Например, я спрашивал, применял ли Жордан какие-либо предметы, когда совокуплялся с женщинами Раймона. Я спрашивал, изливал ли он свое семя еще куда-нибудь, кроме лона. Я спрашивал, не заставлял ли он женщин ласкать его каким-либо извращенным образом, глотать, сосать или выделять что-либо, произносить священные слова или сквернословить во время этих греховных занятий…
Ох, но лучше на этом не останавливаться. Достаточно сказать, что Жордан упорно защищался, — с возрастающим раздражением, по мере того как я отравлял воздух непристойностями. (Бедные Симон и Беренгар сидели красные, как вино, и даже Дюрану было не по себе) Наконец, когда я заявил, что якобы имел беседу с одной из названных женщин, которая обвинила Жордана в содомитстве, у объекта этого бездоказательного обвинения лопнуло терпение.
— Это неправда! — закричал он. — Этого не было! Я никогда такого не делал!
— Вы просто совокуплялись, как положено по законам природы?
— Да!
— Не оскверняя ни стул инквизитора, ни перьев Святой палаты или пергамента?
— Нет!
— Просто предавались блуду на полу в комнате отца Августина?
— Да, — отрывисто ответил он, затем замолчал, осознав, что сказал. — То есть…
— Не пытайтесь отрицать того, что вы только что подтвердили, — перебил я. — Я понимаю, что вам стыдно, но ложь под присягой — еще более тяжкий грех, чем прелюбодеяние. Если вы искренне раскаетесь, Господь простит вас. И Святая палата тоже простит вас. А теперь — правда ли или нет, что вы допускали распутных женщин в здание Святой палаты за деньги?
Жордан вздохнул. У него больше не было сил сопротивляться в вопросе такого ничтожного значения. Кроме того, я подарил ему маленькую надежду.
— Да, — признался он.
— И вы воспользовались этими деньгами для того, чтобы купить ферму в Каталонии?
— Да.
— Это было до или после вашего исчезновения?
Он на мгновение задумался, сообразив, очевидно, что дату сделки можно проверить.
— После, — в конце концов произнес он.
— То есть сорок восемь турских ливров были у вас при себе, когда вы отправились в Кассера с отцом Августином?
— Да.
— Почему?
— Потому что мне приходилось повсюду носить их с собой. Иначе их могли бы украсть.
— Понятно. — Хотя я находил это объяснение нелепым, ни на лице моем, ни в голосе не отразилось недоверия. — Расскажите мне, что произошло в тот день, — продолжал я, — в день смерти отца Августина.
Как давно он ожидал этого вопроса? Он почти с облегчением пустился в рассказ, говоря быстро и монотонно.
— Мне стало нехорошо, — сказал он. — Наверное, съел что-то в форте, и меня тошнило. И потому я отстал и велел остальным ждать меня в Кассера.
— Стойте! — я поднял руку. — С начала, пожалуйста. Когда вам приказали в числе других сопровождать отца Августина?
Моей целью опять же было вымотать его — и обнадежить. Я терпеливо слушал его повествование, не делая резких возражений, лишь поощрительно хмыкал. Время от времени я выяснял подробности или просил повторить сказанное, дабы уточнить последовательность событий, и он исполнял это легко, небрежно, пока мы не достигли момента, когда он «отстал». Тогда он начал напрягаться, хотя и немного нашлось бы людей, которые заметили бы разницу. Видите ли, когда история не правдива, а выдумана, рассказчику труднее разделить ее на отдельные события. Поскольку с ним не происходило того, о чем он рассказывал, он не может обратиться за помощью к своей памяти. Следовательно, если его перебить, он станет повторять сначала, следя за тем, чтобы соблюсти логическую последовательность. Человек, говорящий правду, не заботится о логической последовательности. Он просто излагает, что помнит, не беспокоясь о неувязках.
По словам заключенного, он почувствовал дурноту и должен был спешиться вскоре после отъезда из форта, когда они возвращались в Кассера. Затем, немного передохнув, он отправился дальше. Здесь я спросил Жордана, где именно он опорожнил свой желудок от съеденного. И он сказал, что зашел за кусты, чтобы не оставлять рвоты на видном месте. Он был не дурак, этот Жордан.
Внезапно он услышал слабый вскрик и затем другие пугающие звуки, возвестившие ему, что отряд отца Августина подвергся нападению где-то дальше по дороге. Когда он подъехал ближе, все звуки уже затихли, что свидетельствовало о завершении схватки. Но кто победил? Испуганный Жордан спрятал свою лошадь, сам притаился за скалой и стал ждать.
— Вы сами не хотели нарваться на засаду, — посочувствовал я.
— Не хотел.
— Зная, что если остальных уже убили, то и у вас нет надежды остаться в живых.
— Верно.
— И что же случилось потом?
Потом мимо промчалась кобыла отца Августина с пустым седлом. Ее преследовал, верхом на лошади Морана, человек, который поймал беглянку и погнал ее вниз с холма.
Видя это, Жордан понял, что его товарищи были разгромлены и, вполне возможно, убиты. И посему он еще немного подождал, прежде чем приблизиться к месту резни, из осторожности пешком. Подходя, он держался как можно ближе к тропе и стал свидетелем бегства двух мужчин, проскакавших вверх по холму на похищенных лошадях.
Я конечно же потребовал полного описания этих мужчин. Жордан ответил, что один был в зеленой, а другой в красной шапке, но они проехали слишком быстро, и он не успел более ничего разглядеть.
— Не было ли в них чего-либо необычного? — спросил я. — Особо запоминающегося?
— Нет.
— Ничего, привлекшего ваше внимание? Даже в тот краткий миг?
— Нет.
— Значит, то обстоятельство, что они были заляпаны кровью, не показалось вам достойным внимания?
Глупец! Он заколебался, и я подумал: «Этот человек лжет». Ибо если бы он действительно видел убийц, он бы заметил кровь прежде всего. «Зеленая шапка», — как же!
Однако я воздержался от замечаний и сохранял сочувственное выражение.
— Я подумал, что вы имеете в виду их рост или… или цвет волос, — запинаясь, проговорил он после краткой паузы. — Разумеется, они были заляпаны кровью.
— Разумеется. А что вы сделали потом?
— Я шел, пока не вышел на площадку. Где лежали тела. Это было ужасное зрелище. — Тем не менее Жордан описывал его вполне спокойно. — Все были изрублены на куски. Я огляделся, но не увидел ни одного живого и пошел дальше.
— Вас не рвало?
— Нет.
— Значит, ваша дурнота к тому моменту прошла? Я должен признаться, что от подобной картины мои внутренности вывернулись бы наизнанку.
Наступила долгая тишина. Поразмыслив, Жордан заметил:
— Вы не солдат. Солдаты должны быть сильными.
— Ясно. Что ж, продолжайте. Что было потом?
Потом Жордан стал думать. Ему пришло в голову, что его, как единственного оставшегося в живых, без сомнения, заподозрят в совершении этого чудовищного преступления. Святая палата захочет свалить на него всю вину. Наверное, ему было бы лучше исчезнуть, скрыться в горах и купить ферму. В конце концов, деньги у него были при себе.
— Я так и сделал, — сказал он в заключение.
— Вы так и сделали. Но это было глупо с вашей стороны, друг мой. Если вы не виновны, то вам нечего бояться Святой палаты.
В ответ он только фыркнул.
— Клянусь честью, мы не стали бы вас наказывать без причины, — настаивал я. — Дюран, будьте добры, зачитайте сделанную вами запись показаний этого человека. Мы должны убедиться, что все правильно.
Если Дюран и был удивлен, ибо положено подождать один день и зачитать заключенному законченный протокол, прежде чем получить от него подтверждение, то виду не подал. Он стал читать, и голос его был невыразителен и скучен. И Жордан заскучал, ибо он несколько раз зевнул и потер свое усталое лицо руками. Когда я спросил его, в заключение чтения, не желает ли он внести какие-либо поправки, он покачал головой.
— Совсем никаких?
— Совсем.
— И вы ничего не упустили?
— Нет, отец мой.
— Например, того обстоятельства, что Раймон Донат заплатил вам за убийство отряда отца Августина и расчленение тел с тем, чтобы отсутствие вашего тела прошло незамеченным?
Жордан сглотнул.
— Я этого не делал, — выдохнул он.
— Друг мой, я не думаю, что вы сделали это. Я знаю, что вы это сделали. У меня здесь есть признание Раймона, вот оно лежит передо мной.
Я, конечно, говорил неправду; документ, лежавший передо мной, представлял собой заметки, сделанные во время моих бесед с жителями Кассера. Но часто случается, что рукописное слово сеет страх в сердцах неграмотных людей, тогда как устное — нет.
— Не хотите ли прочитать? — поинтересовался я, отлично зная, что Жордан не умеет читать. Он смотрел на документ так, будто это была змея, которая вот-вот его ужалит. — Вы ведь понимаете, не так ли, что Раймон собирался отравить вас, когда вы вернетесь сюда? Именно этот его план навел меня на мысль о его вине. Удивительно, что он не устроил так, чтобы вас убили в Каталонии.
