Не прошло и четверти часа, как вернулся Джуранский. Ответ за подписью командира Александровской бригады ОКПС генерал-майора Шейна подтверждал: в поезде, пересекавшем границу с Германией в ночь с шестого на седьмое августа на железнодорожной станции Александров, находился пассажир, предъявивший паспорт на имя Антона Ильичева Берса.
Сомнений не осталось: студент парижского университета отбыл продолжать учебу.
— Итак, Мечислав Николаевич, условия задачи, — сказал Ванзаров, жестом предлагая ротмистру присаживаться. — Первая дама, Антонина Берс, попрофалась с Петром Ленским в среду. Другая дама, не менее симпатичная, попрофалась с этим же господином в пятницу. При этом мы знаем наверняка, что господин Ленский был на даче Берсов в четверг вечером, потому что его видел Николя Тальма и принял за любовника князя Одоленского. Не менее точно мы знаем, что господина Ленского в ночь с четверга на пятницу задуфили спермой, а потом разрубили на куски, ну, и так далее. Следите за мыслью?
Железный Ротмистр сделал над собой усилие, но все же сведения осилил.
— Смелее, коллега! — подбодрил Ванзаров. — А теперь вопрос: какие три вывода можно сделать их этих противоречивых фактов?
— Три? — удивился Джуранский. — Попробую… Первый: убили не Ленского. Второй: убийца не Ленский. А вот третий… даже не знаю.
— Начнем по порядку… Тот, кого опознали по «живой картине» моя супруга и Глафира, а также Николай Берс как «Ленского», соверфенно другой человек. Берс врал, госпожа Ванзарова не знала правды. Что на это указывает?
— Разные дни?
— Настояфий Ленский не мог просить Звягинцева вызвать полицию, а потом преспокойно разгуливать, где ему хочется, и разыгрывать «живые картины». Так кто же он? Гипнотизер Жарко, например, признал его талантливым студентом Петровичем. Но это мало что дает. Куда важнее другой факт: раз Тальма принял его за любовника, значит, видел этого человека с князем в городе. Даже ревность должна иметь основания. Логично?
— Вполне.
— Следовательно, этот человек оказывал Одоленскому знаки внимания, как любовник. На это явно указывает фривольная фотография. Зачем?
— Не хотел бы касаться этой темы, — мрачно признался Джуранский.
— Чтоб в субботнюю ночь князь привел его к себе в дом, преспокойно разделся и лег в постель, ожидая наслаждений. Значит, он кто?
— Убийца князя?!
— Конечно. Отсюда получаем второй вывод: убивфий князя подложил йодистый азот в струны скрипки. Как хлопнул взрыв под одеялом, он проходит в соседний кабинет, берет Гварнери и засыпает порофок. Никто другой не успел бы это сделать.
— Поразительно просто!
— Далее. Тот же убийца приносит взрывные сигарки Выгодскому. Допустимо?
Ротмистр с жаром согласился, но тут же возразил:
— Как же смерть Николая Берса? Там ведь не было взрыва?
— Идеально подходит, — Родион Георгиевич накинул сюртук. — Кто, как не «любовник» Одоленского, мог знать, где ключи от мотора и как им управлять?
Джуранский изверг крепкое кавалерийское словцо.
— Нет, сей герой вовсе не это самое… — Ванзаров усмехнулся. — Итак, мы выяснили, что господин, прятавфийся под фамилией «Ленский» — убийца. Но кто он на самом деле?
— Да, кто?
— Фамилией «Ленский» он пользовался долго. На это есть верный свидетель, а именно — моя супруга. Но вот вопрос: как ему удалось?
— Николай Берс покрывал.
— А где был настояфий Ленский?
— Убит?
— Только ночью в четверг. А до этого?
— Неужели на даче?
— Правильно! Но мы точно знаем, что кроме Николая Карловича и Антонины Ильиничны никого там не было. Антон Берс наезжал изредка. Что получается?
— Антонина замешана! — вскричал ротмистр. Его вера в то, что все беды мира идут от театра и от красивых женщин, стала теперь крепка как никогда.
— Браво! Не будут же Ленского держать в погребе три месяца. Звягинцев нафел его в цветуфем виде. Следовательно, настояфего Ленского никуда не прятали, а специально держали на виду.
— То есть как?
— Преспокойно — в женском платье. Софья Петровна говорит, что девушка была молчаливой и застенчивой крайне. Все в саду книжки читала. Каков вывод?
— Антонина — это Петр Ленский? Вы уверены?
— Здесь важны нюансы. Сформулируем так: Петра Ленского выдавали за Антонину Берс все лето, по крайней мере, до профлого четверга. А в субботу предъявили в ковчежце в изрядно сокрафенном виде. — Родион Георгиевич подождал, пока новость уляжется в кавалерийских мозгах помощника, и продолжил: — Но сейчас обратимся к другому вопросу: кто же приходил с настояфим Петром Ленским к доктору, исцеляющему мужеложество пыткой?
— Кто? — механически повторил ротмистр.
— Видимо, тот, кто вывел Петра из клиники. Что на это указывает?
— Способность к гипнозу?
— И это тоже. Куда важнее другое: в карточке Звягинцева была указана фамилия «Морозов». Почему? А потому, что господину некогда было изобретать псевдоним, он и воспользовался уже известным — из больницы, как и биографией жертвы. Ведь убийца носил имя жертвы. Видимо, этот же господин вычистил мозги двум извозчикам, одному дворнику и набожному фвейцару. Он возил ковчежец. И, следовательно, участвовал в делании «чурки». Кто он?
— Не знаю…
— Николай Берс исключается?
— Не знаю…
— Тальма видел молодого человека.
— Тогда исключается… Позвольте! Если Николай Карлович вне игры, остается одна кандидатура…
— Именно так.
— Это невозможно, — уверенно сказал Джуранский.
— Почему же?
— Потому что вы с ней разговаривали, и я тоже, и вообще…
— Уверяю, это не сложнее стрельбы из револьвера.
— Нет, это невозможно!
— Помните, что говорил великий Гарон, глава парижской полиции? — спросил Ванзаров и, не дожидаясь, ответил сам: — «Работая в области расследований преступлений, следует всему верить и быть ко всему готовым, часто самое невероятное оказывается единственно верным». Вот так.
— Но ведь Ленского убили в четверг!
В ответ перед носом ротмистра помахали телефонограммой из МИДа.
— Не вижу здесь логики, — запальчиво заявил он.
— Поифите тут, — Родион Георгиевич пододвинул список содалов. — Знаете, как расфифровать «М.О.Н.»?
— Ни малейшего понятия.
— «Mon oncle Николай». Вот и все. Теперь я знаю точно: Модль вовсе не попался в ловуфку, он сам выбрал смерть. Хотя динамит ожидал нас. У ротмистра не осталось иного выбора. А почему?
— Простите, но я…
— Да потому, что феникс пироксилином нафарфировал он!.. Но какой тонкий расчет во всем! Виден больфой талант.
— Ничего не понимаю, — признался ротмистр. — И это называется три вывода?!
Объяснений не последовало. Ванзаров бережно сложил справку, телеграмму, список, чек и фотографию в карман и лихо расправил усы, что в данную минуту означало: гремят барабаны, трубят фанфары. Преступник извлечен из тьмы обмана на свет логики.
Августа 10 дня, после четырех, +17 °C
Управление сыскной полиции С.-Петербурга, Офицерская улица, 28
Свет предвечерний поблескивал на полированном лбу Сократа и на репродукции Рафаэля, освещая Мадонну. Дева несла младенца в мир со страхом и надеждой, не зная, что ждет ее первенца в грядущем: любовь или ненависть.
Он только вошел в кабинет, чтобы сложить портупею со шпагой, и сразу пригласил к себе Мищука, отбывавшего дежурство по Управлению.
Господин начальник предложил коллежскому регистратору устраиваться удобнее за приставным столиком, сам же скинул сюртук и подошел к окну.
Пауза затягивалась, чиновник стал выказывать признаки беспокойства. А Ванзаров, словно ничего не замечая, разглядывал Офицерскую и даже мурлыкал мотивчик.
Мищук вежливо кашлянул, Родион Георгиевич обернулся, озорно подмигнул и сказал:
— Да-да, я вас слуфаю.
— О чем? — растерянно спросил Мищук.
— О предательстве, о чем ефе?
— Позвольте, я не…
— Николай Николаевич, не тратьте силы, — Ванзаров сел по другую сторону хлипкого столика. — Служите под моим началом, а потому знаете: слов на ветер не бросаю. Отпираться бесполезно. Не трогал вас до сих пор лифь потому, что сам себя уговаривал: не может этого быть, случайность или совпадение. Но сегодня такой день, когда всем случайностям найдутся достойные объяснения. Правда, содал Диомед?
Чиновник полиции опустил голову и тихо спросил:
— Это письмо меня выдало?
— Письмо — мелочь. А улика — вот… — Родион Георгиевич продемонстрировал «живую картину». — Надеюсь, понятно почему?
— Но ведь никто не видел!
— Логика — главный свидетель. Будем задавать простые вопросы: кто мог поставить снимок? Слуги исключаются — лакей Бирюкин последним запер дверь. А кто выходил из комнаты до этого? Полиция. Чинов было много, кто же из них? Тот, кто может задержаться дольфе остальных — младфий чиновник, составляющий подробную опись места преступления. Кто же это? Были Мифук и коллежский регистратор из Казанского участка. Так как, дело сразу отофло к нам, то протокол вел Мифук. Стало быть, и подложил он. Да и трудов-то никаких: оказался вблизи коллекции снимков, взял один, чтобы занести в протокол, а вернул уже с засунутой «живой картиной». Только и остается поставить криво. Чтоб я заметил наверняка.
