— Очень странно, — сказала девушка. — Когда час назад я приносила ей завтрак в комнату, она была совершенно здорова.
— Она ожидала посетителей?
— Насколько я знаю, только мистера Чиппендейла.
— И вы проводили его к ней?
— Он сказал, в том нет необходимости, он знает дорогу.
Я изумился про себя: слова служанки подразумевали, что Чиппендейл был в близких отношениях с мадам Тренти. Мне и в голову не могло прийти, что подобные женщины импонируют требовательному вкусу моего хозяина. Я всегда считал, что он глух к позывам плоти.
— Когда вы приносили завтрак, вы входили в эту дверь? — вновь обратился я к служанке.
— Нет, сэр, я поднималась по черной лестнице.
— Покажите, где это.
Девушка подвела нас к комнате рядом со спальней мадам Тренти. Она была убрана как будуар. Напротив входа находилась другая дверь, поменьше. Я ее не сразу заметил, поскольку она была обита таким же розовым муаром, что и стена, и сливалась с ней. Лакей отодвинул щеколду, и мы ступили на маленькую площадку, от которой узкая лестница вела куда-то вниз, вероятно, в кухонные помещения. Несколькими футами дальше я увидел вторую дверь. Она была приоткрыта.
— Вход в спальню мадам, которым пользуются слуги, — объяснил лакей. Он прижался к стене, пропуская нас в комнату.
Спальня мадам Тренти поражала роскошью. На стенах, завешенных китайской бумагой,[24] среди зарослей бамбука, искривленных деревьев и чудовищно ярких цветов порхали диковинные птицы. В одном углу стоял большой туалетный столик с зеркалом, обтянутом розовым шелком. Поверхность столика была заставлена флакончиками с серебряными крышками, шкатулками, украшенными эмалью, фарфоровыми подносами с косметикой, пуховками, помадами, духами и пудрой. В жизни не видел такого обилия парфюмерии.
Стоявшая напротив кровать была столь же богата: над изголовьем в форме пагоды изрыгали огонь черные лакированные драконы, с балдахина свисали пышные складки бледно-голубого дамаста. Обычно занавеси бывают искусно собраны, чтобы хозяину кровати легко дышалось во время сна, но сейчас они были кем-то содраны с креплений и в беспорядке болтались над кроватью, словно сохнущее белье на веревке.
Я прошел к кровати и откинул полог. Моему взору предстало море мятых простыней, перекрученных валиков и сбитых одеял. Посреди этого хаоса громоздился какой-то покореженный предмет. Я не сразу сообразил, что смотрю на мадам Тренти. Она была без парика, и ее тонкие волосы мышиного цвета разметались по подушке, словно водоросли. Ее горло перетягивала полоска белого кружева, которым, вероятно, некогда были оторочены оборки ее лучшего платья. Лицо имело синевато-восковой оттенок, глаза выпучены, язык вывалился изо рта, — видимо, она хватала ртом воздух, пока не задохнулась.
Я сдернул с нее удавку и прикоснулся рукой к шее. Она была еще теплая, но пульса я не нащупал. При прикосновении ненависть, которую я недавно испытывал к ней, трансформировалась в некое иное чувство. Не скажу, что мне было жаль ее, хотя в смерти она казалась еще более хрупкой. Меня не захлестнули паника и волнение, как в те минуты, когда я стоял перед трупами Монтфорта и бедняги Партриджа. Возможно, я уже привык находить мертвецов, ибо страх проснулся позже. Нет, пожалуй, в первые мгновения я был просто раздосадован. Тренти скончалась прежде, чем мне удалось поговорить с ней; те скудные сведения, которые я мог бы вытянуть из нее, умерли вместе с ней.
Я сразу понял, что убийство мадам Тренти связано с первыми двумя смертями и что путаницы прибавилось. Все мои старания пошли прахом, поиски завели в тупик. Ощущение безысходности вновь ввергло меня в уныние. Стоило мне почувствовать, что я начинаю приближаться к разгадке, едва во мне забрезжила надежда на успех, как меня опять швырнуло в болото неизвестности. И все же искра решимости во мне еще теплилась; сдаваться я не собирался. Просто теперь, чтобы разобраться в обстоятельствах смерти Партриджа, мне требовалось раскрыть не только убийство Монтфорта, но и загадку гибели мадам Тренти.
Таким образом, безо всякого желания, я вынужден был сосредоточить внимание на мадам Тренти — на женщине, которая еще несколько часов назад вызывала у меня столь острую неприязнь, что мне было нестерпимо даже думать о ней. Так что же произошло здесь на самом деле? Почему она погибла? Вряд ли ее смерть могла кому-то принести материальную выгоду. Значит, ее убили из-за того, что она знала или сделала. Иными словами, убийца действовал из мести или из страха.
Мне было известно, что в сомнительном прошлом мадам Тренти заметную роль сыграл Монтфорт. Так чем же она могла кому-то помешать? Самый очевидный ответ: она нашла подкидыша (Партриджа) и выдала его за своего сына от Монтфорта. Фоули уже предположил, что, вероятно, тот, кто претендовал на имущество Монтфорта, считал Партриджа конкурентом. Значит, именно из-за этого были убиты оба мужчины и мадам Тренти? Я задумался. Убийце было достаточно избавиться от Монтфорта и Партриджа, и его цель достигнута. Зачем же было убивать Тренти? Тем более средь бела дня, когда велик риск быть замеченным. И не только замеченным, но и задержанным. Напрашивался пугающий вывод: убив дважды, убийца стал более дерзок и самонадеян. Лишение человека жизни, даже в неблагоприятных условиях, превратилось для него в пустяковое дело.
Мой взгляд упал на Чиппендейла, застывшего в оцепенении у кровати, и мои мысли приняли другой оборот. Бесплодные расспросы в Хорсхите убедили меня, что он не мог быть напрямую замешан в злодеяниях. Но теперь, когда я застал его в доме женщины, которая невольно послала Партриджа на верную смерть, мои былые сомнения возродились. Я вспомнил, что и раньше подозревал его в сговоре с мадам Тренти. Внимательно посмотрев на Чиппендейла, я пытался определить, что связывало его с этой женщиной, что он сейчас чувствует; но лишь сжатые кулаки свидетельствовали о его волнении. Он выглядел чуть бледнее, чуть более напряженным, чем обычно, но и только. Казалось, его черты высечены из мрамора; выражение лица, как всегда, невозмутимо и непроницаемо.
И мне вновь подумалось, что в его отношениях с мадам Тренти было много странного. В мастерской он демонстрировал перед ней почтительность и подобострастие. Прекрасный секретер, который он делал для нее, был дорогой вещью, и среди богатого убранства ее гостиной я заметил еще несколько — далеко не дешевых — предметов мебели, созданных в его мастерской. Однако в письме, которое Тренти послала Монтфорту, содержался намек на то, что она находится в стесненных обстоятельствах и при необходимости не погнушается и вымогательством. Впрочем, не исключено, что мадам Тренти регулярно промышляла шантажом. Как я уже замечал, актриса не могла бы позволить себе подобной роскоши, не будь у нее других средств к существованию. Такое впечатление, что это Чиппендейл помогал Тренти — пусть хотя бы тем, что обеспечивал ее мебелью, которая была ей не по карману. Почему? Может, у нее был богатый поклонник, который платил Чиппендейлу за все ее заказы? Но тогда, скорей всего, имя этого господина было бы общеизвестно. Может, Чиппендейл считал, что дом Тренти — подходящая витрина для его творений, приманка для новых клиентов? Но почему тогда секретер предназначался для ее спальни?
Был и другой вариант. Возможно, Чиппендейл чем-то обязан Тренти, она имела на него влияние, и потому он был вынужден делать ей одолжения. Но на чем была основана ее власть? Я знал, что он не мог быть отцом ее ребенка, поскольку до недавнего времени она жила в Италии. Может, ей стало известно про какой-то его проступок или уязвимое место, что и позволило ей требовать от него любезных одолжений? Чиппендейл трясется над своей репутацией лучшего краснодеревщика. Это его самая очевидная слабость, и он не допустит, чтобы кто-то покусился на его славу. Я содрогнулся, вспомнив, как он безжалостно обошелся с Партриджем. Не исключено, что Тренти пригрозила очернить его доброе имя, если он откажется делать для нее мебель. Это для него серьезная угроза. Но разве он способен на убийство?
На ум пришла другая версия, исключавшая причастность Чиппендейла. Допустим, рассуждал я, мадам Тренти знала или думала, что знает, кто убил Монтфорта и Партриджа, и, поскольку ей не удалось вытянуть деньги из Монтфорта, она попыталась шантажировать убийцу. Пригрозила, что изобличит его, если он ей не заплатит. Возможно, по ее просьбе убийца явился к ней в дом, якобы для того чтобы выполнить ее требование, и совершил свое злодеяние.
Эта версия, казавшаяся наиболее вероятной, возродила мои прежние страхи. Я перенесся мыслями в тот день, когда меня чуть не переехала карета. Возможно, убийца заподозрил, что мне известна его личность или я скоро установлю ее, и попытался расправиться со мной. Теперь, совершив очередное убийство, он, пожалуй, снова возьмется за меня. Значит, ведя расследование в одиночку, я подвергаю себя смертельной опасности со стороны неизвестного убийцы, который с каждой минутой становится все более дерзким и отчаянным?
