3 января 1893 года, воскресенье
– Вся спина болит из-за этой дуры! – ворчал утром Артемий Иванович, проснувшись. – Сплошной синяк! А ты еще пожалел ее! Я бы ей такой укол сделал – до Пасхи бы не встала! «Давай, ее до дому довезем!» Ее надо было еще на Неве ссадить. «Ах! Ах! Я теперь паспорт получила, могу даже с вами в Англию уехать!» Тьфу! Так ее в Англию и взяли! А в Якутск она не хочет?
– Мальчишка мне не нравится, – оборвал его причитания Фаберовский. – Вчера, как пан Артемий меня на углу Конюшенной ссадил, он опять откуда-то сбоку вылез. Я уж и на Малую Конюшенную ходил, и на Мойку, а он как клещ впился, ну никак не отвязаться. Пришлось к Авдотье с ее братом идти, отсиживаться.
– А, так вот ты куда пропал! А то я приезжаю, а Луиза мне и говорит: «Его превосходительство еще не приходило». Так я, тебя не дождавшись, и уснул. Больше я в извозчики не пойду. Я по извозчичьим дворам мотаюсь, а он у чиновников Конюшенного ведомства с их сестрами кофеи распивает!
– Ты, случаем, не помнишь, мы ни к кому сегодня с уколами не едем?
– Не помню. Меньше кофея надо пить, – сказал Артемий Иванович. – У нас всего один шприц остался, да и тот с трещиной. Может, иглу для него поточить?
– Возьми у Луизы оселок, – хмуро согласился поляк. Ему не давала покоя вчерашняя встреча с Сеньчуковой и последовавшая за этим слежка со стороны посланного капитаном мальчишки. Он подошел к окну и глянул на улицу. Ничего подозрительного здесь не происходило. Проехало несколько опухших от ночного кутежа офицеров на рысаках из «Медведя», вышла Авдотья с братом и пошла в церковь на Мойке к литургии. Затем подъехали санки, из которых выбрался чин дворцовой полиции в шинели и мерлушковой шапке с донцем цвета морской волны.
«Интересно, это к нам или к послу?» – подумал поляк.
Звонок в дверь спустя положенное для подъема по лестнице время показал, что чин направлялся в квартиру академика.
– Здесь проживает профессор граф Лелива де Спальский? – спросил полицейский, когда Фаберовский открыл ему дверь.
– Да, к вашим услугам. – Поляк почтительно склонил голову.
– Извольте собрать все препараты и инструментарий, который вы используете, и вместе со своим ассистентом следуйте за мной.
– Но позвольте, по какому праву? Куда вы нас собираетесь везти?
– Не извольте прекословить, – посоветовал полицейский. – Для вашей же пользы вам лучше следовать указаниям.
Полицейский позволит Фаберовскому пройти в гостиную одеться и собраться.
– Да, попали как кур в ощип… – протянул Артемий Иванович. – Недаром мне ночью немецкая колбаса с тмином снилась. Как ты думаешь, может, ему листы показать?
– Повременим допоки, – сказал поляк. – Но с собой возьмем.
Они сложили в саквояж новый шприц с иглами, бутыль с небесно-лазоревым купоросом, гигроскопическую вату и бинт, и вышли на улицу. Полицейский ждал их в санях. Он услужливо уступил им место, а сам встал сзади.
Их довезли до Мойки и вдоль нее повезли к Фонтанке. При подъезде к Цепному мосту Артемий Иванович испуганно сказал:
– В Департамент везут. Петр Николаевич пронюхал…
– Петр Александрович, – мрачно сказал у них за спиной полицейский.
– А то мы не знаем, как директора Департамента зовут! – воскликнул Артемий Иванович.
К их удивлению, в департамент они не поехали, а свернули на Моховую.
– Кажется, я догадался. кто такой Петр Александрович, – сказал поляк.
– Сейчас нам покажут, – согласился Артемий Иванович. – Пропишут нам прививок по первое число…
Санки остановились у дома австрийского посольства, прямо напротив дверей Черевина.
– Извольте господа, вас ждут, – сказал полицейский офицер.
Фаберовский с Артемием Ивановичем вылезли и толкнули знакомую дверь. Их встретил Карп, вытаращивший глаза.
– Проходите в гостиную, посидите там. Их превосходительство в кабинет, он занят, профессора с ассистентом дожидаются.
Карп принял шубу и пальто, поставил у стойки для сабель их галоши, и поляк в сопровождении Артемия Ивановича торжественно зашли в гостиную, неся в руках шкатулку со шприцем и бутыль купороса.
– Что делать будем? – спросил Артемий Иванович, ставя бутыль рядом с диваном. – Выпорет же!
– Я б тоже выпорол, – согласился Фаберовский.
– Ну, так иди, объясняйся! Ты же Лелива де Спальский!
Поляк оставил шкатулку Владимирову и вступил в кабинет. Он был перегорожен китайской ширмой, скрывая от случайных взоров диван.
– Заходите за ширму, профессор, – раздался из-за нее голос Черевина. – Не хочу, чтобы меня через окно с голой жопой видели. Вы уж простите, что я вас к себе так тайно вызвал, но мне, как начальнику царской охраны, никак нельзя болеть паранойей, у нас в охране и без вибрионов эта болезнь естественным образом, всем течением жизни, обостряется. А мне кажется, что сейчас она у меня обострилась до крайности.
Фаберовский осторожно заглянул поверх ширмы. Черевин лежал в одном белом парадном бешмете с галунами на воротнике и в спущенных шароварах, обнажавших тощий зад и синие жилистые ноги. Генерал побаивался и нервно ерзал на диване.
– Ваше превосходительство, – Фаберовский кашлянул в кулак.
Черевин мгновенно подскочил, прихватив шаровары, и стал быстро их натягивать. Лицо его налилось кровью, а фиолетовый длинный нос стал пунцово-красным.
– Где профессор?
– Дело в том, что никакого профессора не существует, ваше превосходительство… – начал поляк, все еще глядя поверх ширмы. – Граф Лелива де Спальский – это я.
– Так, в Аничков сегодня профессор не поедет… – Черевин почесал потылицу. – Ну-ка, вон в гостиную! Карп, иди к телефону, вели, чтоб меня соединили с дворцовой канцелярией.
Поляк с Артемием Ивановичем вышли в гостиную, мимо них в кабинет к генералу прошел Карп, изумленно качая головой, и дверь за ним с треском захлопнулась.
– А ведь могли медаль «За полезное» от самого Государя получить, – вздохнул Артемий Иванович. – Или какую другую кавалерию посерьезней.
– Сейчас Черевин Государю доложит, и мы такую кавалерию получим! Орден Синей Дупы с палками и розгами, и с девизом «Боль и польза», – нервно съерничал Фаберовский.
– Это как же вас угораздило до такого додуматься?! – спросил Черевин, окончив разговаривать по телефону.
– Это был повод, чтобы проникнуть в квартиру посла и при необходимости снять фотографический портрет с бразильского переводчика.
– Снять портрет! И с какого места вы собирались снимать портрет?
– С лица. Но мы его не снимали. Посол нам готовый фотографический снимок всей миссии вынес. Ваш посыльный так быстро нас увез, что мы не успели взять его с собой.
– Карп, скажи тому, в санках, что в Аничков мы не едем, а он пусть едет туда, где взял этих двух, и заберет там групповой портрет бразильской миссии.
– Пусть скажет Луизе Ивановне, она знает, где, – добавил Артемий Иванович.
– Так значит это благодаря вам половина города с синими жопами ходит?
– Так точно, ваше превосходительство.
– И что же за чудодейственную вакцину вы колете?
– Сейчас купорос колем, – сказал Артемий Иванович. – Та дрянь, что у академика нашли, кончилась.
Черевин всплеснул руками.
– Так что, значит, и эпидемии никакой нету?
– Да какая уж тут эпидемия, – открестился поляк.
– А вы знаете, что вам за мошенничество полагается тюремный замок сроком до двух лет? Слава Гачковского спать не дает? Хорошо, я вовремя оглянулся, сейчас бы тоже с купоросной задницей ходил бы!
– Ну что вы, ваше превосходительство, мы бы не посмели!
– То-то! Не посмели бы… И прекратить это!
– Да мы уже вчера прекратили. Так замучились, что сил нет. Сегодня к вам собрались было с докладом, да тут ваш посыльный прилетел, заставил взять инструмент и к вам повез.
– И что же вы хотели мне доложить? – облегченно спросил Черевин, которому уже захотелось поскорее сменить тему.
– Вчера вечером мы по приказу вашего превосходительства обрядились извощиком и дамой у него в седоках, и отправились в Полюстрово к Сретенской церкви, куда должен был приехать капитан Сеньчуков. Внутрь церковного двора нам пробраться не удалось, но от местного мальчишки мы узнали, что там собрались все заговорщики для военных экзерциций и обучению нападать на Государя, каковое обучение производилось капитаном Сеньчуковым.
– Чего?! – воскликнул Черевин. – Да вы сами своего вибриона сверх меры объелись!
– Вибриона не существует, а вот заговор существует точно, – сказал Артемий Иванович. – Мы видели сквозь щель в заборе, как по командам «Нападай, бей царя!» заговорщики с неукротимой яростью бросались на чучело, устроенное во дворе, и с ненавистью избивали его кольями и кистенями, несмотря на царские регалии.
– Царские регалии были в процессии у участка, – поправил Фаберовский.
– Ай, – отмахнулся Артемий Иванович. – Они тоже были заговорщики, не зря же поп за нами из этой ряженой царской свиты мальчишку послал следить. А священник, отец Серафим именем, надеется после успешного переворота получить место настоятеля Свято-Владимирского собора и открыть в нем спиртовой завод, как это уже он сделал при полюстровской церкви, открыв завод «Бавария».
