• 5 •
Борис искренно считал, что для карьеры весьма полезно регулярно посещать ресторан «Данонъ». При этом старался, чтобы все в министерстве были осведомлены, когда именно на неделе он посещает престижное заведение. Сегодня у него был обычный ужин в «Данонъ». Чтобы полезные ужины не нанесли слишком большой урон скромному жалованью Бориса, он заказывал столик на одного и брал необходимый минимум блюд, чтобы официанты не подумали об экономии. Требовалось оставить еще и чаевые в соответствии рангу заведения.
Бережно, ложка за ложкой, он поглощал отменную стерляжью уху, когда рядом склонилась тень официанта и на самое ушко, впрочем, не смея обеспокоить клиента грубым дыханием, передали, что его ожидают. Борис, как истинный дипломат, не показал удивления и последовал за официантом. Он был уверен, что шуток здесь не позволят.
Выйдя на улицу, они миновали несколько соседних домов, затем свернули в открытую калитку подворотни, прошли через проходной двор и оказались в другом, на вид совершенно глухом. Борис немного растерялся, потеряв ориентир, где находится. Официант сообщил, что будет ждать его на улице, поклонился и исчез. Борис остался в неприятной темноте. В сюртуке было зябко.
– Борис Георгиевич, – позвал голос из темноты. – Идите сюда.
Повернувшись, Борис, к неописуемому изумлению, в смутных отсветах обнаружил…
– Владимир Николаевич? Простите, граф…
– Да идите уже сюда, не будем же кричать на весь двор… – ответили ему.
Борис повиновался и оказался рядом с человеком, которого меньше всего ожидал встретить в этот час. Тем более в таком месте.
– Вам не холодно?
– Пустяки! Благодарю вас… – бодро ответил Борис.
– Как хорошо, что вы имеете привычку обедать в «Данонъ», – сказал граф, зная, как тонко и глубоко польстил самолюбию молодого чиновника. – Это похвально, – добавил он.
– Я, право, не знаю… – начал Борис, теряясь, что делать: не приглашать же графа за свой стол. Хотя это сулило такие перспективы…
– Не будем терять время, чтобы вас совсем не заморозить, – прервали его размышления. – Что вы думаете о последних событиях в Южной Африке?
Подобный вопрос, заданный в темном пустом дворе, кому угодно мог показаться слегка безумным. Но Борис не растерялся. Он выразил мнение, что война буров против англичан проиграна ими безнадежно и теперь они могут рассчитывать только на почетные условия капитуляции. Ни о какой самостоятельности Трансвааля и Оранжевой Республики и думать нечего. Англичане опять всем утерли нос. Жаль, что Россия оказала так мало помощи.
– Какая помощь, голубчик! – удивился граф. – Да мы вообще к этому не имеем никакого отношения.
– Официально, разумеется, но наши военные специалисты, боевые офицеры, которые направлялись…
– Борис Георгиевич! – Молодого чиновника строго одернули. – Не забывайтесь. К этим людям мы не имеем никакого отношения. Они добровольцы, делают что хотят и ездят куда хотят. Тем более они уже вышли в отставку.
– Вы правы, граф, добровольцы. К нашей политике они не имеют никакого отношения.
– Вот так-то лучше. – Кажется, граф в темноте улыбнулся, чего нельзя было сказать наверняка. – А как вы полагаете, нам следовало поддержать бунтующие республики?
– В этом вопросе, граф, я целиком и полностью разделяю вашу позицию, – строго ответил Борис.
Он помнил, как совсем недавно граф раздраженно высказывался в узком кругу чиновников: «Какая глупость, что Российская империя сует нос в Южную Африку. Мы хотим ущипнуть Англию и не понимаем, что теряем стратегического союзника, а получаем озлобленного врага. Один раз мы уже помогли североамериканской колонии в борьбе с английской короной, и что вышло? Вырастили монстра, которому потом продали Аляску, и теперь вынуждены считаться с ним на Дальнем Востоке. Нет уж, империя не должна играть в республиканские игры. А все эти выдумки про Ново-Голландию, союз свободных государств Оранжевой Республики и Трансвааля надо забыть, как страшный сон». Борис прекрасно понимал, что Владимир Николаевич не столько англоман, сколько прагматик.
– Благодарю вас, приятно слышать, – ответил граф. – Вот вам еще аргумент. В столицу вернулись наши добровольцы. Уезжали просто офицеры в отставке, а вернулись закаленные бойцы, сражавшиеся за республику. И свободу. Что с ними теперь делать?
– Я вас понял, Владимир Николаевич, – сказал Борис, не до конца еще нащупав, куда ведет граф, но стараясь угадать это в невысказанных словах.
– Всегда знал, что вы сделаете отличную карьеру, Борис Георгиевич.
– Благодарю вас, приложу к этому все усилия…
– У вас ведь, кажется, близкий родственник служит в полиции?
Вопрос этот был глубоко неприятен Борису. Такое родство доставляло ему только лишние неприятности.
– К сожалению, это правда.
– Отчего же «к сожалению». Иногда сыскная полиция может быть очень полезна. Особенно в некоторых щекотливых вопросах.
– Я не совсем понимаю, Владимир Николаевич… – начал Борис, ощущая, как холод берет его в тесные объятия.
Граф протянул ему сложенные листки.
– Здесь кое-какой список, – сказал он. – Внимательно ознакомьтесь. Было бы крайне важно, не только для вашей карьеры, чтобы перечисленные персоны на некоторое время покинули пределы столицы, так сказать. И как можно скорее…
Борис развернул бумагу, но прочитать ничего не смог, света не хватало.
– А кто это…
– Голубчик, вы сами все поймете. Фамилии говорят сами за себя. Этот список должен вернуться ко мне сразу после ознакомления… сами знаете кого. Из рук не выпускать. И его вообще никогда не существовало… – Приказ отдавался по-военному жестко. – Так я могу рассчитывать на вашу помощь?
Не раздумывая, Борис дал свое согласие. Его похвалили, обсыпав комплиментами, извинились за прерванный ужин, пожелав отменного аппетита, после чего граф исчез в темноте, оставив молодого и перспективного чиновника в недоумении.
Только теперь Борис осознал во всей чудовищной глубине сложность ситуации, в которой оказался, и понял, о какой именно услуге его попросили. Открытие было столь драматичным, а последствия лично для него столь пугающими, что Борис Георгиевич перестал замечать холод. Ему было не до того. Впрочем, как и продолжения ужина. Еда в горло не лезла.
Пристав с тоской думал, что все неприятности в его жизни случались неожиданно. Судьба ни разу не предостерегла его и вела себя с ним откровенно по-издевательски. Вот, кажется, служба течет размеренно, ничего не может случиться чрезвычайного, как вдруг, в один недобрый миг, происходит кульбит, и жизнь встает на голову. Вернее, ее ставят вверх ногами. Как можно предположить, что самый обычный выезд на место преступления закончится такой бедой, чуть не отставкой. Давыдов не мог понять, за что с ним, в общем неплохим и незлым человеком, высшие силы поступают с такой безжалостной прямотой. Чем он их прогневал? Не взятками же… Кто их не берет, без этого приставу нельзя. Да и какие взятки на его участке, так, мелкая благодарность в знак уважения…
Размышления не мешали ему наблюдать, как его людьми теперь командовал этот деятель из сыскной. Пристав и раньше слышал недоброе об этом молодчике: дескать, талант, конечно, не отнять, но личность редкой наглости, заносчивости, ни во что не ставящая коллег. Недаром и дружка нашел себе такого же – Лебедева. Птицы с одной ветки. Теперь Давыдов в этом наглядно убедился.
Ванзаров, кажется, забыл, что дело ведет участок и в сыск его пока не передавали. Он бесцеремонно командовал городовыми, указывая, где им стоять и что делать. Несчастного чиновника Макарова заставил сбегать в участок и притащить все керосиновые лампы. Света ему, видите ли, не хватает. Хорошо хоть, самого пристава не заставил в снег лезть. И на все эти безобразия Лебедев только одобрительно кивал. А еще статский советник называется.
О приставе вспомнили, когда потребовалось опознать другое тело. Давыдов, конечно, узнал его, но повторять выволочку, что не завел треклятую полицейскую карточку, ему не хотелось. Уговорить его оказалось несложно: Ванзаров взял слово с криминалиста, что тот не будет поднимать скандал на весь департамент из-за двух бумажек. Ну, или сколько их там упустили. С пристава было взятое честное слово офицера, что подобное в его участке больше не повторится. Давыдову даже как-то стало легче на сердце, и господа пришлые уже не казались такими омерзительными. Вырвав себе прощение, он подтвердил: личность убитого ему известна. Она ничуть не лучше приятеля из того же сугроба. Убитый был известный в участке скандалист и пьяница, драчун и ночной грабитель, работник фабрики резиновых изделий «Треугольник» Иван Рябов, которого дружки звали Рябчик.
По словам пристава, Рябчик был человек семейный, трое детей как-никак, да и жил отсюда – рукой подать. Разговорившись, пристав заметил, что без такой личности на его участке будет спокойней. Он готов выразить благодарность тем добрым людям, что очистили его улицы от Рябчика и Комара.
