоянии они могут убить – той же брошенной звездой. С ними лучше было бы не связываться. Но ты уже связался…
– Так. Значит, это все-таки якудза? – блеснул редким словцом Лыков. – Ихние «иваны» переправляют наших за деньги. Как я с самого начала и предполагал.
– Снеси свои предположения в нужник, – невесело усмехнулся комендант. – Якудза… Какое ты слово-то знаешь! И уже возгордился небось. Нет, тамошние «иваны» ни при чем. Переманивает наших беглых Кансейкеку.
– Что за кукареку? – вспыхнул Алексей. – Скажи по-русски! Это фамилия, что ли, такая?
– Кансейкеку называется секретное отделение императорского штаба. Японская военная разведка.
Лыков помолчал, обдумывая услышанное, потом спросил:
– Для чего им наши беглые?
– Сам понимаешь, для чего. Делают из них шпионов.
– Каких шпионов?
– Своих, каких! И отсылают в Россию.
– Зачем японцам шпионы в нашей империи? Не собираются же они с нами воевать? Это глупость!
Голунов пожал плечами.
– Нация прочная. Дай им время, и они наведут шороху!
– Но шпионы! Какие из наших уголовных шпионы?
– Прежде всего их учат. А уголовные – народ лихой. Им закон не закон. Предприимчивые, черти! Потому они-то как раз годятся. А японцам деваться некуда. Они по наружности своей не могут сами в России шпионить, их сразу видно. У нас косоглазые наперечет. Случись что, они все и пропали… Вот военные и придумали нанимать наших фартовых.
– И что, соглашаются?
– Ты же сам показывал мне карточки из Нагасаки. Помнишь? Это были те, кто не согласился. Сказал: ну вас к чертям с вашим шпионством, я пошел… Кто его, дурака, отпустит? Не для того с Сахалина вытаскивали.
– А куда именно в Россию отсылают?
– Обычно недалёко, в Приморье. Но некоторых, я знаю, сажали на пароходы: в Одессу, Виндаву, Петербург. Поляки в Варшаву просятся.
– С чужими документами сажают?
– Не со своими же.
– М-да… Значит, японские военные создают в России агентурную сеть. Так?
– Ну да.
– Однако глупо же, глупо! Пусть я «иван». Переплыл пролив Лаперуза. Японцы мне говорят: давай шпионь на своих, не то зарежем. Конечно, я соглашусь! Для вида. А как попаду домой, плюну на микадо и займусь своими делами. Купил другой паспорт и снова граблю-убиваю… Кто мне указ? Настоящие «иваны» никому не кланяются! Как засядет такой на Горячем поле – наплевать ему на всю Японию.
– Просто так тебя не отпустят. Возьмут расписку, что ты согласен шпионить. Если в течение года на связь не вышел, бумагу отсылают в жандармский корпус. И тебя ловят всем миром. А когда обратно попадешь на Сахалин, то уж не обессудь… Прикончат. Если же служить честно, то дают хорошее жалованье.
– Опять чепуха! Плевали «иваны» и на жандармов!
– Кто-то, конечно, сорвется. Но есть готовые послужить, в свободное от грабежей время. Много японцы не требуют: уголовные идут в основном в курьеры. Второсортные, так сказать, шпионы – все больше на подхвате. За хороший бакшиш почему не согласиться?
– А кто настоящие тогда? Кто первый сорт?
– Этого я в точности не ведаю. Враги царя-батюшки, надо полагать…
– Какие враги?
– Ну политические. Особенно поляки. Из кавказцев есть. Но поляков больше всех.
– Как мне о них выяснить?
– Говорю же, не ведаю! – вздохнул Голунов. – Не моя епархия. Я по уголовным проходил, от нас эти дела скрывают.
– Ага… Откуда ты все знаешь? Ты один из них?
– Да. Я корсаковский староста. Ты был прав: сахалинская «цепочка» существует, конец ее здесь, и заведую им я.
– И почему ты мне это сейчас рассказал?
– Да не собирался я ничего раскрывать. Жил не тужил, пятнадцать тысяч в год загребал. Тут ты свалился! Сразу начал про моих косоглазых приятелей вынюхивать. Куда мне деваться? Одна надежда была: что ты ничего не узнаешь и по осени вернешься домой. Но ты обнаружил. На свою голову, а теперь и на мою. Однако я и тогда молчал. Не знаю. Может, и позволил бы им убить Лешку Лыкова? Не знаю… Но ты направился в Мауку, прямо в их засаду. А я… Я рылся без тебя в твоих бумагах. И нашел прошение на Высочайшее имя. Насчет помилования. Думал-думал, все никак не мог решить, на чьей стороне. А когда понял про ловушку, сел на коня и поехал тебя вытаскивать.
– И снова смолчал…
– Да. Страшно было сознаваться. Опять же, думал, «садовники» напугаются, что я вроде как переметнулся, и отстанут. От тебя. Ну а я уж как-нибудь… Вытащу им Царя с кандальной, и все они на хрен уплывут. Ты ничего не поймешь, а я опять шепну коньками. Но они твердо решили Лыкова убить. Пришлось определиться.
– Значит, ты сейчас тоже у них на мушке, как и я.
– Само собой.
– Ну хоть мы теперь вместе, как на войне было.
– Слышь, Алексей Николаич. Может, ты их отпустишь? Черт бы с ними! Шкуру из-за такого дерьма подставлять…
– Кого отпущу? Царя с эсаулами? Чтобы они и дальше кровь ведрами лили? Дулю им!
И надворный советник сложил кукиш.
– Понятно. Значит, мы с тобой влипли…
– А может, это «садовники» твои влипли? Вон уж сколько мы их настреляли!
Но Калина Аггеевич не вдохновился.
– Они, вишь ли, всегда все выполняют, что обещали. Им за это и платят. Знал бы ты, что там за люди…
– Расскажи, и буду знать.
– Чего уж теперь. Конечно, расскажу.
Комендант снова вздохнул, еще печальнее.
– Люди, какие за тобой охотятся, называются по-разному. Тёдзя, кандзя, синоби, кёдан… другие есть слова. Это все одно и то же: шпионы, лазутчики. И убийцы. Вот именно те, что на Сахалине – онива-бан, сиречь садовники. Потому что они будто бы выращивают при одном монастыре сад. На самом деле это прикрытие. Монастырь тот – секретная школа шпионства. Находится он на острове Хонсю в уезде Кога. А нанимает «садовников» на работу тайное общество Гэнъёся, или «Общество черного океана».
– Ты же сказал, военные! Эти… как их? Кукареку.
– Военные – только заказчик. Не может же разведка послать на Сахалин своих офицеров! Вдруг всплывет? Большой скандал. Здесь, в Корсаковске, есть лишь один военный, капитан Такигава. Ты его знаешь под именем Ёэмона, хозяина бакалейной лавки.
