Подчиненные пообещали, что не пройдет и часа, как на стол господина полковника лягут признательные показания.
Герасимов несколько успокоился и окунулся в неотложные дела.
12
Удобно устроившись в санях, Джуранский долго крепился, но не выдержал и наконец спросил, отчего такая срочность.
— Мечислав Николаевич, а вы помните того молодого человека, который как бы ошибся комнатой, когда вы проводили обыск в «Сан-Ремо»? — Ванзаров наклонился к ротмистру, чтобы ненароком извозчик не услышал ничего лишнего.
— Хорошо помню, — уверенно ответил тот.
— Прекрасно! Я думаю, молодым денди был Ричард Эбсворт, сын председателя правления «Калинкина». Понимаете? — Ванзаров ожидал, что его помощник на лету схватит простую мысль. Но Джуранский смущенно молчал.
Родион Георгиевич понял, что поставил ротмистра в неловкое положение.
— Как вы думаете, почему барышни Бронштейн и Валевска не напоили юного Эбсворта сомой и оставили в живых?
— Может, влюбились? — на полном серьезе пробормотал Джуранский.
— Если они не взяли его деньги, то, значит, им нужно было другое! — с легким раздражением на медленную сообразительность помощника сказал Ванзаров. — Им нужен был человек, который беспрепятственно может войти в пивные цеха и вылить в чаны сому! Сын председателя правления — вне подозрений. Это же очевидно!
— Ах ты! — вырвалось у Джуранского.
— Истина всегда перед вами! — убежденно сказал Ванзаров. — Надо только ее увидеть!
13
В восемь вечера Герасимов вспомнил, что от подчиненных нет ни слуху, ни духу. А между тем прошло уже больше пяти часов, как всерьез занялись Ланской.
Александр Васильевич потерял всякое терпение и сам спустился в тюремные подвалы, которые располагались прямо в здании «охранки», на Мойке, 12. Камеры были устроены для временного содержания арестованных и тех, кого часто вызывали на допросы по текущим делам.
Дежурный унтер-офицер тюремного блока открыл дверь камеры номер 5. Когда полковник переступил порог, ротмистр фон Котен вылил ведро ледяной воды на арестантку. Она охнула и застонала. Герасимов увидел, что помощники поработали от души.
На Ланской просто не осталось живого места. Ей связали руки, губы разбили в кровавое месиво. На полу валялась шахматная доска с обрывками кожи и кровавыми разводами. Видимо, ломали пальцы между створок. Платье с женщины сорвали до пояса. На груди горели пятна от прижигания сигаретами. Тело пересекали следы плеточных ударов.
Оба ротмистра сильно упарились. В холодном подвале они скинули мундиры, оставшись в одних сорочках с закатанными рукавами. Дукальский, примериваясь, помахивал кожаной грушей, наполненной песком. При виде начальника офицеры смутились и приняли стойку «смирно».
Герасимов молча подошел к столу, на котором стояла пишущая машинка с вставленным листом. За все это время на нем появились только заглавие проводимого допроса с датой и ответ на первый вопрос. Полковник с удивлением прочитал, что барышню зовут Хелена Валевска.
— И это все? — строго спросил Александр Васильевич, выдергивая лист из каретки. — За пять часов пристрастного допроса?
— Стараемся, господин полковник, — отрапортовал Дукальский.
— А результаты? — сдерживая бешенство, сказал Герасимов.
— Молчит, — Дукальский сокрушенно вздохнул.
— На любой вопрос она отвечала бранью и пела польские песни, — не смея взглянуть начальнику в глаза, доложил фон Котен.
— Прекрасно, господа. — Герасимов скомкал листок и бросил на пол. — Не смогли разговорить слабую женщину! Хороши, нечего сказать!
— Прикажете применить особые средства? — Дукальский отбросил в угол камеры грушу с песком.
Полковник подошел к арестованной и посмотрел ей в лицо.
Александру Васильевичу пришла на ум интересная мысль: госпожи Валевской на самом деле не существует! Она не имеет вида на жительство в столице, и вообще здесь никогда не появлялась. Значит, ему не надо сообщать прокурору про арест и объяснять, кто она такая и почему потребовалось задержание. А госпожа Ланская вполне может бесследно исчезнуть. Пусть сыскная полиция ищет. Что же касается агента Озириса, то, стоит уничтожить личное дело в сейфе, — агент просто перестанет существовать. Нигде, ни в одном докладе его имя не упоминалось. А строка в расходной ведомости перейдет другому агенту. Выпускать из камеры в таком виде Валевску невозможно. Она должна заговорить. И замолчать окончательно.
— Делайте что хотите, но к утру у меня должен быть подписанный ее рукой подробный протокол допроса! Вам ясно? Подробный! — Герасимов стукнул в дверь.
Охранник немедленно отпер, выпуская полковника. Дукальский открыл ящик стола и вытащил металлическую коробочку со шприцем.
— Миша, зажми-ка ей левую руку! — сказал он напарнику.
14
Управление Калинкинского завода располагалось в недавно перестроенном здании на Эстляндской улице. У ворот Ванзарова и Джуранского встретила непривычная тишина и пустота. Лишь один сотрудник компании дежурил у входа, дожидаясь господ из сыскной полиции. Он сильно продрог и с радостью проводил приехавших к кабинету председателя правления.
Эдуард Егорович Эбсворт, дородный господин с роскошными седыми усами и маленькой бородкой, радушно поздоровался с гостями. Ему было по-мальчишески интересно принимать настоящих сыщиков.
— Ну-с, господа, чем могу быть полезен? — Эбсворт обладал приятным, сочным баском хлебосольного барина и шутника. — А то, изволите видеть, наши сегодня решили побастовать. Так сказать, в знак солидарности! И ведь, что характерно, еще вчера все были довольны и зарплатой, и работой! Пролетарии — большие затейники, доложу вам!
Ванзаров понял, что господин любит пообщаться, и резко перешел к делу.
— У нас есть основания предполагать, что на вашем заводе будет предпринята попытка крупной диверсии, — заявил он официальным тоном.
— Что предпринято? Господа, я не ослышался?
— Опасность далеко не шуточная! — Ванзаров посмотрел прямо в глаза весельчаку. Мрачное спокойствие Джуранского добавило к словам сыщика особую основательность.
— Это что же, революционеры ручную бомбу в солодовый бак бросят? — Эбсворт отказывался верить такой новости.
— Если вас интересуют детали, это будет отравление. Массовое отравление пива. Может быть, даже сегодня.
Эбсворт схватил колокольчик, отчаянно позвонил и приказал вбежавшему секретарю немедленно вызвать директора завода.
Не прошло и минуты, как в кабинете появился гладкий и дородный господин, который представился Иваном Ромуальдовичем Малецким.
— Вот, господин директор, господа из сыскной полиции сообщают, что сегодня или завтра у нас планируют диверсию! — Эбсворт погладил ухоженную бородку. — У них есть данные, что некие лица хотят отравить наше пиво. Кстати, не знаете, какой сорт выбрали злоумышленники: «Баварское», «Пильзенское», «Столовое» или «Портер»?
Господин председатель все еще пытался шутить.
— А почему таким серьезным преступлением занимается сыскная полиция, а не жандармы или Охранное отделение? — вдруг спросил Малецкий.
— Мы расследуем убийство, которое привело нас к возможным исполнителям этой акции! — Ванзаров говорил жестко и уверенно.
— Вот что, господа, я вам скажу! Может быть, где-то такое и возможно, но только не на нашем заводе! — возмущенно ответил Малецкий. — У нас, извольте знать, порядок и дисциплина! Мы не какое-нибудь затрапезное товарищество Дурдина! Мы — «Калинкин»! Лучший пивной завод России! Самый крупный, самый современный! И хочу сказать, что у нас есть заводская полиция, которая неусыпно несет вахту! К тому же ни сегодня, ни завтра на заводе никого не будет. Забастовка-с! Вот так!
— Ну-с, господа, — Эдуард Егорович сложил лапки на круглом пузике, — что скажете?
— Я прошу выслушать наше мнение приватно, — сказал Ванзаров, не глядя на Малецкого.
— У меня нет тайн от Ивана Ромуальдовича! — заявил Эбсворт патетическим тоном.
— Как скажете, — Ванзаров медленно вздохнул, — дело касается Роберта Эдуардовича…
Сыщик замолчал, дав возможность председателю осмыслить услышанное. Он не хотел, чтобы о деле с младшим Эбсвортом знал такой неприятный тип, как Малецкий.
Эбсворт помрачнел.
— Извините, Иван Ромуальдович, что вас побеспокоил, — заискивающе сказал он. — Вы свободны! Езжайте домой, отдохните, все равно у нас до понедельника нечем заняться.
Малецкий недобро глянул на Ванзарова и, ни с кем не прощаясь, вышел из кабинета.
— Обиделся, вот досада! — пробормотал Эбсворт и тут же посмотрел на Ванзарова. — Что вы хотите сообщить мне о сыне?
— Скажите, Эдуард Егорович, ваш сын знаком с производством? Он бывает в цехах?
