— Согласны выслуфать до конца?
Ротмистр кивнул.
— Хочу заверить: у меня нет к вам чувства личной обиды, — сказал Ванзаров с той искренностью, которую ни с чем не спутаешь. — Вы отменный специалист и, видимо, выполняли приказ. Но от этого преступление легче не становиться.
— Какое преступление? — не удержался Модль.
— Убийство семи взрослых и попытка убийства ребенка. Тончайфий обман, сплетенный вокруг них, к делу не прифьефь. Кстати, Менфиков-то понял, что его провели, за секунды до смерти, пытался сказать, но выдавил лифь «нас… убьет». Выговорить «наследник» — жизни не хватило. И Выгодский понял уловку, но тоже поздно, так что уже в собственной крови «галочку-птичку» рисовал. Указывал на серебряного феникса.
— У меня нет времени на фантазии, — устало сказал ротмистр. — Факты излагайте.
— Извольте. Факт первый: ротмистр Модль приказывает напечатать в типографии министерства Внутренних дел уголовный романчик некого Антона Чижа. Зачем? Чтобы его победоносно изъять на даче у жены господина Ванзарова и дать возможность Николаю Карловичу Берсу оказывать неоценимые услуги розыску. Факт второй: куски тела от «чурки» были найдены все сразу и раньфе участков. Как такое возможно? Только если господин Модль сам это соверфил. То есть как положил, так сразу и нафел при свидетелях. Иначе такой подвиг невозможен. Факт третий: мгновенно разыскали извозчика Растягаева и дворника Феоктистова. А вот главного свидетеля — Пряникова — не нафли. Как такое возможно? Да очень просто. Знали, кто и куда возил ковчежец, раньше меня. А Пряникова не взяли потому, что не знали где он. Никифор же преспокойно отдыхал в «сибирке» Казанского участка заботами господина Джуранского. Факт пятый: члены «Первой крови» гибнут от редчайфих взрывчаток, каковых и найти не возможно по отдельности, а вместе — тем более. Где же преступник берет их? Есть такое место. Что-то вроде тайного музейчика, в котором охранное отделение складывает экземпляры конфискованной литературы и… разнообразные динамиты. Долго хранить опасно, учет ведется кое-как. Что делать? Использовать для загадочных преступлений. И наконец, факт последний: против Ванзарова устраивают провокацию — супругу с кухаркой в камеру сажают, детей в приют кидают. Зачем? А чтоб чиновник сыскной полиции наверняка в срок, именно это важно — в срок, сделал розыск мифического обфества, причем старался спасти жену, не обрафал внимания на мелочи и особенно случайности и быстро сыскал «истинного» преступника — Берса. За что и получил бы ожидаемую награду. В Ванзарове ведь не офиблись, верно? Все так, содал Ахилл?
Модль одернул мундир, выпрямился и доложил:
— Правды сказать не смогу, да и не к чему это теперь. А запираться глупо. Не держите зла. Для меня было большой честью трудиться с вами. И позвольте руку…
Родион Георгиевич не смог отказаться. Даже враг достоин уважения. Ладонь беспощадного жандарма оказалась ледяной.
Модль пошел, не оборачиваясь, прямиком к домику Берсов. За нами потянулись жандармы и штатские, но он крикнул им оставаться на местах.
Окна дачи плотно закрывали ставни — и не подберешься. Но входная дверь была чуть приоткрыта, словно приглашала войти. Как будто специально звала, приглашала, манила.
Вадим Францевич быстро поднялся по ступенькам веранды.
— Назад! — закричал чиновник полиции.
Модль не пожелал его услышать. И дернул на себя дверную ручку.
Оранжевый шар вспыхнул ярче солнца, раздул дачный домик как грелку и ослепительно лопнул. Земля вздрогнула. Ударная волна примяла кусты, поломала деревья, повалила Ванзарова с ног, чем и спасла. Бревна, разлетаясь, пронеслись над головой. И лишь тогда обрушился грохот.
Родион Георгиевич вжался щекой в траву. Глаза невольно открылись. Мир предстал перевернутым. По стебельку, лениво перебирая ножками, карабкался рогатый жучок с малахитовым отливом. И необъяснимая, вязкая тишина.
Портупея под сюртуком впилась в бок.
Пора возвращаться. Словно, вынули ватные затычки…
Истошно кричали раненные, корчились в судорогах погибающие, а выжившие завидовали мертвым. На березе качалась оторванная рука.
Ванзаров вскочил и кинулся к дороге.
Оглушенная лошадь упала набок, отчаянно била копытами, пролетка повалилась, придавив ногу извозчику. Мужик выл от боли, все пытаясь поднять повозку, как видно, оглушенный. Мечислав Николаевич восстал из пыли разъяренный, но без единой царапины. Только сюртук порвался на локте. Спасло, ротмистра чудо, Божье провидение, оплатившее долг за порушенную свадьбу, или просто реакция боксера — неведомо.
В дачах на версту вокруг не осталось целого стекла. А ванзаровское гнездышко лишилось летней веранды и доброй половины сада. Что не так уж плохо — дачный сезон окончен наверняка. На месте соседского дома полыхал костер невиданной силы. Жар палил неистово даже издалека.
Августа 10 дня, около трех, +17 °C
Лесной участок 4-го Отделения С.-Петербургской столичной полиции, Выборгское шоссе, 16
Возвращаясь издалека, коллежский советник свернул в ближайший участок умыть лицо. В зеркале показалась перепачканная копотью физиономия. Вместо тщательно напомаженных усов торчали неприличные метелки. Самое печальное обнаружилось в парадном сюртуке — от лацкана до клапана кармана рваная рана. Материал испорчен безвозвратно. О потере двух золотых пуговиц не стоило вздыхать.
Кое-как наведя порядок в одежде и внешности, Родион Георгиевич отправился к приставу Змиеву. Сам подполковник выехал в Озерки на происшествие, так что кабинет достался в полное распоряжение чиновника сыскной полиции.
Распахнутые окна сулили холодок. С улицы долетали мирные шумы городской жизни да грохот гужевых телег. Впервые за пять дней чиновник полиции мог сесть в кресло, закрыть глаза и ощутить покой. Он скинул сюртук и освободился от портупеи. Затем сунул руку в карман брюк и вынул список содалов, «живую картину» и банковский чек.
Родион Георгиевич захватил во дворец улики без всякой видимой цели, как талисман, что ли. Может, они волшебным образом и отвели взрыв…
Бумажки раскинулись пасьянсом. Они уже ответили на вопросы «зачем», «почему», «где» и «как». В них же скрывался ответ на последний вопрос: «кто»? Ответ перед глазами. Остается увидеть. Нужны очки логики.
Первым тщательному досмотру подвергся список «Primus sanguinis».
«Менелай» и «Аякс» уже вычеркнуты. Без сомнений можно вычеркнуть «Ахилла» и, к счастью, «Пенелопу». Сомнения на счет содала «Диомеда» отпали вовсе. Остаются два неизвестных: «Парис» и «Агамемнон». Если следовать логике, то Ягужинского среди них нет. Он был нужен живым. Выходит, в списке неизбежно должен быть Николай Карлович. Но инициалы «В.В.П.» не подходят. А что если «М.О.Н.»?
В любом случае цель списка не вызывает сомнений: шпаргалка, чтобы чиновник полиции не сбился со следа. Кто ее заботливо подготовил — вот вопросик!
Настала очередь банковского чека. Родион Георгиевич покрутил ручку вызова телефонного аппарата, назвал барышне номер из четырех цифр, мило поздоровался с председателем правления Азовско-Донского банка господином Нетцелем, которого выручил не столь давно из щекотливой ситуации, скромно попросил о небольшой услуге и уже через пять минут знал ответ. К сожалению, банковским счетом владел Николай Карлович. И подпись, стало быть, его. Проклятый круг опять замкнулся: выходит, именно коллежский асессор приходил к Звягинцеву и напустил морок на его голову, как и на головы двух извозчиков и одного дворника.
Может, дело в «живой картине»?
В кабинет осторожно заглянул Джуранский. Лоб ротмистра пересекал грязный бинт. Самому себе, и только себе, Мечислав Николаевич казался ветераном, вернувшимся из боя. А всему виной проклятая застенчивость лихого кавалериста. Ну, не мог он без достойной причины ходить с дыркой на рукаве, хоть и немодного сюртука.
— Телефонировал в МИД, справка готова, вышлют завтра. Но я просил зачитать сразу. Изволите ознакомиться? — И помощник протянул листок, исчерканный бисерным подчерком.
Справка сообщала, что подданный Российской короны Антон Ильичев Берс получил выездной паспорт три года назад, когда и отбыл заграницу на учебу. По имеющимся данным, пересекал границу с тех пор всего четыре раза. Последний раз въехал в мае сего года, а должен был покинуть империю августа четвертого числа.
Поклонник депеш был немедленно командирован в телеграфную участка отправить срочный запрос в Варшаву на имя командующего 3-м округом Отдельного корпуса пограничной стражи генерал-лейтенанта Усова. А Родион Георгиевич опять покрутил ручку телефонного аппарата и потребовал соединить его с билетными кассами Николаевского вокзала.
Заведующий Терлецкий, несмотря на конец присутственного дня, оказал любезность, наведался в учетную книгу и подтвердил: билет был куплен на поезд «С.-Петербург — Берлин — Париж», отправлявшийся четвертого августа, на фамилию Берс А. И.
