— Эх, сейчас бы селедочки с лучком да колбаски, поджаренной в собственном соку! — отложив на время подзорную трубу, с мечтательной улыбкой потянулся усталым позвоночником дозорный, и тут же, вспомнив про политическую сознательность, домечтал:
— И хорошо бы скорее пустить на дно эту лохань со всей этой публикой, заставив скрипачей в обмен на спасение пиликать «Боже царя храни!». Вот это был бы праздник!
Бывший рабочий, а до этого деревенский огородник, этот простой солдат революции так бы и прожил свой век, мечтая лишь о жратве, выпивке и девках. Но судьба не обидела. Как-то по пьяному делу пырнул он ножом своего же фабричного мужичка и загремел за это в острог. А там сошелся с политическими. Они просветили деревенского лаптя насчет его дремучести, наполнили его жизнь высоким смыслом борьбы за освобождение всего трудового народа. На этой светлой столбовой дороге вчерашний полуграмотный рабочий превратился в былинного богатыря, которому доверено участвовать в уничтожении главного народного мучителя и кровопийцы — царя. Ради этой цели не страшно было и поголодать.
Наблюдатель снова взял подзорную трубу и тут же заинтересованно подался вперед, навалившись грудью на подоконник. К яхте приближался паровой катер. Вскоре он пришвартовался не к причалу, а сразу к борту «Полярной звезды», как обычно бывает в открытом море. Дозорный узнал в одном из прибывших на катере людей командира яхты, его спутники тоже не вызвали у него подозрений, ибо все они тоже, судя по форме, являлись морскими офицерами. Подождав, пока прибывшие скроются в носовой надстройке, наблюдатель вновь перевел бинокль на корму.
* * *
Рядом с «Полярной звездой», прикрывая ее со стороны моря своим огромным корпусом, стоял броненосец. Поблизости, приткнувшись к причальной стенке, были пришвартованы также еще два эсминца. Но они казались крошечными по сравнению с огромным линейным кораблем. Еще издали броненосец поразил Вильмонта своими размерами. И чем ближе он приближался к нему, тем больше восхищения вызывал огромный корабль у сухопутного офицера. Броненосец был весь черный, закован в тяжелую крупповскую броню, словно исполинский черный рыцарь. На броненосце имелись три толстые дымовые трубы, напоминающие башни, и масса надстроек. По мере приближения катера одна из двух закрепленных на баке бронированного корабля-стражника орудийная башня грозно начала поворачиваться в сторону подозрительного суденышка. Сигнальщик на носу катера тут же замахал флажками, передавая укрытому в башне расчету, что идут свои, не стреляйте! Однако прошло еще несколько минут, прежде чем в черепной коробке морского чудовища — на его бронированном мостике решили, что угрозы действительно нет, и дали отбой всем постам. Но все это время многочисленная артиллерия корабля, в том числе основа ее разрушительной мощи — восемь башенных орудий главного калибра продолжали угрожающе шевелиться. Впечатление было не самое приятное.
Однако толку от этой плавучей бронированной батареи было не больше, чем от неполного рыцарского доспеха. В Средневековье обедневшие рыцари старались хотя бы со стороны неприятеля выглядеть достойно. На последние деньги они покупали стальные нагрудники и передники, поножи — и все это в надежде, что дворянская мораль не позволит вражескому рыцарю ткнуть копьем их в открытый зад.
Анри был уверен, что революционеры кусают себе локти, наблюдая в бинокль, как по палубе своей личной яхты преспокойненько прогуливается император. Наверняка террористы попытаются купить где-нибудь дальнобойное орудие подходящего калибра, доставить его в город по частям, собрать у себя на квартирке и попытаться дотянуться до своего главного врага. Во всяком случае, и такой вариант нельзя было полностью исключить.
Обо всем об этом Вильмонт собирался сообщить лично государю во время аудиенции. Добиться этой встречи оказалось очень не просто, но новые важные сведения о заговорщиках, которые добыл Вильмонт, не могли не произвести впечатления на начальника охраны царя генерала Черевина, к которому Вильмонт обратился. Пожалуй, впервые на памяти Вильмонта серьезные решения принимались с такой быстротой. Его визит на царскую яхту был согласован с секретариатом государя меньше чем за два часа.
За несколько последних лет Вильмонт был первым офицером тайной полиции, которого допустили на палубу царской яхты вопреки установленному Александром III правилу: «На отдыхе никакой политики, никаких разговоров о террористах!» Но ситуация сложилась настолько опасная, что держать государя в неведении было бы преступлением. А чтобы не вызвать переполох в стане противника, Анри облачился для визита на «Полярную звезду» во флотскую форму, благо он приехал в Гельсингфорс под видом морского офицера.
Где обычно обретаются звезды, по тем или иным причинам сошедшие с орбиты славы и успеха? Ответ на этот вопрос Вильмонт нашел на грязном постоялом дворе, куда он приехал вместе со штабс-ротмистром Кошечкиным в поисках одной погасшей знаменитости. Когда-то участие Петра Долматовского в спектакле гарантировало ему аншлаг и прекрасные кассовые сборы. Каждое появление на сцене кипящего талантом могучего красавца с гордой осанкой и ястребиным взором имело бешеный успех. Его сильный оперный бас разносился над зрительным залом, как глас пророка, завораживая публику страстностью монологов. Долматовскому с одинаковой легкостью давались роли королей и нищих, любовников и злодеев. Лучшие антрепренеры осаждали талантливого самородка с самыми выгодными предложениями. На афишах его фамилию писали отдельно от других, занятых в постановке актеров обязательно крупными буквами. Критики писали о молодом актере, как о подающем большие надежды новом Щепкине[33].
Но не сбылось и не сложилось. Все это осталось в прошлом. Не сумев совладать с широтой собственной натуры, Долматовский очень быстро расплескал свой талант. В столицах его место давно заняли новые кумиры. Бывшая знаменитость теперь все больше колесила по маленьким провинциальным городкам, еврейским местечкам и казачьим станицам в составе третьесортных трупп, довольствуясь скромными гонорарами. Нередко случались с Долматовским конфузы, вроде того, что произошел с артистом неделю назад, когда он по причине запоя отстал от очередной труппы.
Однако, несмотря на полное жизненное фиаско, Долматовский продолжал чувствовать себя корифеем, этаким принцем крови в изгнании, который верит, что однажды с кучкой верных роялистов вернется в свое королевство, публика тут же перейдет на его сторону, и занявшим чужое место узурпаторам и самозванцам придется уступить ему трон. Именно в таком своеобразном таланте нуждались пожаловавшие по его душу жандармы. Когда они шли по гостиничному коридору, дверь одного из номеров впереди с грохотом распахнулась, и оттуда вылетел человек. Вслед ему несся грозный бас, напоминающий густой медвежий рык:
— Еще раз придешь требовать денег — зашибу!
Выкинутый из номера человек, судя по его внешности гостиничный коридорный, поднялся с пола, потер изведавший сапога зад и понуро захромал навстречу жандармам, расстроенно и недоуменно бормоча себе под нос:
— За что зашибу? Где это видано, чтобы шесть дней постоялец проживал в номерах, заказывал обеды и ужины и отказывался платить. А еще считает себя приличной особой, башибузук окаянный!
— Знаете что, — задумчиво останавливаясь, сказал Вильмонту Кошечкин, — я, пожалуй, не пойду к этому бешеному Гамлету. Да и вам не советую. Теперь на него надо смирительную рубашку надевать, а не договариваться с ним.
Вильмонт с недоумением посмотрел на бравого начальника железнодорожной жандармерии, который за долгую службу не раз доказывал свою храбрость, смело бросаясь на воровские ножи и бандитские стволы.
— Да вы не думайте, — смутился Кошечкин, нервно потирая свой толстый загривок. — По правде сказать, опасаюсь не совладать со своим характером. Я ведь на службе своей огрубел нравом: в гневе могу и скулу кулаком своротить. А тут как-никак свой брат актер, натура тонкая, художественная.
Старый жандарм покраснел и признался:
— Я в прошлом месяце на даче у Анны Константиновны Вельской тоже одну ролишку получил: Отелло играл в домашнем театре. Даже ваксой меня вымазали… Так что увольте… Я вас лучше здесь подожду. Если уж господин актер и на вас набросится, тогда зовите. Делать нечего, придется бить морду жрецу Мельпомены.
— Вы тоже от хозяина этого караван-сарая? — встретил Вильмонта подозрительным вопросом большой человек в халате, надетом прямо на голое тело.
Впрочем, когда Вильмонт вошел в номер, он вначале никого не увидел. Некоторое время заинтригованный Анри пытался понять, куда делся обладатель громоподобного голоса, пока не заметил дырочку в стоящей у стены ширме, а за ней человеческий глаз. Актер разглядывал нового посетителя, как обычно глазел на зрительный зал у себя в театре перед спектаклем — через отверстие в кулисе.
