Я знал, что услышу такие слова. Я подумал о жене и детях.
— А что насчет льва? — спросил Симут. — Нельзя, чтобы люди видели, что царь возвратился без добычи.
— Убейте ручного и покажите народу, — ответил Эйе, завершая тему. — Никто не заметит разницы.
С этими словами он удалился, настояв, чтобы царица сопровождала его. Мы с Симутом остались стоять возле худого тела царя — юноши, чья жизнь была нам доверена. Он был олицетворением нашего поражения. Что-то закончилось здесь, на этом мешке с кожей и костями. И началось нечто другое: война за власть.
— Сомневаюсь, что даже Эйе сумеет это скрыть, — сказал Симут. — Люди умеют понимать знаки, и отсутствие царя в общественной жизни будет замечено очень скоро. Учитывая, что это произойдет непосредственно после фанфар по поводу царской охоты и ожидания его торжественного возвращения, удержать слухи будет невозможно.
— Поэтому-то Эйе и стремится похоронить Тутанхамона как можно скорее и провозгласить себя царем, — ответил я. — Кроме того, ему нужно держать Хоремхеба на расстоянии как можно дольше.
— Но военачальник бдителен, словно шакал. Я уверен, он почует эту смерть и ухватится за возможность выступить против Эйе, — сказал Симут. — Не самая радужная перспектива.
Мы стояли, глядя на нежное мертвое лицо царя. Помимо прочего, в сказанном заключалось гораздо большее: возможная катастрофа для Обеих Земель, если борьба за власть не разрешится достаточно быстро.
— Меня больше всего беспокоит то, что Анхесенамон настолько уязвима для них обоих, — сказал я.
— Это вызывает серьезную озабоченность, — согласился Симут.
— Будет ужасно, если Хоремхеб прямо сейчас вернется в Фивы.
— И будет ужасно, если он вступит в этот дворец, — отозвался он. — Но как это можно предотвратить, если здесь находится его жена? Возможно, ее следует куда-нибудь отослать…
Услышанное было для меня новостью.
— Мутнеджемет здесь? Она живет во дворце?
Он кивнул.
— Но ее имя не произносилось ни разу за все это время, — удивился я.
Симут наклонил голову ближе ко мне.
— О ней никто не говорит прилюдно. Между собой люди говорят, что она безумна. Она живет в покоях, за пределами которых никогда не появляется. Говорят, все ее общение ограничивается двумя карликами — но по ее ли собственной воле или потому, что так повелел муж, я не знаю.
— Вы хотите сказать, что она здесь в заточении?
— Называйте как хотите, но свободы она не имеет. Она — семейная тайна.
Мои мысли понеслись вперед, словно пес, внезапно почуявший рядом с собой запах преследуемой дичи.
— Сейчас я должен заняться делами, но давайте поговорим потом, где-нибудь в другом месте. Что вы теперь будете делать? — спросил он.
— Ну, очевидно, будущего у меня нет, — отозвался я с легкостью, которой не чувствовал.
— Но вы еще не в оковах.
— Подозреваю, что если я попытаюсь покинуть дворец, то со мной приключится какое-нибудь странное происшествие.
— Тогда лучше оставайтесь. У вас здесь есть задача: охранять царицу. Взамен могу предложить вам защиту моей стражи и такую безопасность, какую способно обеспечить мое имя.
Я с благодарностью кивнул.
— Но прежде всего я должен сделать одну вещь. Мне нужно поговорить с Мутнеджемет. Вы знаете, где расположены ее комнаты?
Он покачал головой.
— Это держат в секрете, даже от меня. Но вам известен человек, который, вероятно, сможет провести вас туда.
— Хаи?
Симут кивнул.
— Спросите его. И помните: то, что произошло, — не ваша вина. И не моя.
— Вы думаете, люди этому поверят? — отозвался я.
Он покачал головой.
— Однако это правда, а это все еще кое-что значит, даже в нашу эпоху всеобщего обмана, — заключил Симут, повернулся и оставил меня одного в покоях царя, рядом с мертвым юношей.
Почему никто никогда не упоминал о Мутнеджемет? Даже Анхесенамон, ее родная племянница. Тем не менее все это время сестра Нефертити, жена Хоремхеба, главнокомандующего армиями Обеих Земель, жила в заточении здесь, во дворце Малькатта! Возможно, она была всего лишь бедной безумной женщиной, которой стыдится семья, из-за чего ее и держали под замком подальше от посторонних взглядов. Но все же она была ниточкой, связующей царскую династию и Хоремхеба. Он женился ради власти, а теперь, похоже, молча смирился с тем, что его жену держат взаперти.
Я размышлял об этом, когда дверь комнаты медленно, беззвучно отворилась. Я ждал, гадая, кто же войдет. К кровати по каменному полу тихо скользнула облаченная в темные одежды фигура.
— Остановись!
Вошедший застыл.
— Повернись ко мне, — приказал я.
Фигура медленно развернулась. Это была Майя, кормилица. На ее искаженном горем лице отразилось презрение. Затем она тщательно и прицельно плюнула в меня. Ей было нечего терять. Я вытер слюну с лица. Майя подошла к телу усопшего. Она нежно склонилась над своим царем и почтительно поцеловала его холодный лоб.
— Он был моим дитем. Я кормила его и заботилась о нем со дня его рождения. Он доверился тебе. И погляди, что ты привез обратно! Я проклинаю тебя. Я проклинаю твою семью! Да постигнет вас такое же несчастье, какое постигло меня! — Ее лицо побагровело от гнева.
Не ожидая — и, очевидно, не желая — ответа, она принялась обмывать тело водой с раствором соды. Я присел на табурет и стал смотреть. Она действовала с бесконечной заботой и любовью, зная, что скорее всего в последний раз дотрагивается до него. Майя обмыла его безвольные руки, его вялые кисти, каждый палец по очереди, и вытерла их, словно беспомощному ребенку. Затем мягко прошлась тряпкой по неподвижной узкой груди, протирая каждое ребро во всю длину, протерла тонкие плечи, неглубокие подмышки. Затем провела тряпкой по всей длине его здоровой ноги и нежно — вокруг гноящейся раны на сломанной, словно тот еще мог чувствовать боль. Наконец она опустилась на колени у его ног. Я слушал тихий плеск в тазу с ароматной водой, маленький водопад, когда кормилица выжимала тряпку, повторяющиеся движения тряпки между пальцами ног, вокруг хрупких лодыжек и по всей длине его мертвых ступней, которые старая кормилица поцеловала, когда закончила работу.
Слезы капали с ее подбородка: она молча плакала. Затем Майя сложила руки Тутанхамона на груди, по освященному временем обычаю, для того, чтобы другие впоследствии вложили в них золотой скипетр и плеть, царские символы Верхнего и Нижнего Египта, а также Осириса, первого царя, владыки Иного мира. В конце концов она вынула из одного из сундуков для одежды изящное золотое ожерелье и украшенную драгоценностями золотую пектораль — в середину был инкрустирован скарабей, толкающий красный сердоликовый солнечный диск вверх, навстречу новому дню, — и возложила их на грудь усопшему.
— Теперь он готов встретиться с Тем, кто над тайной, — прошептала кормилица.
Она уселась на табурет возле стены, как можно дальше от меня, и начала шептать молитвы.
— Майя! — окликнул я ее.
Кормилица не обратила на меня никакого внимания. Я попробовал еще раз:
— Где находятся покои Мутнеджемет?
Майя открыла глаза.
— О, теперь, когда уже поздно, он наконец задает нужный вопрос!
— Скажи мне, почему это нужный вопрос?
— С чего я должна тебе что-то говорить? Для меня все уже кончено. Для тебя тоже. Ты должен был послушать меня раньше. Больше я ничего не скажу. Я буду молчать вечно.
Я решил не отступаться, но в этот момент дверь открылась, и в комнату вошел хери-сешета — «Тот, кто над тайной». На нем была маска Анубиса, Бога мертвых, в виде головы шакала; за ним шли его помощники. Обычно тело уносили в помещение для бальзамирования, подальше от жилых покоев, и там обмывали, извлекали внутренности, высушивали солями, намазывали маслом и забинтовывали. Но я предполагал, что в данном случае Эйе, настаивавший на секретности, приказал, чтобы тело оставалось в этой комнате. Жрец-чтец принялся декламировать первые указания и магические формулы, в то время как низшие чиновники вносили в комнату все необходимое — инструменты, крюки, обсидиановые ножи, смолы, воду, соль, пальмовое вино, пряности, а также множество бинтов, которые потребуются для всего долгого процесса. Помощники хери-сешета установили на четыре деревянные стойки, придав ей наклон, деревянную доску для бальзамирования и затем почтительно подняли тело царя и переложили его туда. Позже, в ходе долгого ритуала, набальзамированное тело будет облачено в погребальную пелену, затем забинтовано, а затем — поскольку это царь — в складках и между слоями тонкой льняной ткани будут спрятаны бесценные камни, кольца, браслеты, ожерелья и магические амулеты (в частности, с заклинаниями для особой защиты), причем каждое движение будет сопровождаться формулами и заклятиями, ибо любое действие, если ему хотят придать ценность в посмертной жизни, должно в точности соответствовать традиции. Под конец лицо царя накроют погребальной маской — последняя золотая личина должна будет отличать усопшего, чтобы его духи, ка и ба, смогли воссоединиться с его телом в гробнице.
