— Я преклоняюсь перед тобой, Нелли. Я совсем упустил это из виду.
— Я тоже.
Мы не спросили о других пассажирах, которых молчаливый кучер возил в деревню.
— Подручный Артигаса на шаг опередил нас. — Жюль раздражен и сердит на себя.
— На много шагов.
— Этот русский химик, должно быть, выращивает курицу, которая будет нести золотые яйца Артигасу. Граф общается с главами государств и может развязать войну между странами. Ничто, кроме золота, в количестве, достаточном, чтобы ослепить Крёза, не сдержит интерес Артигаса в течение нескольких лет. Хотел бы я знать, нашел ли Маллио в деревне что-нибудь, что могло бы продвинуть наше расследование.
Я качаю головой.
— Что-то здесь не так?
— Не так? А в этой ситуации есть что-нибудь, что было бы так?
— Я хочу сказать, что не сходятся концы с концами. Искать безумца-врача было нелегко. Сейчас всесильный промышленник и кто-то еще, кто все знает, вставляют нам палки в колеса.
— Я должен отдать тебе должное, Нелли. Послать телеграмму тому кучеру была блестящая мысль. Ты — великий детектив. Тебе стоит писать детективные рассказы.
У меня чешется язык — так и хочется сказать, что я уже написала рассказ «Тайна Центрального парка». Он появился на прилавках книжных магазинов перед моим отъездом в Париж.[46]
Мы ждем доктора Пастера всего несколько минут, прежде чем он появляется в своем кабинете вместе с Ротом.
— Господа, — Жюль вежливо кивает им, — вы слышали о кончине доктора Дюбуа?
Они с удивлением смотрят друг на друга.
— Он умер от «черной лихорадки».
Доктор Пастер потрясен.
— Боже мой, неужели? Сначала Рене, а теперь еще один молодой ученый, исследующий заболевание. Это неосторожность, и она допущена по моей вине. Я должен был строже следить за тем, как исследователи работают с опасными микробами, и инструктировать о мерах предосторожности во избежание заражения.
Меня искренне тронуло сочувствие, проявленное доктором Пастером к своему ассистенту и Дюбуа. Мы с Жюлем договорились ни в чем не обвинять Дюбуа, пока у нас не будет неоспоримых доказательств.
Жюль достает из сумки обломки деревянного ящика.
— Мы привезли кое-что из тех мест, где, по-видимому, у Перуна была лаборатория. На ящике имеется маркировка, по которой можно судить, что его отправили из Китая. Когда мы встречались с доктором Дюбуа в больнице, его сотрудник сообщил ему о получении еще одной посылки из Китая.
— Как и зачем ящик, отправленный из Китая, оказался в сельской глубинке? — спрашивает Пастер.
— Возможно для каких-то темных и дурных дел.
— Темных и дурных дел? — Пастер поворачивается к Роту, стоящему рядом с его креслом. — Я удивлен, что такие слова говорятся в связи с тем, чем занимается наука.
Жюль качает головой.
— Я также удивлен, друг мой, что воплощаются многие ужасные вещи, которые были плодом моей фантазии. Однако, что бы там ни было, говорит ли вам о чем-нибудь этот ящик? — Жюль дает Пастеру фрагмент ящика.
Престарелый ученый рассматривает его и передает Роту.
— Говорит о том, что он отправлен из китайской провинции Юньнань.
— Это имеет какую-то важность? — спрашиваю я.
— Возможно, что нет, но в этой провинции десятилетиями вели борьбу с чумой.
— Чума и «черная лихорадка» — это одно и то же? — интересуюсь я.
— Симптомы не одни и те же, — с серьезным видом поясняет Пастер. — Мы полагали, что это форма чумы — возможно, так оно и есть, — но если мы можем по крайней мере обнаружить микробы чумы при лабораторных исследованиях, то бактерии лихорадки не видели и даже не выявляли.
— Не говорила я вам, что, когда в первый раз была у Дюбуа, видела ящик, присланный из Александрии в Египте?
Вскинув брови, Пастер снова смотрит на Рота.
— В Александрии все еще свирепствует после стольких лет эпидемия холеры. Я командировал в Египет троих сотрудников для исследования этой вспышки. Похоже, что болезнь занесли паломники, возвращавшиеся из Мекки, и в конце концов она пошла по всей Европе. Тюилье, один из моих лучших специалистов, заразился этой болезнью и умер в Александрии.
Я удивлена.
— Какое отношение чума в Китае и холера в Египте могут иметь к Дюбуа и Перуну?
Пастер пожимает плечами и проводит руками по столу.
— Может быть, они получили образцы с этими заболеваниями, чтобы сравнить с «черной лихорадкой», считая, что лихорадка — это видоизмененная форма одной из этих известных болезней. Человечество подвержено бесчисленным заболеваниям. К сожалению, пока не обладаем надежными средствами борьбы с ними, мы можем победить только немногие из них.
— Этот обломок доски от ящика — единственное подтверждение лабораторных опытов, которое вы обнаружили в деревне? — спрашивает Рот у Жюля.
— Мы нашли сожженную лабораторию и привезли оттуда золу вам для анализа.
Рот качает головой.
— Сомнительно, что мы найдем микробы, уцелевшие в огне.
Его ответ обескураживает меня.
— Это все, с чем мы приехали, — фрагмент ящика и зола. И горсть грунта с какого-то проклятого поля.
Пастер реагирует, словно его ударили.
— Что вы имеете в виду — проклятое поле?
— Фермер рассказал нам, что животные гибнут, если пасутся на этом поле. Вроде бы Перун откопал там мертвую корову. Мы взяли образцы почвы. — Я наблюдаю за Пастером. Его глаза засверкали. — Это важно?
— У вас с собой образец почвы?
— Да. — Жюль передает Роту мешочек с землей.
— Вы брали ее в руки? — спрашивает Пастер.
Жюль качает головой.
— Я был осторожен.
— Здесь только грунт? А останков коровы нет?
— Вот здесь еще кусочек шкуры коровы и, может быть, пара червей.
— Очень хорошо, что вы нашли там червей. — Пастер взволнован, он встает. — Я так и думал. Подождите немного. Мы сейчас посмотрим на образцы.
Пока мы ждем, нас угощает чаем жена Пастера, спокойная и скромная женщина, которая мне кажется идеальной парой для великого ученого, увлеченного своей работой. Мне трудно поддерживать вежливый разговор с госпожой Пастер, потому что меня терзает любопытство, почему Пастер так среагировал на мои слова о странном поле. После того как госпожа Пастер вежливо извиняется и выходит из комнаты, я спрашиваю Жюля:
— Как ты думаешь, почему он придает такое значение червям?
Жюль шепотом отвечает:
— Перун проводил с ними опыты, чтобы вывести гигантского червя, который проглотит мир.
Часом позже мы идем за Ротом в кабинет, где нас уже ждет Пастер. Лицо престарелого ученого натянуто, он бледен, но глаза живые и в них светятся огоньки.
— Сибирская язва, — сообщает Пастер.
— Сибирская язва? — Я смотрю на Жюля. Он, кажется, понимает, о чем идет речь.
— Вы могли никогда не слышать об этом заболевании, мадемуазель, потому что оно распространено главным образом среди людей, работающих в животноводстве — занимающихся овцеводством и стрижкой овен.
— Оно опасно?
— Опасное для людей, которые держат скот, в частности овец, или для тех, кто занимается обработкой шкур, но не такое заразное, как чума. Сибирской язвой можно заразиться, если микроб попадет в открытую рану или если вдохнуть пыль при чистке щеткой инфицированных животных. Более заразные заболевания передаются воздушно-капельным путем. Однако сибирская язва чрезвычайно опасна. При попадании в легкие микробов сибирской язвы она почти всегда смертельна.
— Доктор Пастер создал вакцину для животных против сибирской язвы, — говорит Рот. — В результате убытки овцеводов и животноводов сократились на миллионы франков. Но это открытие было сделано с большим риском для репутации доктора как ученого, особенно после того как те, кто считал, что знает лучший метод, бросили ему вызов.
Пастер отмахнулся от хвалебных слов Рота, словно создание вакцины от опасной болезни — пустячное дело.
— Мне очень повезло, как вам в деревне. Шел падеж скота от эпидемии сибирской язвы, и этой болезнью заражались фермеры. Фермеры мне рассказали, что некоторые поля представляли особую опасность для скота, что на этих пастбищах гибло больше, чем обычно, животных. Они также говорили, что эти поля прокляты Богом Я видел своими глазами, что фермеры закапывали мертвых животных на том же месте, где они умирали. Как-то раз я ковырнул землю носком ботинка на одном из таких захоронений и заметил червей. И я понял, как распространялась болезнь.
Пастер замолкает и делает глоток воды.
— Все зависело от процесса кормления. Фермеры закапывали умерших от болезни животных в землю. Потом черви питались их плотью. Некоторые черви выбирались на поверхность, их вместе с травой съедали здоровые животные, заражались и умирали от инфекции. Их закапывали, и они становились пищей для червей.
