– Я хочу вернуть маму. Это можно?
– Нет. Вернуть никого нельзя. А вот найти причину, покарать злодея и отпустить маму с миром – да. Еще можно научиться вызывать тени и говорить с ними. Это не совсем правильно с точки зрения устройства этого мира, но поступать так дозволительно, если ты никому не мешаешь или пресекаешь несправедливость. Этому не учат в школе и не обсуждают в книгах, но есть тайные рукописи.
– Почему тайные?
– Потому что на необычных людей всегда охотились, как на редких животных, а рукописи о развитии способностей были ценнее золота. Во все века их пытались заставить работать на царей или сжигали на кострах.
– Зачем? – не поняла Ниночка.
– Страх. Обычный страх перед неизвестным. Вот, например, ты видишь человека, идущего к тебе навстречу по улице. Он выше, сильнее тебя, и ты на всякий случай посторонишься, уступая дорогу. Он тебе не угрожает, но ты видишь его широкие плечи и сильные мускулы под одеждой. Возникает чувство опасности. А если тебе в дремучем темном лесу вдруг покажется, что кто-то огромный и сильный крадется сзади? Страх погонит прочь. Что есть духу. Люди часто боятся того, что не понимают. Причем всегда окружают неизвестное им явление различными легендами и сказками. Ну, чтобы хоть как-то объяснить. И если еще совсем недавно сказки были только в книгах, то теперь с помощью компьютеров их сделали такими реальными, что маленькие девочки воспринимают ужастики наравне с музыкальными новостями.
– Значит, я ненормальная?
– Наоборот, ты самая обыкновенная… за некоторым исключением. И это нужно ценить и развивать. Вот послушай. Есть обыкновенные люди, но среди них кто-то самый красивый, кто-то самый ловкий, кто-то самый сильный, кто-то самый быстрый… Люди устраивают разные соревнования, чтобы определить чемпиона. А ты уже родилась чемпионом. Понимаешь?
Большие глаза, не мигая, смотрели на воспитательницу. Очевидно, такой разговор у нее был впервые в жизни.
– Варь, ты разговариваешь со мной, как со взрослой, – призналась девочка. – Но я все понимаю. Даже странно. Ни мама, ни учителя, ни воспитатели никогда так со мной не говорили. Почему?
– Потому что тебе нравится быть маленькой. За тебя все решают и за все отвечают. Ты хорошенькая куколка. Можешь быть веселой или капризной, но не более того. Повзрослеешь, когда сможешь хотя бы себе самой четко сказать, чего ты хочешь в этой жизни добиться.
– Я хочу разговаривать с мамой, а слушать чужие мысли не хочу.
– Видишь ли, дружок, одного желания тут мало, – воспитательница развела руками, показывая, что это не изменить. – Многие хотели бы обладать таким даром, как у тебя, но им не дано. А те, у кого он есть, будут нести этот тяжкий крест, как бы они ни закрывали глаза или ни надевали темные очки.
– Я боюсь этих теней.
– Знаю, – кивнула Варя, – я видела в метро. Но очертания теней не всегда соответствуют их намерениям.
– Как это? – насторожилась подопечная.
– Надеюсь, ты была на каком-нибудь костюмированном балу и понимаешь, что костюмчик зайчика или лисы надел твой товарищ, а под шубой Деда Мороза или Снегурочки прячется твой школьный учитель?
Нина скорчила обиженную рожицу, показывая, что уж это-то она отлично понимает.
– Есть еще театр теней, в котором актеры с помощью рук и небольших предметов перед лампой ловко изображают на экране целые спектакли. Зрители заранее соглашаются с тем, что они видят на экране не то, что есть на самом деле. Так и в реальной жизни. Вот только те, кто вызывает тени, обладают разным мастерством. Одни кроме лохматого чудища ничего показать не могут, а иные клыки и когти спрячут, да невинным ягненком прикинутся.
– Зачем? – испуганно прошептала девочка.
– Здесь мне бы полагалось по закону жанра зарычать страшным голосом: «Что бы съесть тебя…», но я не буду этого делать. Ладно?
– Ладно, – в карих глазах еще остался испуг.
– Просто не разговаривай с тенями, если они тебе неприятны. Не обращай на них внимания. Отстанут. А главное, попробуй сосредоточиться на том, кто указал на машину родителей перед их последней поездкой. Запомнила, как он выглядел?
– Не очень, – призналась Нина. – Он, когда из стены появился, я так испугалась.
Варя ласково улыбнулась и погладила маленькую ладошку.
– Когда человек пугается, он способен на большее, чем в спокойном состоянии. Правда, только если он воин. Знаешь, как раньше воеводы выбирали себе ратников?
Черные кудряшки мотнулись по подушке следом за отрицательным движением головы.
– Воевода усаживал кандидата за стол перед собой, угощал чем-нибудь, вел неторопливую доброжелательную беседу. А по его незаметному сигналу кто-то из воинов подбегал с диким криком к претенденту сзади и острой саблей со свистом срезал пару волосинок с головы гостя.
– Зачем?
– Это был экзамен. Если испытуемый побледнел, моргнул, онемел от страха, – не воин. А напружинился, румянцем пошел, а то и в сторону увильнул, – прирожденный боец. Такой и во сне оружие выхватит, если опасность рядом.
– Варенька, миленькая, – вскинулась к ней девочка, – возьми меня в ратники! Научи драться. Ну, или испытай сперва.
– Это лишнее, – искренне улыбнулась наставница. – Я вижу, что ты воин. Только сама еще не веришь в это.
– А как ты видишь?
– Не глазами, – смутилась воспитательница.
– И я могу научиться кирпичи кулаками разбивать? – Нина просто подпрыгнула на кровати. – Как каратисты в кино?
– Нет, кирпичи мы оставим каратистам, – улыбнулась няня.
– А как же в глаз? – чуть не плача пробубнила послушница.
– Ну, это святое, – Варя прикрыла рукой рот, чтобы не прыснуть со смеху. – Давай-ка лучше спать. Утро вечера мудренее.
– Вот так всегда! – попробовала протестовать маленькая воительница.
– Нет, сегодня будет не как всегда, – строго пресекла ее возмущения няня. – Ты закроешь глаза и постараешься вспомнить все-все о том воскресенье, когда родители собирались в последнюю свою поездку. Начни с самого утра. С того момента, который был всегда одинаков. По выходным вы завтракали вместе?
– Да, мама очень любила, когда мы втроем садились на кухне. Она всегда готовила что-нибудь вкусненькое и просила не торопиться.
– Вот и чудесно. Вспомни все до мельчайших подробностей. Какая была скатерть, что приготовила мама, что вы говорили. Ты быстро заснешь, и то воскресенье повторится в сознании. Пожалуйста, будь спокойна, это будут просто воспоминания. Когда ты опять будешь сидеть на подоконнике и появится тень, ты все запомнишь. Знай, тень – твой друг, потому что она предупредила об опасности. Постарайся спросить, как ее зовут, чтобы обращаться по имени. Это важно. И запоминай. Все-все запоминай. Поверь, тебе все под силу.
– Это мой экзамен? – неожиданно серьезно спросила девочка.
– Только, если ты решила стать воином.
– Я не побледнею и не зажмурюсь, – взгляд карих глаз был полон решимости.
– В таких случаях всегда говори без отрицания, – поправила ее Варя. – Я все увижу, все пойму. Я буду готова ко всему и одолею любого врага.
Она сжала губы и кивнула.
– И почаще повторяй одну фразу – «я все вижу». Особенно с закрытыми глазами.
Ниночка сомкнула веки, и губы ее зашевелились. В отличие от многих своих предков, повторяющих в ночной молитве вечные слова покорности и раскаяния в грехах перед Господином, девочка шептала нечто иное.
Черноглазая красавица-ночь, словно услышав призывные аккорды андалузийской гитары, взметнула вверх тонкие руки и щелкнула незримыми кастаньетами, а сумрак, подобно пышным юбкам ее воздушного черного платья, заполнил площади и улицы старого города, красовавшегося вокруг бухты на берегу Средиземного моря. Граница дня и ночи едва уловима в современной суете, но те, для кого это таинство не секрет, каждый раз получают удовольствие, наблюдая переход в совершенно другой мир. Именно так. Правда, это дано не многим. Погруженные в свои повседневные дела никогда не увидят чуда в том, что происходит каждый вечер. Но это не зависит от них. Настоящие чудеса не нуждаются в зрителях, как на представлениях фокусников. Чудеса живут своей жизнью.
Сначала медленно, но не робко или застенчиво, а от сознания своей необычности – величественно, заполняет собой все вокруг, преображая и наполняя новым смыслом, красавица-ночь. Не случайно она с тружеником-днем мужского и женского рода, каждому присущи противоположные черты. Их перечисление займет слишком много времени, а танцовщице в черном платье, чьи пышные юбки стремительно развиваются в такт ее страстным движениям, нравоучения скучны. Незримые кастаньеты и звонкие аккорды гитары уже выводят знакомую мелодию. Это фламенко. Только здесь этот танец звучит по-настоящему, в остальных местах он скован, как в неволе. Ему нужны гулкие узкие извилистые улочки, сбегающие с холмов к морю. Они вымощены особым камнем, способным отзываться на перестук крепких каблучков. Ударят ловкие пальцы по струнам андалузийской гитары, и тут же отзовется дробь каблучков. Что там сцены, подмостки театров и концертных залов, где перед чопорной публикой, убаюканной мягкими креслами, танцовщицы пытаются исполнять фламенко! Увы, там этот танец – невольник, ибо душа его живет только на брусчатке Барселоны.
