Словно в сказке, моя сумка оказалась на борту раньше меня, она уже лежала на багажной полке. Каюта оказалась вполне сносной, особенно если учесть, что она была больше моей однокомнатной квартиры в отеле Адамса и обставлена гораздо более шикарной мебелью: бамбуковая кровать, бамбуковый письменный стол и стул, срезанные цветы в вазе на бамбуковом столике у кровати. Свет был мягким, золотистым, как в ночном клубе, ненавязчивая декоративная отделка перекликалась с узором из листьев на черно-зеленом ковре, а на окнах — то есть на иллюминаторах — были жалюзи. В отличие от отеля Адамса, где я пользовался удобствами вместе с другими «гостями», здесь у меня была своя ванная комната, с ванной и всем прочим.
Так почему же, черт возьми, мне не принять ванну. Если повезет, никто и не заметит моего отсутствия.
Пароход отчалил, когда я уже лежал в лоханке. Последовал толчок, от которого вода в ванне плеснула, потом механизмы заработали с размеренным урчанием, а я как раз намыливался и ополаскивался и вместе с пароходом наслаждался ласковой водой.
И не прошло и года, как, впервые в своей молодой бурной жизни облачившись в вечерний костюм, я неторопливо спускался по широкой лестнице в ресторан — огромный зал, обитый блестящими панелями, отделанный желтым и выстланный ковром с длинным ворсом.
Здесь собралось больше шестисот богатых пассажиров. И один бедняк. Я сообщил метрдотелю, что плыву в компании Дэрроу, и он перепоручил меня официанту в красной куртке, который предложил следовать за ним.
Никто из Имущих, казалось, не заметил, что среди них затесался переодетый Неимущий. Они сидели, болтая и жуя, за элегантными круглыми столами, накрытыми белыми льняными скатертями и уставленными тонким фарфором, хрусталем и сверкающим столовым серебром.
Я наклонился и прошептал Кларенсу Дэрроу на ухо:
— Вы похожи на старшего официанта на пиру во время чумы.
Дэрроу повернул свою большую грубую голову:
— А ты похож на вышибалу в борделе времен Цицерона.
Руби проговорила:
— Прошу тебя, Кларенс!
Но как всегда, она нисколько на него не сердилась. На ней было расшитое белым шелком платье цвета морской волны с приколотыми к корсажу матерчатыми цветами и суконная шляпка в морском стиле со скошенной тульей. И хоть выглядела Руби очень мило, до этого помещения она недотягивала. Дэрроу одевались у Сирса.
Лейзер, выглядевший в своем собственном белом пиджаке и черном галстуке щеголем, привстал, когда я садился за стол. Его жена была очаровательна в черном шифоновом платье с корсажем из испанских кружев, ее шляпка в виде соответствующего тюрбана была украшена изящным бантом. Супруги Лейзер одевались на Пятой авеню.
А я по-прежнему одевался на Максвелл-стрит, ведь старые привычки изжить трудно.
Однако две привлекательные адвокатские жены не шли ни в какое сравнение с новым членом нашей компании — женщиной-ребенком, чье личико в форме сердечка украшали голубые глаза с фарфоровой белизны белками, носик-пуговка и губки бантиком, и все это осеняло облако светлых, до плеч волос.
На какую-то долю секунды, я даже судорожно хватанул воздуху, мне показалось, что на ней ничего нет — атласное платье, обтягивающее ее стройную фигурку с высокой грудью, было бледно-розовым, чертовски совпадая с оттенком кожи ее обнаженных рук, вырез ее одеяния находился у основания шеи и был отмечен рубиновой брошью.
Но что самое приятное, мое место оказалось рядом с этим дивным видением юной красоты.
Насмешливо скривив рот при виде моего неприкрытого восторга, Руби проговорила:
— Изабелла Белл, это Натан Геллер, следователь моего мужа.
— Уверена, он очарован, — сказало дивное создание. На меня она даже не взглянула.
Изабелла Белл изучала меню, на обложке которого была изображена стройная красотка с островов с цветами в волосах. Яркие мазки синего, желтого и оранжевого обещали воплощенную мечту полинезийского рая, по-видимому, ожидавшего нас на Оаху.
Дэрроу сказал:
— Мисс Белл — кузина Талии Мэсси. Я пригласил ее присоединиться к нашей маленькой группе... она едет туда, чтобы оказать своей кузине моральную поддержку.
— Как это здорово с вашей стороны, — бодро обратился я к красавице, которая все еще не соизволила удостоить меня взглядом своих детских глаз. — Вы близки с миссис Мэсси?
— Лангуст под соусом «кардинал», — сказала она, по-прежнему глядя в меню. — Звучит вкусно.
Я тоже бросил взгляд в меню.
— На такой шикарной посудине, как эта, я рассчитывал на омара.
— Лангуст и есть омар, глупыш, — сказала она, наконец-то посмотрев на меня.
— Я знаю, — отозвался я. — Я просто хотел привлечь ваше внимание.
И я его привлек. Притворялась она или нет, что не замечает самого шикарного — одного из немногих — и к тому же свободного мужчину в этом зале, сказать не могу, но внезапно огромные голубые глаза, вокруг которых трепетали настоящие длинные ресницы, внезапно поймали мой взгляд.
— Очень близки, — сказала она.
— А?
С кратким вздохом она вновь обратила свое внимание на меню.
— Тало и я, мы очень близки... Это ее прозвище, Тало. Мы практически росли вместе. Она моя самая лучшая подруга.
— Вы, наверное, места себе не находите.
— Это просто ужасно. О-о-о... кокосовое мороженое! Это должно настроить нас на тропический лад.
В этот момент я мог бы посчитать ее обычной пустой милашкой. Но поскольку ей вряд ли было больше двадцати, и она являлась продуктом своей наследственности и окружения, я решил дать ей небольшую поблажку. Ее очаровательная мордашка и соблазнительная фигурка не имели с этим ничего общего. Или все. Одно из двух.
— На самом деле, — сказал я, — Гавайи — это не тропики.
Она снова взглянула на меня. Возможно она и была пустышкой, но в этих глазах было достаточно глубины, чтобы утонуть.
— А тогда что это? — с вызовом спросила она.
— Ну, в то время как Гавайские острова действительно расположены между Тропиком Рака и экватором, там просто не бывает душно или жарко. Там всегда дует легкий ветерок.
Дэрроу сказал:
— Мистер Геллер прав. Там не бывает ни солнечных ударов, ни изнуряющего зноя... с Тихого океана постоянно дуют пассаты.
— Примерно с северо-востока, — с умным видом добавил я.
— Я в первый раз плыву на острова, — заметила она, словно устыдившись.
— Я тоже.
Она моргнула, вздернула голову.
— Тогда где вы набрались этих знаний?
— В журнале «Нэшнл джиогрэфик».
— Вы надо мной смеетесь?
— А ты как думаешь, сестренка? — спросил я.
За столом все заулыбались... кроме мисс Белл. Больше она со мной во время обеда не разговаривала, но я чувствовал, что она заинтересовалась. Привлекательные и высокомерные малышки любят, когда их поддевают... если только у них напрочь не отсутствует чувство юмора и способность постоять за себя. А в этом случае даже красивые и стройные не стоят того, чтобы тратить на них силы.
Мы уже наполовину прикончили кокосовое мороженое, когда Лейзер, похоже растерявшийся перед нескончаемой чередой подаваемых блюд, спросил Дэрроу:
— Когда вы ознакомитесь с копией стенограммы и показаниями наших клиентов, могу я с ними поработать?
— Возьмите их сегодня вечером, — сказал Дэрроу, махнув рукой с видом благодетеля. — Зайдите в мою каюту, заберите и погрузитесь в них ради спокойствия своего сердца.
— Мне бы тоже хотелось на них взглянуть, — сказал я.
— Можешь взять их после Джорджа, — великодушно проговорил Дэрроу. — Я люблю, чтобы меня окружали хорошо информированные люди. — Он повернулся к своей жене, сидевшей рядом с ним. — У них здесь настоящий оркестр и ночной клуб, дорогая... и в море нет никакого сухого закона. Нас ждет бар, укомплектованный по всей форме. — Он похлопал ее по руке, и она терпеливо улыбнулась ему. — Какое чудесное, декадентское место. Не хочешь ли потанцевать?
Хотели все.
Коктейль-холл парохода, превосходивший своими размерами любое подобное заведение, был обтекаемых форм современный ночной клуб, в котором царили рассеянный свет и желтая отделка. Учитывая цилиндрические табуреты у стойки и блеск некоторых декоративных деталей, мы, должно быть, находились на первом космическом корабле фирмы «Мэтсон Лайнз».
Танцевальная площадка представляла из себя черное сверкающее зеркало, удержаться на котором в неподвижном состоянии и то было делом нелегким, не говоря уже о том, чтобы демонстрировать степень владения искусством Терпсихоры. Под оркестр солировал эрзац-Кросби. Пока я танцевал с Руби Дэрроу, он пел песню Расса Коламбо «Письма любви на песке», в основном под аккомпанемент укулеле — маленькой гавайской гитары.
— Они, похоже, полны решимости настроить нас на островной лад, — заметил я.
— Когда ты собираешься пригласить на танец мисс Белл? Ты же знаешь, что она здесь самая красивая девушка.
