— А разве мы уже на «ты»? — удивилась Полина, изо всех сил сдерживая улыбку.
— Если перейдем на «ты», то станем ближе друг другу, — заявил он и, шагнув к девушке, взял ее за руку.
Но в этот момент где-то совсем рядом послышались шаги, и Полина тотчас отпрыгнула от Киприана. Из-за кустов, закрывавших тропинку, появилась Василиса с корзиной трав в руке. Увидев Полину и Киприана, стоявших в двух шагах друг от друга, лекарка степенно поклонилась и произнесла:
— Здравия вам, барышня.
В пристальном взгляде Василисы девушке почудилось осуждение. Растерявшись и чувствуя, как румянец заливает щеки, Полина в ответ на приветствие смогла выдавить из себя лишь что-то невнятное.
Зато Киприан ничуть не смутился и резким голосом отчеканил:
— И ты не хворай, Василиса. Иди, куда шла.
Полине показалось, что худояровская знахарка что-то хочет ей сказать. Но, видимо, встретив суровый взгляд хозяина, женщина не решилась обратиться к барышне и, еще раз поклонившись, молча пошла дальше по тропинке, ведущей в усадьбу.
Когда Василиса скрылась из виду, Полина обхватила руками пылающее лицо и сокрушенно пробормотала:
— Боже мой, она ведь теперь все расскажет бабушке…
Киприан осторожно развел ее руки в стороны и вкрадчивым голосом заметил:
— Вряд ли она успеет рассказать, ведь вы с бабушкой послезавтра уедете.
— Да… может, бабушке и не успеет, но другим соседям или хотя бы вашей челяди — это уж непременно расскажет, не утерпит. И сплетни пойдут гулять…
— А ты так боишься сплетен? — улыбнулся Киприан. — Тебе ли, просвещенной девушке, обращать внимание на пересуды мелких людишек? Впрочем, могу тебя успокоить: Василиса, во-первых, женщина молчаливая, а во-вторых, она на следующей неделе уедет из Худояровки, так что никому ничего не успеет рассказать.
— Так Василиса уже не будет жить в Худояровке?
— Не будет. Брат у нее — вдовец, теперь заболел и зовет Василису к себе в Москву, чтобы она жила в его доме и вела хозяйство. А ее ведь в Худояровке ничто не держит: дядя умер, отца моего она терпеть не могла, а заодно с ним и меня недолюбливает. А я ее и не держу, пусть едет, она же не крепостная.
— Мне показалось, что Василиса посмотрела на меня с осуждением…
— А это для тебя имеет важность? — Киприан взял девушку за плечи и заглянул ей в глаза. — Но разве мы с тобой делаем что-то предосудительное? И разве мы кому-то должны давать отчет? Как странно, что ты опасаешься пошлой молвы. Словно запуганная боярышня старых времен, которая всю жизнь провела в тереме в окружении мамок и нянек.
— Ты разочарован во мне? — вскинула голову Полина, не заметив, что тоже перешла на «ты». — Наверное, думаешь: вот смешная жеманная провинциалка, которая на каждом шагу бережет свою драгоценную репутацию. Но, поверь, это совсем не так, и мнение толпы для меня ничего не значит. Просто я волнуюсь за бабушку, за ее здоровье, ведь она самый близкий для меня человек.
— Черт возьми, мне это нравится, — пробормотал Киприан, и глаза его сверкнули, приблизившись к ее липу.
— Что нравится? — Полина слегка отстранилась, выгнувшись назад. — То, что бабушка для меня — самый близкий человек?
— Нет, то, что ты назвала меня на «ты»! И теперь я надеюсь скоро стать самым близким для тебя человеком.
Его взгляд показался Полине раздевающим, а улыбка — немного хищной. Но это не оттолкнуло девушку, а скорее наоборот, привлекло и взволновало, показавшись проявлением страстной натуры. В следующую секунду, преодолев уже совсем не упорное сопротивление Полины, Киприан сжал ее в объятиях и поцеловал крепким, долгим поцелуем. Она почувствовала, как горячая волна, начиная от губ, прошла по всему ее телу. Впервые в жизни девушка, знавшая любовь лишь по романам, ощутила свое женское естество.
— Это уж слишком, — сказала она, слегка задохнувшись. — На первом же свидании… Вы посчитаете меня легкомысленной…
— Не «вы», а «ты», — поправил он с улыбкой. — И я не посчитаю тебя легкомысленной, а посчитаю глубокой, сильной натурой, способной на искренние чувства. Поверь, я бы не осмелился поцеловать тебя на первом же свидании, если бы нам не предстояла скорая разлука. Только из-за этого я так несдержан. Ведь невмоготу сознавать, что ты на днях уедешь и можешь меня забыть…
— Этого не случится! — невольно вырвалось у Полины. — Разлука ничего не значит, если… если…
— Если чувства настоящие? — подсказал Киприан. — Да, да! Тысячу раз правда! Это только начало нашей любви, а после разлуки будет продолжение! Но я хочу, чтобы ты еще лучше меня запомнила, а для этого…
Полина ничего не успела сказать, как он снова обнял ее и смял ей губы страстным поцелуем.
Теперь девушка испугалась не только возможных свидетелей тайного свидания, но также и самой себя. Почувствовав, что голова начинает кружиться, она призвала на помощь всю свою волю и, с силой оттолкнув Киприана, прошептала:
— Нет, достаточно, больше не надо… Мы не должны так поступать до того, как…
Она хотела добавить: «до того, как станем женихом и невестой», но не решилась, посчитав, что это прозвучит как намек с ее стороны, а Полина не раз слышала и читала, что мужчинам не нравится, когда женщины намекают им на женитьбу.
Киприан протянул к ней руки, снова собираясь заключить девушку в объятия, но она увернулась от него и скороговоркой произнесла:
— Нет, будем прощаться, мне пора домой. До свидания, Киприан!
— Постой, Полина!..
— Нет, пожалуйста, не иди за мной, я приказываю!
— Но хотя бы пообещай, что будешь думать обо мне!
Она уже на бегу оглянулась и, сверкнув глазами на Киприана, прошептала:
— Обещаю. А ты?
— Клянусь! — ответил он со странной улыбкой.
Больше Полина не оглядывалась и, стремительно повернув к роще, скрылась за деревьями.
Домой она прибежала взволнованная, запыхавшаяся, с пунцовыми щеками. Судя по отсутствию экипажа Дугановой, гостья уехала, что обрадовало Полину. Бабушка, вероятно, уже беспокоилась из-за долгого отсутствия внучки, а Полине не хотелось сразу показываться бабушке на глаза, и она прошлась по саду, стараясь выровнять дыхание и охладить под вечерним ветерком свое пылающее лицо. Подойдя к беседке, она услышала совсем рядом строгий голос Анастасии Михайловны:
— Долго же ты прогуливалась. Но хоть голова-то перестала болеть?
— Да… то есть… то есть не совсем, — запинаясь, пробормотала Полина. — Пойду прилягу.
— Вначале поужинаем.
— Нет, я не хочу есть. Пусть Дуня принесет чай мне в комнату, а больше ничего не надо.
— Где ты была? — прямо спросила Анастасия Михайловна. — Изволь объяснить, голубушка!
Но Полина, отводя взгляд от сурово-пытливых глаз бабушки, попросила:
— Пожалуйста, давай отложим объяснения до завтра, мне надо собраться с мыслями. И, поверь, ничего предосудительного я не совершала.
Чмокнув бабушку в щеку, Полина чуть ли не бегом устремилась к дому.
Когда горничная Дуня принесла ей чай и помогла раздеться, Полина почувствовала наконец расслабление после душевных тревог прошедшего дня. Закрыв дверь за Дуней, она бросилась на кровать и несколько минут лежала неподвижно, глядя в прямоугольник окна, открывавший вечернее небо, на котором уже проблескивали первые звезды.
Впечатления переполняли девушку: ведь сегодня ей почти объяснился в любви мужчина, которого она знала так мало, но который уже успел глубоко затронуть ее душу. Внешность Киприана, его загадочность, его страстные порывы, готовые сломать ограду условностей, и даже те зловещие слухи, что окружали его фамилию, — все давало пищу богатому воображению девушки, воспитанной на романах и не имеющей обширного круга знакомств. Полина и сама понимала, что ей недостает опыта, умения выбирать и сравнивать, но критический взгляд на саму себя все же не мог охладить ее чувств к Киприану.
Сегодня девушку впервые в жизни по-настоящему поцеловал мужчина. Ведь нельзя же было, в самом деле, считать настоящим поцелуем тот, происшедший прошлым летом на званом вечере у московских знакомых Анастасии Михайловны. Тогда один молоденький корнет, танцевавший с Полиной, подстерег барышню в укромном уголке террасы и, схватив в объятия, прижался губами к ее губам. Поцелуй получился неловким, хотя корнет и старался показать себя бывали молодцом и волокитой. Полина угадала скрытую робость неопытного мальчишки, а потому даже не рассердилась на него, а лишь со смехом оттолкнула и, погрозив пальцем, убежала прочь. В тот день она поняла, что ей не нравятся желторотые юнцы, особенно если они прикрывают свою неловкость бахвальством. Куда больше ее волновали зрелые, познавшие жизнь мужчины, которые ничего не стремились доказывать, ибо их опытность и уверенность говорили сами за себя. А вскоре после того вечера пришло известие о смерти отца, и Полина на год затворилась в трауре, решив никуда не выезжать из деревни. И вот, после года уединения, судьба послала ей неожиданную встречу — и как раз с таким мужчиной, которого она ждала.
