– Лука, глава восьмая, стих первый. «Он проходил по городам и селениям, и с Ним двенадцать, и некоторые женщины, которых Он исцелил от злых духов и болезней: Мария, называемая Магдаленою, из которой вышли семь бесов…» – Глаза монаха сверкнули в свете свечи. – В тебе тоже семь бесов, Магдалена. И я изгоню их из тебя, позже, когда твоя миссия здесь будет завершена. И тогда ты будешь чиста и непорочна. Целомудренная дева. Не тревожься, мы найдем тебе место в монастыре.
Он направился к выходу и еще раз обернулся.
– Я спасу тебя, Магдалена.
Монах улыбнулся на прощание, затем открыл дверь и исчез в проеме. В замке со скрипом провернулся ключ. Шаги стали отдаляться и наконец совсем умолкли.
Магдалена осталась одна с ангелами, евангелистами и Спасителем, у распятия которого склонились и плакали две женщины.
Симон заглянул в неподвижные глаза мужчины, лежавшего перед ним на кровати, и отставил в сторону свою сумку. Лекарю уже не нужно было слушать сердце, прощупывать пульс или подставлять зеркало к носу: он и так знал, что мужчина мертв. Симон легонько прикрыл ему глаза и повернулся к его жене, которая всхлипывала рядом.
– Я пришел слишком поздно, – сказал он. – Ваш муж теперь в лучшем мире.
Крестьянка кивнула и посмотрела на своего мужа, словно одним лишь взглядом могла его оживить. На вид Симон дал бы женщине лет сорок, но от тяжелой работы в поле, ежегодных родов и плохой пищи она рано постарела. Растрепанные волосы ее поседели, в уголках рта и вокруг глаз залегли глубокие морщины. За потрескавшимися губами виднелось несколько желто-черных зубов. Симон подумал, уж не будет ли и Магдалена так же выглядеть лет через двадцать…
Он всю ночь думал о дочери палача. Как ей там в Аугсбурге? Ее отец до сих пор не получал от нее никаких вестей. Он со дня на день ждал ее приезда, но из-за непогоды последних дней вполне возможно, что возвращение немного затянется. Магдалена, скорее всего, дожидалась, когда сможет присоединиться к торговцам, которые надеялись, что погода станет лучше. И грабежи прекратятся…
Из раздумий его вырвал детский плач. Девочка лет четырех хватала мертвого отца за лицо. У дальней стены с опущенными головами стояли еще шестеро крестьянских детей. Двое из них сильно кашляли, и лекарь взмолился, чтобы и до них не добралась эта лихорадка.
За последние две недели от таинственной болезни умерли более тридцати человек, в основном старики и дети. На кладбище Святого Себастьяна возле городской стены скоро не останется места, и уже начали раскапывать старые могилы умерших от чумы. Симон с отцом перепробовали все, что можно. Они пускали кровь, ставили клизмы, готовили отвар из листьев липы и дикого майорана. Бонифаций Фронвизер в поисках зелья против лихорадки взялся даже за книги так называемой «черной медицины». Когда отец принялся вымачивать сушеных жаб в уксусе и растирать в порошок мышиный помет, Симон с руганью ушел из дома.
– Только вера может помочь! – прокричал отец ему вслед. – Вера! Нам все равно ничего больше не остается!
От одной лишь мысли о действиях отца Симон невольно выругался под нос. Мышиное дерьмо и сушеные жабы! Скоро они начнут пентаграммы рисовать на дверях больных. Вот если бы у него было хоть немного иезуитского порошка! Лекарство, получаемое из древесной коры в западной Индии, наверняка справилось бы с лихорадкой, юный лекарь в этом не сомневался. Но последние остатки порошка Симон давно уже истратил, а следующий венецианский торговец появится здесь только в марте, когда перевалы вновь станут проходимыми.
Лекарь снова повернулся к крестьянке и ее кашлявшим детям.
– Теперь очень важно, чтобы ты похоронила мужа как можно скорее, – сказал он. – Возможно, в нем есть что-то такое, что может заразить и тебя, и детей.
– Дух?.. – с ужасом спросила крестьянка.
Симон сокрушенно покачал головой.
– Нет, не дух. Представь себе маленьких существ…
– Маленькие существа? – Лицо крестьянки стало еще бледнее. – В моем Алоизе?
Симон вздохнул:
– Забудь и просто похорони его.
– Но земля ведь мерзлая, нам придется ждать, пока…
В дверь постучались. Симон оглянулся: на пороге стоял маленький грязный мальчик и смотрел на лекаря с некоторой долей страха и уважения.
– Вы городской врач? – спросил он наконец.
Симон кивнул. Про себя он обрадовался такому обращению, ведь большинство горожан до сих пор считали его всего лишь избалованным сынком местного лекаря. Франтом и щеголем, которому не хватило денег на обучение в Ингольштадте.
– Меня… меня послали Шреефогли, – сказал мальчик. – Велели передать, что Клара кашляет и харкает соплями и мокротой. Вам бы зайти к ним как можно скорее.
Симон закрыл глаза в безмолвной молитве.
– Только не Клара, – прошептал он. – Господи, только не Клара!
Лекарь схватил сумку, коротко попрощался с крестьянкой и поспешил вслед за мальчиком. По пути к рыночной площади, где жили Шреефогли, Симон непрестанно думал о Кларе. В последние дни столько всего случилось, что он совсем о ней позабыл! Как правило, юноша навещал свою маленькую подругу несколько раз в неделю. А теперь она заболела… Возможно, этой проклятой лихорадкой!
Мария Шреефогль уже дожидалась его перед входом. Она, как обычно, была бледна и взволнована. Симон никогда не мог понять, что Якоб Шреефогль нашел в этой до невозможности набожной, иногда истеричной женщине. Возможно, полагал лекарь, не последнюю роль здесь сыграли финансовые интересы. Мария Шреефогль была урожденной Пюхнер, старинного и влиятельного рода Шонгау.
– Она лежит в своей комнате, – прорыдала женщина. – Дева Мария и все святые, лишь бы не эта лихорадка! Только не у моей Клары!
Симон взбежал вверх по широкой лестнице и вошел в комнату больной. Клара лежала в своей кровати и кашляла, из-под пухового одеяла виднелось лишь ее бледное лицо. Рядом с ней на краю кровати сидел с обеспокоенным видом ее приемный отец, Якоб Шреефогль.
– Хорошо, что вы сумели прийти так скоро, – сказал он и встал. – Хотите пить? Может, кофе? – И уставился на него пустыми глазами.
Лекарь тревожно его оглядел; советник, казалось, находился в трансе. Еще вчера он сопровождал с палачом Карла Земера и вернулся только под вечер. Новость о болезни дочери его явно потрясла.
Симон склонился над Кларой.
– Клара, это я, Симон, – прошептал он.
Но девочка никак не отреагировала. Она не открывала глаза, учащенно дышала и время от времени хрипло кашляла во сне. Лекарь прижался к ее груди и прислушался к дыханию.
– Когда это началось? – спросил он, силясь перекричать жену советника – та вошла в комнату вслед за лекарем и, неустанно перебирая четки в руках, плакала и голосила.
– Только вчера, – ответил Якоб Шреефогль. – Лихорадка наступила вечером, очень быстро. И с тех пор девочка уже ни на что не реагировала… Господи, да заткнись ты уже!
Мольбы Марии Шреефогль тут же смолкли.
– У нее лихорадка, Симон? – спросила она срывающимся голосом. – Вы ведь знаете! Господи, это она?
Женщина уставилась на лекаря расширенными глазами.
Симон помедлил. Внезапное начало болезни, жар, хриплый кашель… Все указывало на то, что и Клара подцепила эту заразу. Лекарь в очередной раз обругал себя за то, что не попросил Магдалену привезти ему из Аугсбурга кое-каких лекарств. Быть может, в аптеках нашлось бы даже иезуитское снадобье! Но теперь уже слишком поздно.
Симон продолжал молчать, и это послужило женщине сигналом.
– Святая Варвара, я ее потеряю! – взвыла она. – Помоги, святой Квирин!
Она упала на колени и снова принялась перебирать четки и молиться.
Шреефогль попытался не обращать на нее внимания и обратился к Симону серьезным тоном:
– Что мы можем сделать?
Симон с трудом поднял на него глаза.
– Буду с вами честен, Шреефогль, – сказал он. – Я могу сделать ей компрессы и приготовить отвар, но на этом все. Потом останется только ждать и молиться.
– Святые Прим и Фелициан, помогите нам в нужде и болезнях! – Голос Марии Шреефогль зазвучал несколько пронзительно. Она сорвала цепочку со святыми амулетами и положила ее на шею дочери.
– Это ей тоже ничем не поможет, женщина, – сказал Якоб Шреефогль. – Лучше свари ей чай из листьев липы. У кухарки, наверное, еще осталось немного.
Мария запричитала и вышла из комнаты, а Симон еще раз склонился над Кларой.
– Я намажу ей грудь мазью, – проговорил он. – Рецепт палача. Пахучка, розмарин и гусиный жир. Это хотя бы смягчит кашель.
Он обнажил грудь девочки и принялся втирать мазь. Цепочку с образами святых он оставил на месте: навредить ему никоим образом не хотелось.
Растирая Клару мазью, Симон стал разглядывать подвески на цепочке – серебряные монеты с отчеканенными с обеих сторон именами и образами. Как и в базилике Альтенштадта, на амулетах были изображены различные святые помощники. Святая Варвара, святой Квирин и, разумеется, святая Вальбурга, покровительница больных и рожениц. Но некоторых святых Симон до этого не знал. Так, он прочел имя святого Игнатия, который оберегал детей и помогал при тяжелых родах. Кроме того, были среди них и святые Прим и Фелициан, которым Мария Шреефогль молилась до этого.
