– Вот!
– Что это, братец? – слегка поморщился от бесцеремонности нового гостя «надворный советник».
– Это депозитный билет, – произнес купчик, после чего гордо обвел присутствующих мутноватым взглядом подвыпившего мужчины. – На двести тыщ!
Тишина, повисшая в кабинете, и главное, билет в двести тысяч рублей – по сути, бумажка, но какая! – тотчас извинили как беспардонность купца, так и сивушный дух, от него исходивший. Человека, вот так запросто и даже весело отдающего в руки другого человека двести тысяч рублей, следовало уважать. Как и другого человека, принявшего такую сумму. Это значило одно: человеку, в руки которого передавались такие деньги, причем без всякого залога, безусловно, можно было доверять…
– Послезавтра я принесу вам деньги, – нарушил молчание «граф», довольно пристально наблюдавший за сценой с подвыпившим купцом и, очевидно, сделавший нужные выводы. – К какому часу надлежит к вам явиться?
– К полудню, – ответил Долгоруков.
– Тогда… разрешите откланяться?
– Да, благодарю вас.
– Это я вас благодарю, – улыбнулся «граф» и со значением похлопал по пузатому боку саквояжа.
Когда Давыдовский ушел, снова повисла тишина.
– Так что, я в доле? – весело спросил Африканыч, который в последнее время столь приноровился играть разнокалиберных купцов, что даже более походил на торговое сословие, чем настоящие купцы.
– В доле, – ответил «надворный советник», пряча депозитный билет в ящик стола.
– Так, значит, я пошел? А то небось в «Славянском базаре» меня уж заждались… Гуляю я, видите ли.
– Да уж вижу, – усмехнулся «надворный советник». – Ступайте с миром.
– А когда, стало быть, за деньгами явиться? – задал самый важный вопрос подгулявший купец.
– Вам сообщат, не беспокойтесь, – ответил «Луговской».
– А я и не беспокоюсь, – хохотнул купец и, сделав ручкой Огонь-Догановскому и Плейшнеру, покинул кабинет.
– Уф, – выдохнул «надворный советник», словно с уходом купчика у него свалился камень с плеч. – Итак, господа, шампанского? Отметим ваш успех парой бутылочек «Вдовы»?
– Прошу прощения, Сергей Васильевич, – вышел из глубокого раздумья Плейшнер. – А позвольте узнать, вы что, затеваете новую игру на бирже?
Огонь-Догановский метнул быстрый взгляд на Плейшнера, затем перевел взгляд на Долгорукова. Всеволод Аркадьевич, хоть и ждал подобный вопрос, но казался несколько смущенным.
«Это игра, или Сева и правда смущен»? – подумалось Алексею Васильевичу. Додумать он не успел, поскольку Долгоруков просто ответил:
– Да, Иван Яковлевич, на Петербургской бирже затевается очень крупная игра… Так что, я велю принести шампанского?
– А мне… нам нельзя принять в ней некоторое участие?
Это был момент, которого ждали все. И вышедший из кабинета Ленчик, теперь плотно прижавший ухо к кабинетной двери. И «граф» Давыдовский, в настоящее время курящий сигару в дальних комнатах особняка, что было явлением редчайшим и означало крайнее его волнение. И выряженный богатым купчиком Африканыч, сидящий напротив «графа» в глубоком кресле и бросающий тревожные взгляды то на дверь, то на курящего Давыдовского. И старейший из бывших «валетов» Алексей Васильевич Огонь-Догановский, который, услышав вопрос Плейшнера, внутренне содрогнулся и подобрался, как это бывает с гончими псами, когда они уже видят настигаемую добычу. И, конечно же, Всеволод Аркадьевич Долгоруков, главный охотник, загонщик, ежели, конечно, так можно обозначить его роль в разыгрываемом представлении, «акте втором»…
– Простите, что вы сказали? – будто бы не понял вопроса Сева.
– Нам с Алексеем Васильевичем, – Плейшнер незаметно сглотнул, – можно будет принять участие в вашей новой игре?
– Иначе, вы хотите войти в долю?
– Да, – не совсем уверенно ответил Плейшнер.
Эта неуверенность не ускользнула от взора Долгорукова. Он посмотрел на Огонь-Догановского, словно ища помощи, и Алексей Васильевич это понял.
– Я бы тоже хотел просить вашего согласия на наше участие в новой игре, – произнес он. – В частности, на мое личное участие.
– Вы уверены? – быстро спросил его «надворный советник».
– Совершенно, – ответил Огонь-Догановский.
– И вы слышали о размерах взноса? – осторожно поинтересовался «Луговской» и испытующе посмотрел на старика.
– Разумеется… Двести тысяч, – ответил Огонь-Догановский. И через короткую паузу добавил: – Думаю, что я смогу найти такую сумму к полудню послезавтра.
– Я тоже, – уже без тени сомнения произнес Иван Яковлевич.
И правда, это что же получается: все, кто принесет эти злосчастные двести тысяч, получат барыши, а он? Он тоже хочет заиметь быстрые и легкие деньги… Кстати, каков планируется прибыток?
– Скажите, а каков возможен процент прибыли? – задал вполне резонный вопрос Плейшнер.
– В этот раз игра особенно крупная, не менее двукратного, – ответил Долгоруков и искоса глянул на директора банкирской конторы. – То есть сто процентов чистой прибыли.
– То есть, отдав двести тысяч рублей, я получу четыреста? – не поверил своим ушам Плейшнер.
– Именно так, – подтвердил Сева.
– И за какой срок?
– Я полагаю, не более двух недель, – раздумчиво ответил Долгоруков.
Двести тысяч за две недели!
Вероятно, это не слишком законно – заполучить такие весьма и весьма приличные дивиденды за столь короткий срок. И деньги, полученные в качестве прибыли, честно говоря, будут не столь уж и праведными. Впрочем, те операции, что он проворачивает в своей банковской конторе, в частности с выигрышными заемными билетами и ломбардными квитанциями, тоже не очень праведны и вряд ли законны. Так что из того? Всякий обогащается как может. Время нынче, господа, такое… Как гласит пословица, «с трудов праведных не построишь палат каменных».
– А позвольте узнать, бумагами каких фирм или предприятий вы будете оперировать на бирже? – спросил Плейшнер, глядя мимо «Луговского».
К этому вопросу Сева был готов. Они с Африканычем проштудировали столичные «Биржевые ведомости» Стаса Проппера за весь год, познакомились с напечатанными там годовыми отчетами акционерных обществ и банков и остановили свое внимание на «Ленском золотопромышленном товариществе» и Акционерном обществе «Владикавказская железная дорога». Ленское товарищество дышало на ладан, прибыли не давало, и его акции номиналом 750 рублей расценивались на бирже не выше 250–270 рублей. В данном случае, принимая также во внимание, что банкирский дом «Гинцбург», владеющий Ленскими приисками, показал в годовом отчете едва ли не дефицит оборотных средств, вполне уместно было говорить про игру на понижение акций «Лензолото».
Про игру на повышение акций следовало говорить, касаясь Владикавказской железной дороги, самой доходной из всех российских железных дорог, построенных частным капиталом. Первый участок ее, связавший Ростов, Армавир, Минводы и Владикавказ, был уже построен и вовсю функционировал, и была заложена новая железнодорожная ветка, которая должна была соединить станцию Тихорецкую с Новороссийском. Помимо прочего, строительство «железки» курировал сам Кавказский Наместник и Главнокомандующий Кавказской армией генерал-фельдмаршал великий князь Михаил Николаевич, брат императора, а в число акционеров дороги входили, помимо членов царской семьи и придворной аристократии, такие мудрые головы, как Путилов, Вышнеградский и Давыдов. Последние трое господ вкладывать собственные капиталы в сомнительное или малодоходное дело не стали бы, это ясно, как божий день…
– По правде говоря, данной информацией я предпочитаю ни с кем не делиться, – ответил Сева после недолгого раздумья. – Однако, принимая во внимание значимость вносимой вами суммы, ваше любопытство вполне естественно и понятно. Да оно, собственно, и не любопытство в полной мере, а совершенно объяснимый интерес делового человека, вкладывающего деньги в неизвестное ему предприятие. Я вас правильно понимаю, господин Плейшнер?
– Совершенно правильно, – подтвердил Иван Яковлевич и для пущей убедительности кивнул головой.
– Хорошо, я сделаю исключение из правила и скажу вам… Это Акционерное общество «Владикавказская железная дорога». Мы играем на повышение…
* * *
Хорошая вещь телеграф. В чем-то даже великая!
Можно сходить на почту и послать телеграмму в Санкт-Петербург своему двоюродному брату по матери Срулику Коваленскому. Телеграфировать ему, так сказать, интересующие вопросы: правда ли ожидается повышение курса акций «Владикавказской железной дороги» и стоит ли их покупать. И в самом скором времени получить ответ: «Да».
С появлением буквопечатающих телеграфных аппаратов Дэвида Юза фирмы «Сименс и Гальске», скорость передачи которых была в шесть раз больше скорости аппаратов господина Морзе, для того чтобы дождаться ответа, можно было вообще не покидать почтовое помещение. Еще Срулик Коваленский мог бы телеграфировать Плейшнеру, что после закрытия официальных биржевых собраний вечерами в Милютинском ряду и на Невском проспекте собираются биржевые «зайцы», которые, готовясь к следующему биржевому собранию, скупают и продают акции, и наиболее популярными сделками являются как раз операции с акциями «Владикавказской железной дороги». Но делать этого он не стал по одной простой причине: телеграфные услуги были весьма дороги, и Коваленскому было просто жаль денег. Поэтому он телеграфировал Плейшнеру на его вопрос простое «да», что, впрочем, Ивану Яковлевичу было вполне достаточно.
