— Я должен задать вам прямой вопрос, Гервез. Вы готовы сдаться под мою опеку и предстать перед судом по предъявленным вам обвинениям?
Наследник Питер-Тейви замотал головой:
— Я невиновен, сэр Ричард. Это все Болдуин, это все его рук дело, он убил их, а я ничего не знал.
Выражение лица шерифа стало еще более несчастным.
— Именно это и должен решить суд. Если обвинения ложны, а ваши обвинители лгут, это выяснится, когда вы предстанете перед судьями.
— Как же мне защититься от ложных обвинений? — исступленно спросил Гервез.
Де Ревелль раздраженно потянул себя за остроконечную бороду. Ему не терпелось поскорее убраться из собора, он не желал иметь дела ни с преступником, ни с ситуацией в целом.
— Я уже сказал, суд во всем разберется и установит истину, — заявил он с ханжеской неопределенностью.
— А… это будет суд графства или городской суд? Или я буду вынужден предстать перед королевскими судьями? — не унимался де Бонвилль, в глазах которого читался панический страх.
Вопрос оказался скользким, и де Ревелль не решился скомпрометировать себя при таком количестве свидетелей.
— Это будет решено позже, — сухо заявил он. — Сейчас вы должны решить, сдадитесь вы мне или нет.
Гервез вертел головой, заглядывая в лица смотрящих на него людей, но натыкался на неприкрытую враждебность Гвина из Полруана и коронера, неприязнь констебля и уклончивое лицемерие шерифа.
Он попятился, выставив вперед руки, как будто опасаясь нападения. Прижавшись спиной к алтарю, он яростно затряс головой:
— Нет! Я вам не сдамся! Вы повесите на меня цепи… бросите в тюрьму… будете пытать меня, а потом повесите, что бы я ни говорил! — От страха его голос сорвался на пронзительный визг, и заметался, словно в клетке, отражаясь эхом от голых стен.
Повернувшись на своих элегантных каблуках, де Ревелль поймал коронера за рукав. Его лицо было белым как мел, но от злости или страха, Джон понять не мог.
— Нам нужно поговорить наедине, — прошипел шериф, увлекая его за собой. — Идемте в неф.
Они прошли через арочный проем и остановились за углом у высокого холодного камня.
— Ты ходишь по лезвию бритвы, родственничек, — процедил шериф. — Этот Болдуин был мерзавцем и предателем — признаю, я ошибся в нем, — но Гервез де Бонвилль! Если окажется — во что я верю и на что надеюсь, — что он невиновен и всего лишь пытался вступиться за заблудшую овцу, тогда вас ожидают большие неприятности, сэр коронер!
На лице Джона не мелькнуло и тени беспокойства, он не боялся высказанной шерифом угрозы.
— Ну, и что вы собираетесь со мной сделать, дорогой Ричард? — ответил он. — Может, попросите своего доброго друга принца Джона употребить свое влияние на Хьюберта Уолтера — или даже на самого короля?
Бледность кожи шерифа мгновенно сменилась пятнистым румянцем, свидетельствовавшим о безграничной ярости.
— У вас неизменно находится дешевая шуточка, чтобы отмахнуться от по-настоящему серьезного совета, сэр! Прогуливаясь вечерами по безлюдным улочкам, Джон, не забывайте время от времени оглядываться. Я не хочу, чтобы моя сестра преждевременно стала вдовой.
Коронер усмехнулся, чем вызвал новую вспышку ярости у шерифа.
— Думаю, недавние события наглядно показали, что я вполне способен постоять за себя на пустынных улицах даже самой темной ночью! У меня пока что хватает сил, чтобы про-
ткнуть клинком сердце негодяя, — и я избавил бы вас от хлопот по организации еще одного повешения, если бы второй рыцарь не убежал, как заяц, от страха выронив оружие!
Разъяренный до неистовства, де Ревелль резко развернулся к арке, бросив уже на ходу дрожащим от ненависти голосом:
— Вы отказались от шанса, который я вам давал, де Бонвилль! Теперь решайте все свои проблемы с коронером.
И он исчез, передавая, таким образом, исполнение дальнейших формальностей своему зятю.
Глава двадцать первая,
в которой коронер Джон принимает исповедь
Коронер Джон подтащил стул, на котором недавно сидел епископ, к алтарю Святого распятия и сел, готовый вести переговоры с беглецом. За прошедшую ночь, в течение которой он едва не погиб от удара кистеня и бился на мечах не на жизнь, а на смерть, спать ему почти не пришлось, и усталость начинала сказываться.
— Значит, вы решили не сдаваться на милость шерифу? — начал он обыденным тоном.
Мужчина из Питер-Тейви еще глубже вжался в нишу и снова затряс головой:
— Никогда! Лучше я повешусь на этом окне! — Он драматическим жестом указал на центральную перекладину в небольшом оконном проеме над ними.
— Было бы неплохо — нам и работы меньше, и расходов, — обронил Гвин. — Я с радостью принес бы веревку.
Джон склонился ближе к скорчившемуся в углу человеку:
— Я должен сообщить вам некоторые положения, касающиеся прибежища на соборной территории. Добравшись сюда, вы смогли избежать ареста. Тот факт, что вы пустились в бегство и обратились в церковь для защиты, станет дополнительным доказательством вашей вины, когда дело дойдет до суда, который, уверяю вас, будут проводить королевские судьи, а не шерифские.
После ухода шерифа и епископа с сопровождавшей его свитой к де Бонвиллю, похоже, отчасти вернулась его обычная самонадеянность:
— Только не надо говорить мне, что бегство является доказательством вины, коронер! Продажность судов в этой стране не одного невиновного человека заставляла убегать, чтобы скрыться отложных обвинений.
Джон не был расположен вступать с ним в дискуссию.
— Может быть, это предстоит решить суду. В любом случае вы получили защиту, которую искали. — Он пригвоздил молодого человека стальным взглядом, даже не пытаясь скрыть свое откровенное презрение к убийце и трусу. — Но защита церкви дает вам всего сорок дней неприкосновенности, не забывайте. — Сгорбленный Гервез, не шевелясь, смотрел на него, словно загипнотизированная удавом крыса. — По прошествии сорока дней вы больше не будете получать пищу и воду, все выходы будут перекрыты, и вам останется либо выйти из собора, либо подохнуть здесь. — Он указал пальцем в сторону де Бонвилля. — А оказание помощи после окончания сорокадневного срока считается преступлением и подлежит наказанию, так что на сочувствие можете не рассчитывать.
Гвин не смог удержаться от того, чтобы не запустить в негодяя своим камнем.
— К тому же, если ты выйдешь из собора через сорок дней, любой человек имеет право прикончить тебя на месте — предпочтительно отрубить голову.
— А мне придется провести короткое дознание на месте, — добавил коронер, стремясь сохранить бразды правления процедурой в своих руках. — И моей законной обязанностью станет доставка отрубленной головы в тюрьму замка.
Архидиакон Джон де Алекон по должности должен был проявить большее сочувствие, нежели оба воина, поэтому он приблизился к Гервезу и заметил:
— Однако существует одна альтернатива, о которой коронер несомненно сообщит вам.
Одетый в черный плащ Джон откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. С некоторой неохотой он принялся рассказывать Гервезу, каким образом тот может избежать справедливого наказания.
— Вы можете покаяться, отречься от Англии, покинуть землю королевства и не возвращаться до окончания правления короля Ричарда. Все ваше имущество будет конфисковано, включая одежду, которая сейчас на вас.
— Разумеется, вы лишаетесь в этом случае унаследованного вами поместья Питер-Тейви, — снова вмешался архидиакон. — Если король уже успел утвердить вас в праве наследства, тогда оно будет конфисковано в пользу королевской казны. — Худое, аскетическое лицо де Алекона было искренним и сосредоточенным, как у учителя, читающего урок ученикам. — Таким образом, вы никоим образом не можете получить материальную выгоду от совершенного убийства, поскольку имение изначально вам не принадлежало.
Оказывается, де Алекон отлично подкован не только в церковных, но и в светских законах, подумал Джон.
— Однако, учитывая тот факт, что король не утвердил вас в наследстве, я полагаю, что новым лордом поместья Питер-Тейви станет Мартин, если, конечно, ему удастся отстоять свои права перед кузенами. Впрочем, это вас уже не касается.
Гервез слушал то, что по очереди говорили ему мужчины, охваченный противоречивыми чувствами. Перечисление всех лишений, включая нижнее белье, не произвело на него впечатления, ибо все его мысли были заняты открывшейся возможностью избежать виселицы. Разумеется, он слышал о принципе отречения, однако, как и большинство людей, никогда ранее не интересовался подробностями, так как в этом не было необходимости.
— Я отрекаюсь! — возбужденно воскликнул он. — Что я должен сделать?
Джон принялся описывать процедуру, являющуюся одним из вариантов развития событий после обращения с просьбой предоставления прибежища.
