Тут Артемий Иванович представил себе Фаберовского, вместе с отвратительным доктором Смитом пожирающего его поросенка, вместо того, чтобы ехать в Венецию, и слезы закапали прямо на письмо, расплываясь чернильными пятнами по бумаге.
7 ноября, пятница
Вторые сутки над Британскими островами бушевала жесточайшая буря. Ураганный ветер гнал в наступивших сумерках вдоль пустынной Эбби-роуд ломаные сучья и увядшие листья. Одинокий фонарщик перебегал от одного фонарного столба к другому, взбираясь на лестницу и всякий раз почти заворачивая фонарь в свою куртку, чтобы прикрыть от ветра слабое пламя фитиля. Внезапно налетавший дождь так же вдруг прекращался, оставляя мокрые капли на дрожащих стеклах домов.
В доме Фаберовского горел неяркий свет только в спальне Пенелопы да в кабинете хозяина, где он поселился после жестокого избиения в день своего венчания. Поляк возлежал в кресле-качалке перед ярко горевшим камином, протянув к огню свои длинные, закутанные в плед ноги. Его голова была откинута назад — он спал, и ему не мешал даже рев ветра в каминной трубе. Лицо его все еще носило следы побоев в виде желтых пятен на щеках, однако явных кровоподтеков уже не было и спустя неделю оно должно было приобрести совершенно здоровый вид. На коленях у Фаберовского была раскрытая газета, в которой в отделе европейских новостей красным карандашом была отчеркнута маленькая заметочка: «От нашего римского корреспондента:
Пьемонтская газета сообщает, что Джек-Потрошитель, несколько лет подряд наводивший ужас на Лондон, в настоящее время находится в Пармской провинции, о чем уже сообщено английскому правительству.»
Дверь в кабинет приоткрылась и вошла Пенелопа в пеньюаре. Две недели она преданно ухаживала за мужем, которому первое время действительно было очень плохо. Последнее время ему стало намного лучше, но он не торопился переселяться в их спальню, считаясь по прежнему больным. Пенелопа подошла к мужу и нежно поцеловала его в лоб. Он приоткрыл один глаз и издал тяжелый протяжный вздох.
— Как ты себя чувствуешь, мой дорогой?
— Ужасно, — поляк опять утомленно закрыл глаза. — По-прежнему чувствую себя ни на что неспособным. Все еще болят почки и подташнивает.
— Какая жалость, — грустно вздохнула Пенелопа. — Эстер, между прочим, уже смеется надо мной и называет соломенной вдовой. Может быть, нам стоит вообще отложить наше свадебное путешествие? В таком состоянии тебе может быть опасна длительная поездка. Ты только напрасно потратишь силы, которых тебе не хватает даже на самые естественные для молодоженов нужды.
Не открывая глаз, Фаберовский, тем не менее, бодро улыбнулся: — Да при одной мысли о том, что мы уедем из Лондона и мне не придется каждый день принимать визиты твоих ближайших родственников, я становлюсь здоровым. И способным на все. Кроме того, мне надо срочно сменить обстановку. Здесь меня постоянно мучат кошмары.
— Что же тебе приснилось на этот раз? — Пенелопа пододвинула стул и, присев рядом с мужем, взяла его за руку.
— Мне приснилось, что к нам в гости приехал мой университетский товарищ, Витольд Блянк-Блянкер.
— Ну и что же в том плохого?
— А ничего, — Фаберовский поднял голову. — Он привез с собой Гурина в деревянной клетке, выкрашенной зеленой краской. Сказал, что это подарок к нашей свадьбе.
— Успокойся, это всего лишь сон. — Пенелопа погладила поляка по голове. — Я принесу сейчас сладкого чаю. Тут тебе принесли телеграмму из России, я положу ее на стол, может потом почитать.
— Я прочитаю ее сейчас.
Пенелопа протянула ему телеграмму и тихо вышла, а Фаберовский, пробежав ее глазами, застонал и в сердцах бросил скомканный телеграфный бланк в камин. В депеше за подписью Черевина извещалось, что вчера наследник цесаревич отбыл на поезде из Петербурга через Вену в Триест. Последняя надежда на то, что безумной затее с покушением не будет дано хода, расстаяла бесследно.
— Что-нибудь случилось? — спросила его жена, вернувшись с чашкой чая на небольшом серебряном подносике.
— Пенни, будь добра, дай мне с полки каталог фирмы «Поттер», который приобрел мне на прошлой неделе Батчелор.
— Что ты задумал?
— Надо купить кое-какие морские приспособления для нашего свадебного путешествия.
— А мне купи фотографический аппарат.
Поляк встрепенулся и сел, удивленно уставившись на жену:
— Зачем тебе фотоаппарат?
— Чтобы я могла снимать египетские виды и разных там зверушек и птичек.
— Кстати о птичках. Надо бы еще купить ружье и пять коробок патронов, чтобы было чем заниматься на пароходе. А пока позови ко мне Батчелора.
Он опять бессильно откинулся в кресле, отправив в камин газету и разложив на коленях каталог. Список морских приспособлений, составленный по «Каталогу Поттера» и представленный явившемуся Батчелору, оказался достаточно внушительным. Подсчитав сумму, поляк пришел в ужас и список значительно сократился, сохранив только самое, по мнению Фаберовского, необходимое для плавания на подводной лодке: 1. Морской шлюпочный компас в бронзовом котелке;
2. Лот с пятикилограммовой гирей и бухтой пеньковой веревки в 30 морских сажен; 3. Лоция Суэцкого канала и лоция Нила в его нижнем течении; 4. Морская карта прилегающего к Суэцу района Красного моря; 5. Морской 22-кратный бинокль и
6. Театральная зрительная труба на ручке от лорнета специально для Артемия Ивановича, который, возможно и не был пойманным в Пармской области Джеком Потрошителем, как поляк подумал вначале, а вполне мог уже дожидаться Фаберовского в Венеции.
— Завтра поедешь на Майнорис, в наши потрошительские угодья, и купишь там у «Поттера» все это, — сказал Батчелору поляк. — Кроме того, тебе надо будет заехать в Саутворк на Ред-кросс-стрит к мистеру Зорабалсу. Он грек, инженер, участвовавший со стороны Греческого королевства в комиссии по покупке подводной лодки у Норденфельда. Инженер Зорабалс согласился помочь нам в нашем деле. Ты должен договорится с ним через пару дней отправиться в Париж и забрать там у мистера Джевецкого электрическую подводную лодку, которую он нам любезно согласился предоставить. Эту лодку вы доставите в Марсель. Туда же ты отправишь морем котел для фермы мистера Дерьвьё. Из Марселя вы с Зорабалсом отвезете оба груза в Александрию и оттуда в Каир. Запомни, что Зорабалс ничего не ведает о покушении и убежден, что лодка нам нужна хоть и для неофициальных, но совершенно мирных целей — исследований первого Нильского порога на предмет постройки там плотины. В Александрии следует проверить на всякий случай, не был ли доставлен из России под видом парового котла или других частей паровой машины. Если такой груз существует, то Зорабалсу придется отвезти электрическую лодку к порогам и там дожидаеться нашего прибытия.
— Когда мы должны выехать? — деловито спросил Батчелор.
— Чем быстрее, тем лучше. Где там моя жена?
— Кто-то постучал и она пошла открывать дверь.
— Господи, опять! — вскричал поляк. — Ну все, иди, Батчелор, иди. Я немощен и ослаблен.
Он метнул каталог на стол и притворился спящим. Едва за дверью стихли тяжелые шаги Батчелора, как он услышал шуршание платьев и голос Эстер сказал: — Ну как, Пенни, тебе в роли молодой жены? Никакого сравнения с одинокими ночами девичьей постели! Стоит отведать настоящей любви…
— Я же тебе говорила, Эстер, — несколько раздраженно оборвала свою мачеху Пенелопа. — Стивен еще не оправился после того злодейского нападения.
— Понятно… Мужчины выказывают себя горячими любовниками только до свадьбы, а потом их и силком ни к чему не принудишь. Мне кажется, что твой Стивен просто притворяется.
— Успокойся, Эсси. Он совсем не похож на твоего Гурина. Ему нет нужды притворяться.
— Что за чушь вы там несете? — крикнул им Фаберовский, рассердившись. — Если вам чего-то от меня надо, то заходите, мне пора принимать лекарства и ложиться спать. И нечего перемывать мне кости, стоя за дверью!
Обе женщины смущенно вошли и встали у дверей.
— Ну, что? — повернулся к ним поляк и взял со стола чашку с чаем.
Эстер покраснела и сказала, опустив глаза:
— Мне пришло письмо от Гурина, но опять на русском языке.
Чайная ложка задребезжала о края чашки и поляк поспешил вернуть чайный прибор обратно на стол.
— И вы, миссис Смит, желаете, чтобы я вам его перевел? — спросил он у Эстер слабеющим голосом и протягивая руку за замусоленным листоком, который миссис Смит сконфуженно мяла пальцами. — Извольте: «Доктору Джованни Де Векки за пять гранов ртути от сифилиса 3 лиры».
— Это я и сама поняла, — сказала Эстер. — Только не надо ехидничать, Стивен, надпись не гуринской рукой. Вы мне переведите то, что на обороте.
Фаберовский взглянул на бумажку и сказал, что, судя по письму, Артемия Ивановича пучит.
