– Оставьте меня, – сказала она тихо. – Я ничего не хочу.
– Даже отплатить за смерть любимой подруги?
– Не мучайте меня… Вы меня мучаете… Мучаете меня…
Ванзаров взял ее руку.
– Дарья, дорогая. Хотите, на колени перед вами встану вот тут, прямо на перроне?
Предложение было заманчивым. А что, если и вправду приказать? Бухнется чиновник из Петербурга перед уездной модисткой? Неужели хватит духу? Пусть все видят. Дарья разрывалась между желанием принять жертву и самой броситься ему на шею. Трудные размышления прервал поезд в три ноль пять из столицы. Протяжно свистнув, тяжело прижался вагончиками к платформе.
– Не хотите на колени, тогда у меня остается последнее средство…
Дарья не успела понять, что случилось. Его глаза резко приблизились, на кончике носа она ощутила легкое покалывание усов, а на губах сладкое тепло, что растеклось по жилам горячим сиропом. Дарья закрыла глаза и пропала.
– Родион?! Как мило ты меня встречаешь.
Голос вырвал ее из сна. Дарья вздрогнула и оглянулась. На перроне стояла дама в самом модном платье и широкополой шляпе, поигрывая кружевным зонтиком. С первого взгляда видно – столичная штучка. Такие в лучших салонах обшиваются. Наряд – рублей двести, не меньше. Тут одних кружев ушло… Да о чем это она?
Дама окинула Дарью быстрым и брезгливым взглядом.
– Ах, вот почему ты не даешь о себе знать. Прислал какого-то идиота в форме за вещами и думал, я поверю? Надо было лучше сочинять историю.
– Лиза! – только и сказал Ванзаров.
– Родион Георгиевич, мне ваши оправдания не интересны, – дама закрылась зонтиком от солнца. – Можете сколько угодно проводить время с уездными простушками. Наверное, модистка? Или прачка? А может, горничная? Точно – горничная. Как низко вы пали!
– Лиза, как тебе не стыдно!
– Мне? Стыдно? Вы прилюдно целуетесь на вокзале, а мне должно быть стыдно? Извольте забрать свои чемоданы, когда вернетесь в столицу.
– Лиза…
– Я прекрасно помню, как меня зовут. Незачем это повторять. Итак, Ванзаров, прощайте. Вы мне больше не интересны. Можете продолжать свои романы с горничными. Где тут уходят поезда на Петербург?
Дама еще разок мазнула взглядом по Дарье и гордо удалилась. Перейдя путь, она зашла на платформу и отвернулась окончательно.
– Как видите, пожертвовал всем ради вас, – сказал Ванзаров, вытирая капельки пота со лба. – Нужны еще другие доказательства?
Больше всего Дарье хотелось догнать эту высокомерную особу и оттаскать за волосы так, чтобы у нее слезы из глаз брызнули. А еще порвать дорогую блузку, а заодно и юбку. Хорошо бы зонтик сломать, но тут сил может не хватить.
– Кто это? – вместо драки спросила она.
– Теперь уже не важно. Я могу рассчитывать на вашу помощь?
Помощь? Дарья поняла, что готова ради этого жуткого и милого человека с ледяным сердцем на все. Она знала, что за это поплатится. Знала, что ее сердце будет разбито, и произойдет это очень скоро. Но ей было уже все равно.
Она покорно пошла, забыв шляпную коробку, которую подхватил Ванзаров.
– Билет сдайте, чего деньги терять, – сказала она.
– Ничего, не потеряем. Это у меня в запасе оставалось, – и Ванзаров подмигнул.
Сердечко подсказало, что с таким героем бедной модистке пропасть, как той птичке. Ну и пусть! В самом деле, что она теряет? Надо рискнуть. Вдруг случится чудо? У Золушки ведь получилось.
– Отвези меня домой, – сказала она. – Я все для тебя сделаю…
Ванзаров свистнул извозчика.
Юлий Эрнстович позволил себе под вечер папироску на свежем воздухе. Он пускал дым и размышлял о чем-то таком тревожном, что на лбу его собралась старческая складка. Кто бы мог подумать, что ему было всего тридцать пять, – барон казался стариком даже самому себе.
На дорожке, ведущей к земской больнице, появилась барышня в сером платье и скромной шляпке. Она торопилась и высоко держала юбку. Барон еще подумал: к кому это она направляется? Для посетителей поздно, и узелка не имеется. Девица заметила его. Нольде не успел и папироску выбросить, как она оказалась рядом.
– Вы доктор Нольде? – спросила она.
Можно было заметить, что девица чем-то встревожена, сильно нервничает и не может этого скрыть, пальцы ломает. Юлий Эрнстович хоть и устал от жизни, но не настолько, чтобы не быть любезным с хорошенькой девицей.
– Чем могу помочь, милая?
У аристократа, даже захудалого, с кровью предков передается особый нюх. Он позволяет определить тех, кто стоит на нижних ступеньках социальной лестницы. И хоть барон давно позабыл, что такое классовое превосходство, девицу он безошибочно отнес к «простым».
– Мне надобна помощь от вас. Готова заплатить.
Деньги, особенно те, что могла заплатить эта крошка, барона интересовать не могли и жизнь его не поменяли бы. Он только улыбнулся.
– Извольте для начала представиться, милая незнакомка.
– Дарьей зовите, – ответила она. – У меня нужда большая.
– Что ж, доктора обязаны помогать, мы клятву давали!
– Только это дело в тайне сохранить надо. Сможете?
Барон постарался быть очаровательным и светским с этой милой крошкой.
– Можете не сомневаться, Дарья, врачебная тайна – это святое. Так что у вас случилось?
– Обрюхатил меня миленок, – сказала Дарья, пряча глаза. – Обрюхатил и бросил. Нельзя мне дите без мужа рожать. Отец убьет. Помогите…
К такой простонародной правде Нольде был совсем не готов. Папироска выпала из рук, он не мог справиться с изумлением.
– Что же вы от меня хотите?
Дарья взглянула на него.
– Того самого…
– Простите, я не понимаю ваших намеков…
– Аборт мне сделайте, – сказала она тихо.
– Что?! – проговорил барон в глубочайшем изумлении. Уж кажется, земский врач всякого повидал, но чтобы вот так, на улице подбежала девчонка и потребовала совершить преступление, за которое не только со службы погонят, но и посадить могут…
– Я заплачу. У меня сто рублей имеется. Если мало, еще наберу, отдам все.
Жалованье у земского врача восемьдесят рублей в месяц, деньги были бы не лишними… Но как их возьмешь…
– Это решительно невозможно, – ответил он.
– Ну, доктор, ну, миленький, помогите! Все, что угодно, для вас сделаю… Только спасите от позора.
– Вы понимаете, о чем просите? – закричал Нольде. – Это уголовное преступление.
– Так ведь никто не узнает. Только между мной и вами останется. Сами же сказали: тайна врачебная.
– А если узнают? Милая моя, такие вещи выплывают наружу!
– Все буду отрицать, никогда вас не выдам. Поклясться могу! Век буду помнить! Отблагодарю, как умею…
Кажется, девчонка посмела намекать на нечто большее, чем деньги. Эта наглость и простота низших классов была особенно возмутительна. Они считают, что за деньги можно купить все. О, это мещанское сознание. Где им понять, что деньгами честь не измерить.
– Это решительно невозможно, милая, – сказал барон. – Не понимаю, откуда у вас такая мысль шальная возникла.
– Люди подсказали. Говорят, обратись к доктору Нольде, он барышням помогает.
– Да кто вам такое мог сказать?!
– Подруга моя посоветовала.
– Какая подруга? Что за ерунду вы придумали!
– Катерина Ивановна! Говорит, в прошлом году Аньке Анюковой подсобили.
– Вон отсюда! – закричал Нольде. Весь нерастраченный гнев предков вспыхнул в нем. – Пошла вон, девка! Чтоб духу твоего здесь не было! Полицию вызову!
Барон бушевал на всю улицу и не мог остановиться. Дарья пожала плечами и сделала ему ручкой.
– Чего ж так разоряться? – сказала она. – Не хотите, так найду другого. Будьте здоровы, господин барон. Слюной не подавитесь…
Прислуге было дано распоряжение никого не пускать. Ванзарову пришлось немного надавить и отодвинуть в сторону упрямого дворецкого. Он прошел на второй этаж и сам открыл дверь.
Игнатий Парамонович только бровь приподнял. Дворецкий шипел и хватал Ванзарова за локти.
– У меня к вам дело, – сказал Ванзаров, отбиваясь от рук дворецкого. – Будет лучше переговорить сейчас, чтобы мне не пришлось вызывать вас в участок.
Порхов окрикнул, и дворецкий тут же растаял.
В этот раз сесть гостю не предлагали. И о премии не заикались.
– Только побыстрее, у меня дел невпроворот.
– Тогда без предисловий, – сказал Ванзаров, отправляя шляпу на затылок. – Не так давно вы вручили Катерине Ивановне довольно крупную сумму денег. Примерно двадцать тысяч рублей. Сама по себе непомерность суммы вопросов не вызывает. Это ваши деньги, и вы можете поступать с ними как вздумается. Интересует другое: это плата за смерть Жаркова? Чтобы он не стал вашим зятем.
Промокнув подпись на листах, Порхов закрыл кожаную папку с гербом не торопясь, и даже нарочно медленно.
– Доказать не сможете, – наконец сказал он.
– Желаете убедиться в обратном?
Оценив, насколько такое несчастье возможно, Игнатий Парамонович пришел к выводу, что этот, пожалуй, сможет. Больно цепок. Вот бы такого к делу приспособить.
