План созрел мгновенно. Дэвид подошел к барной стойке, взял телефонный аппарат и набрал номер Фаруха. Восторженным возгласам на том конце линии, казалось, не будет конца:
— Куда ты пропал? Меня допрашивали. Этот майор все допытывался, где ты можешь скрываться. Он говорил о тебе ужасные вещи!
— Позже, все позже. Сейчас мне нужна твоя помощь. Помнишь место, откуда мы уезжали к музею?
Фарух тогда забирал его на автомобильной стоянке возле «Палестины».
— Конечно.
— Там же через 10 минут.
Забровски наверняка позаботился о том, чтобы телефон помощника поставили на прослушивание. Но пока оператор запишет сообщение, пока свяжется со штабом, пока они будут соображать, что это за место, пройдет время.
Дэвид прихватил со стойки массивную стеклянную пепельницу и покинул бар через запасной выход, который как раз вел к стоянке. Почти вся она была забита передвижными телевизионными станциями ведущих мировых телекомпаний. Возле ПТС «TV–V» было безлюдно. Репортер с размаху швырнул пепельницу в заднее стекло, нащупал защелку и распахнул дверь.
Шарль Левандо говорил, что не хранит устройство для постановки помех в номере, а значит оставалось лишь одно место, где оно могло находиться. Похожий на радиоприемник прибор обнаружился в одном из ящиков под монтажным столом. Здесь же нашелся и моток изоленты.
Подъехал Фарух. Репортер нырнул на заднее сидение «Форда» и растянулся на нем так, чтобы снаружи его не было видно. Какое-то время машина петляла по узеньким улочкам между выстроенными в колониальном стиле домами. Начинало темнеть. Слежки, похоже, не было.
— Поезжай в район Дияла, — Дэвид сел прямо.
— Да ты умом тронулся! — воскликнул помощник. — Я из-за тебя едва в Абу-Грейб[89] не загремел. Этот майор все чего-то разнюхивает, кружит кругами, как коршун, а теперь ты решил покончить со мной разом. В Диялу и при свете дня-то опасно заезжать, а сейчас пока доедем, совсем стемнеет.
— Речь идет о жизни Элиз. Она похищена, и мы спасем ее.
— Если она у Каффы, то можешь на меня не рассчитывать. Ты уедешь в свою благоустроенную и чистенькую столицу, а мне еще в этом городе жить.
— Я знаю, где ее держат.
— И что? Ты придешь туда и просто заберешь ее?
— Именно так я и сделаю.
— Даже не надейся. Народец-то там с гнильцой. Им человека убить, все равно, что кальяном пыхнуть.
— Если ты мне не поможешь, через несколько часов ее убьют.
Фарух воздел глаза к солнцезащитной шторке над лобовым стеклом и тяжело вздохнул. Дэвид знал, что взаимной симпатии между его девушкой и его помощником никогда не было. Они скорее по необходимости терпели друг друга.
— Я довезу тебя до дамбы через реку, но дальше не сунусь. Это самоубийство. Там и при Саддаме-то был настоящий ад, а сейчас вообще никакой власти нет. Точнее она есть — власть мафии.
— Договорились, высадишь меня как можно ближе. Дальше я пешком. И еще дай мне свой телефон.
— Дать мобильник человеку, тем более европейцу, который тащится ночью в Диялу, это все равно, что выбросить его прямо в реку.
Фарух сделал жест, как будто швыряет воображаемый предмет в окно. Они как раз проезжали по мосту через Тигр.
Дэвид протянул руку. Помощник немного помялся и передал ему трубку. Оставшиеся минут двадцать дороги репортер колдовал над мобильником помощника и украденным в машине Левандо устройством, соединяя вместе провода и перематывая получившийся радио-гибрид изолентой.
Остановились прямо возле дамбы. В двухстах метрах ниже по течению Дияла впадала в Тигр. За водной преградой, — пояснил Фарух, — начиналась вотчина Каффы. Выбрались из машины. Помощник, смирившийся с потерей телефона, не стал возражать и тогда, когда Дэвид забрал у него из багажника буксировочный трос. К одному его концу журналист привязал кусок толстой изогнутой поволоки. Получилось что-то отдаленно напоминающее абордажную кошку, которую он вместе с радиоприбором спрятал в мешок.
— Постой. Дай хотя бы куфию на тебя надену, — Фарух намотал ткань вокруг головы Дэвида, так что остались видны одни лишь глаза.
В рубашке из хамама, в изрядно потрепанных брюках, закутанный в бело-черную арафатку, издалека он вполне мог сойти за араба.
За рекой пахло эфирными маслами и анисом. В едва освещенных керосиновыми лампами придорожных кафе курили кальян и пили арак. Сквозь распахнутые двери можно было разглядеть неприветливого вида людей, каждый из которых был вооружен. Большинство — старыми охотничьими ружьями и обрезами, и лишь немногие — автоматическим оружием. Казалось, все только и делают, что пялятся на Дэвида. Тем не менее никто его ни разу не окликнул и не остановил. Нехитрая маскировка сделала свое дело. Пройдя метров триста, журналист свернул в переулок, который вывел его к пальмовой роще. За ней он увидел прямоугольное двухэтажное здание около сотни метров в длину. Снаружи, как часто строят на Востоке, — глухая стена. Вся красота, что опять же очень типично для этого региона, была скрыта внутри. Крепкие железные ворота. В них же — дверка поменьше. Видеокамеры, если и были где-то установлены, то Дэвид не смог их разглядеть.
Пригнувшись, журналист подбежал к воротам. Задержался около них на секунду, бросил на землю стянутый изолентой сверток и двинулся вдоль стены. Обойдя здание, он размотал веревку и со второй попытки забросил крюк на крышу. Из-за ранения подтягиваться пришлось одной рукой. Первое, что Дэвид увидел сверху — роскошный перестиль, на колоннах и сводах которого плясали синие и белые блики. Синей была и подсветка огромного бассейна, занимавшего, по меньшей мере, половину внутреннего пространства.
Минут десять он пристально вглядывался в каждую деталь. Слева от ворот был оборудован гараж на три машины. Справа, надо думать, помещение охраны. Покои хозяина, стало быть, в прямо противоположной стороне, то есть под ним. Во дворе на правой стороне, ближе к нему — лежаки. За ними — мангал и печка. Там, значит, кухня. Гостевые спальни в таком случае идут вдоль левой стороны — подальше от дыма. Всего — пять дверей. За какой из них Элиз?
Загадка разрешилась сама собой. Из сторожки у ворот вышел охранник с кобурой на поясе. Он поднялся на второй этаж и подошел к третьей по счету двери, потоптался возле нее, проверяя замок, и направился обратно. Репортер, уцепившись за край крыши, спрыгнул под колоннаду и аккуратно, стараясь производить как можно меньше шума, прокрался туда, где только что был охранник. Помещение было заперто даже не на замок, а на обычную массивную накладную задвижку, приделанную сюда явно недавно.
Стальной язычок скользнул совершенно бесшумно. Дэвид шагнул внутрь. Помещение было освещено десятками мерцающих мониторов: наружная площадка перед воротами, все четыре стены, бассейн, пальмовая роща, даже дверной проем, чем через который он только что вошел — все было в поле зрения камер, каждая из которых дублировалась изображением в инфракрасном диапазоне. В мягком кожаном кресле перед мониторами покачивался человек. Чьи-то руки схватили Дэвида с обеих сторон. Левое плечо, которое до это лишь саднило, вновь пронзила острая боль. Яркий свет ослепил журналиста. Сидевший в кресле обернулся. Это был Рудольф Кельц.
— Жду тебя уже второй день. Где ты прохлаждался все это время?
Голос без акцента. Светло-голубые, почти бесцветные глаза за тонкой золотой оправой. Маленькие, не расширившиеся даже в полутьме черные зрачки. Нет, не лайка. Скорее волк — северный, матерый. Но одновременно и молодящийся, как стареющий профессор перед влюбленными в него студентками. Гладко выбрит, с серебристыми, идеально зачесанным назад волосами. Плавные, ленивые движения мощного торса. Уверен в себе и чрезвычайно опасен, — сделал вывод Дэвид.
— Где Элиз? — репортер мельком взглянул на боевиков, которые держали его.
Это была пара арабов бандитской внешности.
— Она здесь. Сообразительная девочка. «Кинин»! Надо же додуматься. Эти обезьяны ни за что бы не догадались. Но меня не проведешь. Такое лекарство давно уже не используется ни в одной из цивилизованных стран. Но что-то ты долго думал над решением довольно простенькой задачки. Уж не привел ли ты кого за собой? Это было бы очень гупо.
— Никто не знает, что я здесь. Я хочу видеть Элиз. Немедленно.
— Это можно устроить, — Кельц кивнул, и один из арабов затараторил что-то в торчавшую у него из кармана рубашки рацию.
Репортер еще раз бросил взгляд на мониторы. Самого журналиста Кельц или точнее тот, кто до него мог дежурить у поста наблюдения, наверняка сразу заметил, но вот то, что он бросил на землю — вряд ли. Лежавший до этого вместе с веревкой и крюком в мешке сверток имел температуру окружающей среды и не должен был выделяться в свете инфракрасной камеры.
Открылась дверь. Вошла Элиз. Сопровождавший ее охранник держался с ней весьма вежливо. Девушка увидела Дэвида и бросилась ему на шею, стала гладить его волосы, плечи, ее ноготки врезались ему в грудь.
