Палач вдруг насторожился. Он взглянул на сундук снаружи, потом снова заглянул внутрь. Вне всякого сомнения, сундук был не таким глубоким, каким казался со стороны. Куизль вставил один из железных прутков в щель между днищем и задней стенкой, и деревянное основание с легкостью отошло. В тайнике лежали письма, связанные по дюжине шелковыми лентами. Они-то и источали интенсивный аромат роз.
«Смотри-ка, милый монашек, – мрачно подумал Куизль. – Какую бы тайну ты ни скрывал, теперь это уже не тайна».
Палач внимательно прислушался, не шел ли кто по коридору, но единственное, что он услышал, это приглушенное пение богомольцев, произносивших Символ веры. Значит, до конца мессы оставалось еще минут пятнадцать.
Куизль кончиками пальцев вынул одно из писем и развернул его. Это было любовное письмо, полное страстных признаний и клятв. И адресованное, ни много ни мало, наставнику Лаврентию. Палач пробежал взглядом строки, пока не наткнулся на подпись.
Всем сердцем любящий тебя Виталис…
Куизль задумчиво повертел в руках надушенное письмо. Действительно, подручный Виргилиуса! Судя по всему, Виталис и наставник были в более близких отношениях, нежели полагалось целомудренным бенедиктинцам. Может, брат Лаврентий убил своего любовника, потому что тот решил выдать его? И похищение часовщика тоже его рук дело? Как бы то ни было, письма из тайника могли стать смертельным ядом в руках человека, готового использовать их самым бессовестным образом. Куизль сам хоть и не казнил еще монахов-содомитов, но по другим случаям знал, что беднягам этим грозил по меньшей мере костер, если не погребение заживо.
В это мгновение из коридора донеслись шаги. Палач быстро сложил письма в сундук, вернул на место второе дно и запер крышку. Но когда хотел уже выскочить в коридор, понял, что опоздал. Шаги почти поравнялись с дверью, теперь послышались и обрывки фраз. Вероятно, подходили двое мужчин. Куизль встал возле двери в надежде, что они пройдут мимо.
Они, как нарочно, остановились прямо перед дверью.
– И чего тебе вздумалось уводить меня на разговор во время мессы! – услышал палач хриплый голос. – Советую придумать что-нибудь поумнее, Лаврентий, почему мне пришлось пропустить святое причастие.
Ему ответил мягкий, плаксивый голос:
– Брат Бенедикт, я больше не знаю, кому довериться. Я ведь уже рассказывал тебе про эту мелодию.
– Ну и что? – последовал резкий ответ.
– Я снова ее слышал, на том же самом месте! Эта кукла, она где-то там, внизу! – Он настолько понизил голос, что Куизль едва мог его расслышать. – Она ищет нас, Бенедикт! И она знает о наших преступных деяниях.
Куизль вздрогнул. Если он не ошибся в именах, то перед дверью стояли библиотекарь Бенедикт и наставник Лаврентий! Палач затаил дыхание и взмолился, чтобы им не вздумалось войти в келью.
– Не понимаю, о чем ты, – ответил брат Бенедикт. – К тому же давно уже доказано, что убийства суть дело рук брата Йоханнеса. Сплетню про голема мы распустили, чтобы во время праздника никому не взбрело в голову спуститься туда. А теперь ты сам же в нее поверил, дурак!
– А как же облатки? – Брат Лаврентий издал отчаянный смешок. – Может, брат Йоханнес выкрал их, протянув руку из подвала? Говорю же тебе, это был голем, этот проклятый автомат Виргилиуса!
– Брехня! – огрызнулся библиотекарь. – Может, у Йоханнеса есть сообщники, мне почем знать? В любом случае преступник есть, и ладно. Облатки уж и вовсе не проблема. Мы просто поменяем их на другие и спокойно продолжим наше дело.
– Ты забыл про дароносицу. Ее тоже украли, а люди знают, как она выглядит.
Куизль хотел удостовериться, что люди за дверью те самые, о ком он подумал. Он наклонился к замочной скважине и сквозь узкую щель действительно увидел старого библиотекаря: тот как раз задумчиво потирал губу подагрическим пальцем.
– С дароносицей и верно возникнут кое-какие трудности, – пробормотал он. – Точно такую же мы за это время сделать не успеем. Но я уверен, в праздничной суматохе никто и внимания не обратит.
– Как можно оставаться таким бесчувственным! – Куизль разглядел теперь и наставника: тот расхаживал, ломая руки, взад-вперед по коридору. – Убиты два человека, может, даже три, а где-то под нами бродит этот монстр! Вообще не надо было нам использовать этот подвал… Теперь все всплывет на поверхность!
– Ничего не всплывет, если ты успокоишься, – прошипел брат Бенедикт. – И с нами тоже ничего не случится. Мы с братом Экхартом собственными руками закрыли вчера вход в катакомбы тяжелой плитой. Для уверенности. Теперь ничего оттуда не вылезет, что бы там ни скрывалось.
– Ты сам знаешь, что есть и другие входы, – со страхом заметил наставник. – Они отмечены на плане. Может, мы их тоже запрем?
Библиотекарь пожал плечами:
– С этим будет сложнее. Планы пропали.
– Пропали? – Брат Лаврентий воздел руки к небу, лицо у него побелело. – Бога ради, как они могли пропасть?
– Проклятие, мне откуда знать? – рявкнул Бенедикт. – Я держал их у себя, посреди множества книг и прочих документов. Вчера, когда я хотел на них взглянуть, их там не оказалось! Я уже начал подозревать кого-то из вас или, может, Мауруса…
– Господи… Думаешь, настоятель раскрыл наши замыслы?
– Если и так, то скрывает он это хорошо. Но может быть и так, что все эти события до того его отвлекают, что ему просто не до наших дел. Тем лучше для нас. А теперь послушай меня.
Библиотекарь ткнул кривым пальцем в грудь наставника, так что брат Лаврентий испуганно отступил.
– Тебе всегда перепадало что-нибудь с нашей маленькой тайны. И гнездышко вы там с Виталисом себе соорудили, и при дележе каком ты с пустыми руками не оставался. Так что теперь держи рот на замке. Что бы там ни сидело внизу, скоро оно или с голоду помрет, или через какую-нибудь дыру сбежит. Запомни, колдун у нас уже есть, и зовут его Йоханнесом! Совсем скоро запылает костер, паломники разойдутся, и мы сможем все продолжить, как прежде. Но только в том случае, если ты перестанешь полошиться. Понял? Только если ты успокоишься!
Наставник нерешительно кивнул:
– Я… понял.
– Тогда ступай в свою келью и немного отдохни. Потом, вот увидишь, и эта мелодия смолкнет.
– Быть может, ты и прав. Я… я устал. Для меня это все как-то уж слишком.
Куизль с ужасом увидел, как повернулась дверная ручка и дверь чуть приоткрылась. Он отскочил к стене и встал сбоку от дверного проема. Голоса стали заметно громче.
– Я сейчас вернусь в церковь и скажу, что тебе нездоровится, – сказал библиотекарь. – А потом мы спокойно…
Он резко замолчал, и палач слишком поздно заметил, что правая его нога торчала из-за косяка.
– Что за… – начал брат Бенедикт.
Но в этот момент лицо ему припечатало дверью. Монах с криком осел на пол и схватился за окровавленный нос. Наставник тоже шарахнулся назад. Он прижался спиной к стене и расширенными от ужаса глазами уставился на гиганта, что выскочил из его кельи и устремился к выходу.
– Держи его! – завизжал библиотекарь. – Держи этого мнимого францисканца! Я с самого начала знал, что ему нельзя верить. Это дьявол в человеческом обличье!
Брат Лаврентий сделал несколько нерешительных шагов, однако слова Бенедикта нагнали на него еще больше страха. Наставник упал на колени, перекрестился и проследил, как одетый в черное великан скрылся в дверях.
* * *После встречи с настоятелем в удивительном саду Магдалена поспешила с детьми в лазарет. Разговор с братом Маурусом, его рассказы о древних богах и скрипучих автоматах занимали теперь все ее мысли. Ей необходимо было поговорить с Симоном. Быть может, у него найдется свободная минутка, чтобы пройтись немного, а детей она пока вверила бы Маттиасу.
Добравшись до бывшей конюшни, женщина сразу заметила, что больных заметно прибавилось. Среди них лежали и несколько каменщиков из Шонгау; они метались со стонами на койках, а Якоб Шреефогль в это время ходил от одного к другому и прикладывал холодные компрессы. Советник за последние дни просто преобразился. Его некогда опрятный жилет теперь был запачкан грязью, а брюки, тоже грязные, порвались. И, несмотря на это, шагая между рядами коек, Шреефогль казался едва ли не счастливым человеком. Он поднял голову и бодро взглянул на дочь палача.
– А, Магдалена! – воскликнул он. – Вы, наверное, ищете Симона. – Показал куда-то через плечо кружкой дымящегося отвара. – Он там, смешивает какие-то снадобья. Боюсь только, времени у него найдется не так уж много.
– Это мы еще посмотрим, сколько у него на жену времени найдется, – процедила Магдалена, и слова ее прозвучали слишком уж злобно.
Она взяла детей за руки и обошла несколько коек. Симон сидел за столом в дальнем углу сарая, взвешивал на маленьких весах перемолотые травы и высыпал их в горшок. Вид у лекаря был крайне сосредоточенный, глаза сощурены, брови нервно подергивались. Он как раз насыпал на весы зеленоватый порошок с ложечки.
