А наш дорогой Нестор-дженаб будет смотреть, как твое прекрасное лицо будут расклевывать грифы. Грифы обладают чудовищной силой. Одним движением клюва они вырывают из тела куски мяса, и так снова и снова, пока не насытятся, а жертва не потеряет сознание. Но и потом они продолжают свой страшный труд. Ужаснее всего, когда поедаемый приходит в сознание на полпути к могиле и видит себя наполовину обглоданным. Он видит свои кости, свои окровавленные внутренние органы, а иногда и не видит — если у него уже выклевали глаза. И тогда он только слышит отвратительный звук разрываемой плоти, и плоть эта — его.
Меня затошнило от этих речей. Но, как известно, в минуту смертельной опасности нельзя просто сидеть и ждать, или, как в моем случае, лежать и ждать. Нужно разговаривать, тянуть время, нужно что-то предпринимать. Не знаю, на что я надеялся. Может быть, на ранний рассвет или на то, что сюда кто-нибудь явится, какой-нибудь могильщик — кто-то ведь приглядывает за всем этим ужасным хозяйством.
— Послушайте, барышни, — сказал я, — я понимаю, это разговор между двумя женщинами, влюбленными в одного человека. Однако, признаюсь вам, самому предмету ваших вожделений разговор этот не доставляет особенного удовольствия.
Элен фыркнула: боже мой, вожделений! Узнаю мужчин с их невероятным самомнением, с их глупым тщеславием и убежденностью, что они являются центром вселенной.
— А кто же, по-твоему, является центром вселенной? — спросил я с невинным видом.
Она посмотрела на меня с какой-то брезгливой улыбкой.
— Милый, — сказала она, — во-первых, я не такая дура, как ты про меня думаешь. Во-вторых, я отлично тебя изучила. Все твои так называемые методы — это просто набор более или менее примитивных штампов, голое рацио без толики вдохновения. Если бы ты был способен чувствовать, ты бы понял, что я тебя нисколько не люблю. А если женщина спит с мужчиной, которого не любит, это значит, у нее есть к нему исключительно практический интерес. И если бы ты задумался хоть на секунду, ты бы мог понять, какой интерес у английской барышни может быть к русскому шпиону, выдающему себя за офицера. Но, впрочем, мы заговорились. Попрощайся со своей усатой поклонницей.
Последние слова она сказала совершенно напрасно. Взвыв от обиды, Ясмин метнула в нее кинжал. Кинжал царапнул правое предплечье Элен. От неожиданности та выронила пистолет. Ясмин метнулась к ней, как разъяренная кошка. Они сцепились и повалились на землю, катаясь и награждая друг дружку свирепыми тумаками. Британка оказалась сильнее и ловчее, в конце концов, она уселась на Ясмин сверху, подобрала кинжал и занесла руку над противницей. Та схватила ее за запястье, упиралась из последних сил, однако кинжал медленно, но верно приближался к горлу Ясмин. Вот он оказался уже совсем близко, я не увидел — кожей почувствовал, как острие коснулось ее горла, как выступила на нем капелька крови. Я бешено забился в своих пеленах.
— Нет! — крикнул я. — Прекрати, прошу тебя!
Ясмин закричала — жалобно, отчаянно, как кричит голубка перед смертью. Я закрыл глаза и услышал тяжелый удар, хруст и звук упавшего на камни кинжала.
Несколько секунд я лежал неподвижно. Потом открыл глаза, но не как человек, а как мертвец, окончательно утративший душу. Секунду я слепо смотрел на поле битвы, не понимая, что произошло. Постепенно в глазах моих прояснилось. Ясмин все еще лежала спиной на камнях, на ней ничком распростерлась Элен, а над ними, словно оживший голем, стоял, пошатываясь, Ганцзалин в обгорелых лохмотьях и с камнем в руке.
Глава семнадцатая
Зили-султан и казачья бригада
Молния, которая едва не убила Ганцзалина, сожгла стеснявшие его узы, так что, придя в себя, он успел спасти меня и Ясмин. Более того, благодаря молнии сохранилась и персидская монархия: мы с Ганцзалином загнали нескольких коней, но успели в Тегеран до того, как в виду города объявилась армия Зили-султана.
Шахиншах встретил меня с такой радостью, что у меня невольно дрогнуло сердце. Мне стало стыдно за то, что столько времени пришлось морочить ему голову. Впрочем, я утешался мыслью, что только благодаря этой хитрости, может быть, еще удастся спасти ему престол и жизнь.
— А, — закричал он, — приветствую тебя, победитель туркмен! Вы с сыном порадовали мое сердце…
— Ваше величество, — как мог почтительно прервал я его, — ваше величество, есть вещи пострашнее туркменского войска.
И я рассказал ему про планы Зили-султана захватить его трон и про то, что тот уже движется со своей армией, чтобы взять столицу.
— Пулемет Максима? — переспросил шахиншах. — Триста выстрелов в минуту? И он хотел повернуть оружие против собственного отца?
Не в силах сдержаться, он так ударил кулаком по сервировочному столику, что тот подломился. Ярость исказила добродушные черты Насер ад-Дина, усы его воинственно топорщились, как у кота, на территорию которого покусился наглый пришелец.
— Клянусь Аллахом, он ответит мне за это! — шахиншах в каком-то исступлении метался по опочивальне.
Я снова обратился к нему.
— Ваше величество, нет времени попусту гневаться. Нужно встретить Зили-султана во всеоружии. Собирайте все наличные войска, кавалерию и артиллерию. С войском принца надо сойтись не в городе, а на подходах к нему. Сколько у нас в наличии солдат?
— 76 полков, 65 тысяч воинов, — отвечал шахиншах.
Это были официальные цифры, я-то знал, что большая часть распущена по домам, и дай бог, если в наличности окажется десятая часть от этого. Это составляло 6–7 тысяч, тогда как у Зили-султана — около трех тысяч обстрелянных и хорошо вооруженных солдат. Учитывая тайное оружие принца, воевать против него прямо сейчас было смерти подобно.
— Ты хочешь сказать, мы должны сдаться на милость победителя? — взревел шахиншах.
— Вовсе нет, — отвечал я. — Мы выведем нашу доблестную армию на бой, но важно выбрать правильную тактику. Если мы просто кинемся в атаку, нас перебьют, как куропаток, даже если в душе мы орлы и ястребы. Поэтому надо, во-первых, выиграть время, чтобы начали подходить распущенные по домам части, во-вторых, попытаться договориться миром.
— Миром? — Насер ад-Дин зашипел от гнева.
— Да, миром, — я был непреклонен. — Во-первых, это ваш сын. Во-вторых, вся его армия — это ваши подданные. Даже если мы победим, может начаться гражданская война. Но мир этот должен быть заключен с позиции силы, чтобы принц не осмелился ставить нам условия.
Шах с минуту хмуро молчал, потом поднял на меня глаза.
— Признаю твою правоту — сказал он. — Но каков же будет наш план?
— Как говорили древние, кто хочет мира, пусть готовится к войне. Собирайте войска, ваше величество,
