— А! — Мэтью еще подумал. — Тем меньше причин у нее было покидать Фаунт-Роял, если она изготовила кукол и знала, что вы будете ложно обвинены. Нет, тот, кто их сделал, все еще здесь — в этом я уверен. Человек, который даст себе труд организовать такой обман, останется посмотреть, как вы будете умирать. — Он глянул в ее сторону через решетку. — Простите за прямоту.
Рэйчел какое-то время молчала, а крысы продолжали пищать и скрестись в стенах.
— Вы знаете, я действительно начинаю склоняться к мысли, что вас здесь оставили не шпионить за мной, — сказала она наконец.
— Это верно. Я здесь, к сожалению, за совершение уголовного преступления.
— Нападение на кузнеца, вы говорили?
— Я вошел в его сарай без разрешения, — объяснил Мэтью. — Он на меня напал, я ранил его в лицо, и он потребовал удовлетворения. Поэтому — трое суток и три удара плетью.
— Сет Хейзелтон — человек очень странный. Не сомневаюсь, что он на вас напал, но по какой причине?
— Я обнаружил у него в сарае спрятанный мешок, а он не хотел, чтобы этот мешок вытащили на свет божий. Как он утверждает, в мешке — вещи его покойной жены. Но я думаю, там было что-то совсем другое.
— Что же тогда?
Он покачал головой:
— Не знаю. Но намереваюсь выяснить.
— Сколько вам лет? — неожиданно спросила она.
— Двадцать.
— И вы всегда были такой любознательный?
— Да, — ответил он. — Всегда.
— Судя по тому, что я сегодня видела, магистрат не ценит вашего любопытства.
— Он ценит правду, — сказал Мэтью. — Иногда мы приходим к ней разными дорогами.
— Если он решит поверить в то, в чем меня обвиняют, то заблудится в чаще, — сказала она. — Скажите, почему выходит так, что вы — клерк — скорее готовы поверить в мою невиновность, чем ученый магистрат, слуга закона?
Мэтью подумал над вопросом, прежде чем дать ответ:
— Может быть, потому, что я раньше никогда не видел ведьмы.
— А магистрат видел?
— Ему никогда не приходилось судить ведьму, но он знает судей, которым приходилось. Я также думаю, что на него большее впечатление, чем на меня, произвели Салемские процессы, потому что мне тогда было только тринадцать лет и я жил в приюте. — Мэтью опустил подбородок на колено. — Магистрат за свою карьеру изучил все накопленные знания английского права, — сказал он. — Среди этих знаний есть такие, которые построены на основе средневековых верований. Я, поскольку всего лишь младший клерк и еще не погрузился в подобные знания, не придерживаюсь так сильно их концепций. Однако вы должны понимать, что магистрат Вудворд — весьма либеральный юрист. Будь он полностью в средневековых настроениях, вы бы уже сгорели.
— Чего же он ждет? Если я все равно буду гореть, зачем тогда свидетели?
— Магистрат хочет дать вам возможность ответить на обвинения. Это правила соответствующей процедуры.
— К черту процедуру! — огрызнулась Рэйчел и встала. — К черту обвинения! Это все ложь!
— Грубости не улучшат вашего положения, — спокойно сказал Мэтью. — Я бы предложил вам от них воздержаться.
— А что улучшит? — вопросила она, подходя к решетке. — Упасть на колени и просить прощения за преступления, которых я не совершала? Подписать передачу земли моего мужа и всего своего имущества и поклясться на Библии, что никогда более не буду наводить порчу на жителей Фаунт-Рояла? Ответьте мне! Чем я могу спасти свою жизнь?
Хороший был вопрос. Настолько хороший, что у Мэтью не оказалось на него ответа. Лучший, что он смог найти, был такой:
— Всегда есть какая-то надежда.
— Ах, надежда! — желчно произнесла Рэйчел. Ее пальцы обернулись вокруг прутьев решетки. — Может, вы и не шпион, но вы лжец, и сами это знаете. Для меня надежды нет. И не было никогда с того утра, как меня выволокли из моего дома. Меня казнят за преступления, которых я не совершала, а убийца моего мужа останется на свободе. Где тут надежда?
— Эй, там! Тихо!
Это Ганнибал Грин подал гулкий голос от входа. Он вошел в тюрьму, неся в руке фонарь, и за ним брела грязная и оборванная личность, которую Мэтью видел в последний раз при свете горящего дома. У Гвинетта Линча висел на боку мешок для крыс, сумка из коровьей шкуры через плечо и остроконечная палка в руке.
— Привел вам компанию, — пророкотал Грин. — Малость почистит эту дыру.
Рэйчел не ответила. Сжав губы, она вернулась на свою скамейку и села, накрыв голову и лицо капюшоном.
— Где будете работать? — спросил Грин у крысолова, и Линч показал рукой на камеру напротив Мэтью.
Он вошел внутрь и ногой разгреб на полу грязную солому, освобождая небольшой круг. Потом полез в карман штанов, вытащил оттуда и бросил на пол горсть кукурузных зерен. Снова рука его исчезла в кармане, и к зернышкам присоединились кусочки картофеля. Из сумки Линч достал деревянную банку, а из нее вытряхнул какой-то порошок по периметру круга. Тот же коричневый порошок он рассыпал повсюду по соломе и у основания стен.
— Я вам нужен буду? — спросил Грин.
Линч покачал головой:
— Могу застрять.
— Тогда вот вам ключи. Запрете, когда кончите. Не забудьте фонарь потушить.
Произошла передача ключей, и Грин вышел. Линч еще натряс коричневого порошка в солому, проведя дорожки от углов стен до круга.
— Что это? — осведомился Мэтью. — Какой-то яд?
— В основном толченый сахар, — ответил Линч. — И чуточка опиума. От него крысы балдеют, медленные становятся. — Он закрыл крышку деревянной банки и сунул ее в сумку. — А что? Хочешь мою работу перехватить?
— Пожалуй, нет.
Линч ухмыльнулся. Он прислушался к писку и визгу крыс, которые явно учуяли запах предложенного угощения.
Линч надел свои замшевые перчатки, потом привычным движением снял кусок дерева, закрывавший лезвие на конце палки. Из сумки он достал какое-то пугающее приспособление с пятью кривыми лезвиями, похожими на небольшие когти, и прикрутил к концу палки. Два металлических зажима с силой вошли в пазы, закрепив страшное устройство, и Линч поглядел на него с заметной гордостью.
— Видал такую штуку, пацан? — спросил он. — Я их этим могу по две-три за раз брать. Сам придумал.
— Искусное устройство, ничего не скажешь.
— Полезное устройство, — поправил Линч. — Хейзелтон для меня его сделал. Изобретательный мужик, когда дает себе труд шевелить мозгами.
Он наклонил голову, прислушиваясь к шорохам в углу.
— Во, послушай! Дерутся за свою последнюю жрачку! — Ухмылка его стала шире. — Эй, ведьма! — позвал он Рэйчел. — Покувыркаемся, пока тебя не сожгли?
Она не удостоила его даже малейшим движением.
— Подберись к ней поближе, мальчик, и штуку свою выставь. Может, она тебе ее пососет.
Он расхохотался, когда Мэтью густо покраснел, а потом подтянул скамейку, бывшую в камере, поближе к расчищенному кругу. Поставив ее так, чтобы ему было удобно, Линч вышел взять с крюка фонарь и вернулся с ним в камеру. Фонарь он поставил в нескольких футах от круга, потом сел на скамью, скрестив под ней ноги и обеими руками держа свою острогу с пятью лезвиями.
— Теперь уже недолго, — объявил он. — Они распробовали вкус этой сладкой дури.
Мэтью видел, как блестят при свете фонаря светло-серые глаза крысолова. Такие ледяные глаза подошли бы больше призраку, нежели человеку. Линч снова заговорил — тихим, низким, почти певучим голосом:
— Выходите, выходите, выходите, детки. Выходите, выходите, кушайте конфетки!
Он повторил это еще два раза, каждый раз тише и больше напевая, чем говоря.
И тут действительно здоровенная черная крыса вошла в круг смерти. Она понюхала кусок картошки, подергивая хвостом, потом схватила зубами кукурузное зернышко и бросилась снова в темноту.
— Выходите, выходите, выходите, детки, — пел Линч почти шепотом. Он вглядывался в круг, ожидая, чтобы крысы вышли туда, где ему будет видно. — Выходите, выходите, кушайте конфетки.
Появилась еще одна крыса, схватила кукурузное зерно и бросилась наутек. Но следующая крыса, вошедшая в круг, двигалась медленнее, и Мэтью понял, что это действует подслащенный опиум Линча. Одурманенная крыса пожевала кусок картошки, потом встала на задние лапы, уставившись на свечу в фонаре как на свет небесный.
Линч оказался быстр. Палка мелькнула размытой полосой, раздался высокий визг наколотой крысы. Линч тут же сломал зверьку шею, потом снял труп с лезвия и бросил в мешок. Все это заняло меньше секунды, и снова Линч сидел с палкой наготове и тихо напевал:
— Выходите, выходите, выходите, детки. Выходите, выходите, кушайте конфетки…
В следующую минуту Мэтью стал свидетелем еще двух казней и одного близкого промаха. Линч хоть и мерзкий тип, но свое дело знает, подумал он.
Крысы, входящие в круг, теперь проявляли все признаки летаргии. Пир на сахаре с опиумом явным образом притупил у них инстинкт самосохранения. Очень у немногих хватило быстроты уйти от ножей Линча, и почти все они погибали, не успев даже повернуться. Некоторые умирали в таком изумлении, что даже не пискнули, когда их пронзало лезвие.
