Среди всего многообразия редких экспонатов и коллекций Гордей Иванович выделял коллекцию древнерусских икон, которую знатоки оценивали в восемьсот тысяч «зелёных».
Всё могло быть иначе, и Гордей Иванович никогда бы не стал антикваром, если бы не вмешался Его Величество Случай.
Однажды, в школьные годы, Гордей, которого во дворе дразнили не иначе как Кашель, выиграл в «пристенок» у пацанов из соседнего двора старинную, потемневшую от времени монету. Монета была тяжёлой, и Гордей намеревался использовать её в качестве битка, но неожиданно монету нашла мать Гордея. Была она женщиной строгих правил, поэтому без ложной стыдливости регулярно проверяла карманы его одежды в поисках папирос, самодельных ножей типа «финка» и других запрещённых предметов, которые так манят мальчишек в подростковом возрасте.
Обнаружив в карманах сыновних штанов вместо табака старинную монету, мать удивилась и показала находку мужу. Отец задумчиво повертел монету в руках, после чего потёр тряпочкой, смоченной скипидаром, и монета тускло заблестела.
– Кажись, серебро! – обрадовался Иван Кошель и, завернув монету в носовой платок, отправился к знакомому скупщику краденого. Скупщик был приятелем Ивана, поэтому не стал обманывать старого собутыльника, а, внимательно рассмотрев серебряную денежку в лупу, честно сказал, что монета эта больших денег стоит, потому как редкая, и для коллекционеров, которых скупщик обозвал незнакомым словом – нумизматы, представляет большой интерес.
Домой Иван Кошель вернулся поздно вечером навеселе и с крупной суммой денег, которая значительно превышала его месячный заработок. На вырученные от продажи нумизматической редкости деньги родители после долгих препирательств купили резной дубовый буфет, отрез на костюм и велосипед. Велосипед был подержанный, но довольно крепкий. Отец покрасил его чёрной матово поблёскивающей на солнце краской, и Гордей, вызывая зависть соседских мальчишек, лихо катался на нём по дворам и ближайшим окрестностям.
С тех самых пор Гордей накрепко усвоил, что за одну старинную вещь можно выручить денег больше, чем за месяц работы в медеплавильном цехе, где работал отец.
Гордей был мальчик любопытный, поэтому записался в районную библиотеку и быстро пристрастился читать книги по истории, чем несказанно удивил родителей. Тёплыми летними вечерами любил он также потолкаться на площади возле краеведческого музея, где собирались коллекционеры всех мастей – от начинающих филателистов до опытных нумизматов. Сам Гордей долго не мог определиться, поэтому живо интересовался всем, что попадалось на глаза, и вскоре стал своим среди этой пёстрой публики. Долгое время Гордей ничего не покупал и ничего не продавал.
– Мальчик, ты что здесь забыл? – спрашивали его мужчины с бегающим взглядом.
Гордей смущался, переступал с ноги на ногу и честно отвечал:
– Мне так интересно всё, о чём Вы рассказываете! В школе об этом ничего не говорят. Можно, я немного рядом постою и Вас послушаю?
– Ладно, слушай! Только под ногами не мешайся и руками ничего не трогай, – милостиво разрешали польщённые коллекционеры, минуту назад взиравшие на него с подозрением.
Летом Гордей, к всеобщему удивлению одноклассников, отказался от бесплатной путёвки в пионерский лагерь, которой его наградили, как победителя олимпиады по истории древнего мира, а, сложив в рюкзак несколько банок консервов и пакет сухарей, прихватил сапёрную лопатку и уехал в Подмосковье, где, по свидетельству ветеранов, в 41-ом году проходил рубеж обороны.
Через неделю похудевший, чумазый и искусанный комарами, он вернулся в город. К удивлению старших товарищей, Гордей на первой же сходке выложил на продажу два золочёных нательных крестика, хорошо сохранившуюся потемневшую луковицу серебрёных часов с массивной цепочкой, тяжёлый металлический портсигар, внутри которого находилась маленькая иконка в позолоченном окладе, парочку позеленевших медалей «За отвагу», и самую главную находку – орден Красного знамени.
Коллекционеры, не торгуясь, раскупили всё, что предложил Гордей. Позже он узнал, что по неопытности сильно продешевил, но и вырученных денег было так много, что он растерялся.
Когда Гордей пересчитывал выручку и опьянённый удачей глупо улыбался, к нему подошёл худой старик в потёртом летнем костюме по моде тридцатых годов – большой знаток и любитель старинной иконописи. Никто не знал его настоящего имени, и видимо, поэтому его уважительно величали Апостолом.
– Мальчик, я тебя не обманывал, – сказал Апостол, теребя аккуратно подстриженную седую бородку. – Иконка, что ты мне продал, Панагия! Она стоит очень больших денег, ты же мне её продал за бесценок. Я не хочу быть неблагодарным: денег я тебе не дам – пусть это будет для тебя хорошим уроком, но кое в чём я смогу тебе быть полезным. Если хочешь разбираться в нашем ремесле, приходи ко мне домой, – и назвал адрес.
Так Гордей попал в круг избранных. Кошель знал, что коллекционеры – народ скрытный, и случайных людей к себе не допускают, поэтому приглашение Апостола расценил как большую удачу.
Жил Апостол почти в самом центре, в неприметном трёхэтажном особнячке, который спрятался за широкими спинами новых многоэтажек. Оградившись от остального мира изящной чугунной оградой и английским газоном, особнячок напоминал посольство маленького, но дружелюбного государства, и весело поблёскивал на солнце свежевымытыми окнами. Однако попасть во владения Апостола человеку с улицы было непросто: во дворе колдовал над зелёным газоном не старый и крепкий на вид татарин в узорчатой тюбетейке, который каждого посетителя встречал и провожал внимательным взглядом, а в парадном находилась бдительная консьержка.
Всё это великолепие как-то не вязалось с потёртым видом Апостола.
– Вы так шикарно устроились, а выглядите, как управдом на пенсии, – не утруждая себя политесом, заявил Кошель хозяину, после того, как переступил порог его пятикомнатной квартиры на третьем этаже.
– Это хорошо, что ты меня так воспринимаешь! – усмехнулся Апостол, препровождая гостя в ванную комнату.
– Почему? – искренне удивился Гордей, которому Апостол вежливо предложил вымыть руки и лицо.
– Значит, и остальные так думают. Понимаешь, мальчик, революционный лозунг «Всё отобрать и поделить!» со временем потерял вторую социальную составляющую, поэтому среди людей моего круга, многие из которых являются не только уважаемыми гражданами, но и весьма состоятельными людьми, выставлять достаток на показ не принято. В Советской России это, знаете ли, небезопасно!
Свой достаток Апостол хранил надёжно: на окнах установлены узорчатые стальные решётки, филигранное исполнение которых внушало посторонним обманчивую мысль, что установлены они исключительно в декоративных целях. Массивные двустворчатые входные двери изнутри усилены металлическими накладками и запирались на тяжёлый засов, а также на несколько замков с секретами.
В тот вечер они долго беседовали, пили зелёный чай с рахат-лукумом и засахаренными финиками. Завернувшись в пёстрый узбекский халат и шумно прихлёбывая горячий чай из расписной пиалы, Апостол скорее напоминал доброго старика Хоттабыча, чем умудрённого житейскими невзгодами прожжённого дельца.
– В основной своей массе антиквариат стоит очень дорого, – поучал Апостол. – Это побуждает людей несведущих, но жадных, пытаться всучить нам, антикварам, поддельные картины, фальшивые монеты, а также другие милые, но бесполезные мелочи, выдавая их за творение великих мастеров. В поисках одной-единственной жемчужины мы вынуждены ковыряться в навозе блошиных рынков и общаться со спекулянтами, но поверьте, юноша – оно того стоит! «Omnia praeclara rara»! – возвышенно произнёс Апостол.
– Чего? – не понял Гордей.
– Это латынь, юноша. – терпеливо пояснял Апостол. – В переводе звучит: «Всё прекрасное редко»!
На прощанье Апостол вручил ему несколько книг по истории искусства и строго-настрого приказал прочитать их вдумчиво, а лучше несколько раз.
– С первого раза ты ничего не поймёшь, но пусть тебя это не пугает. Всё, что не понял, записывай в блокнот, я тебе потом поясню. Будешь приходить ко мне вечером по пятницам. В это время мои клиенты, как правило, отдыхают в модных ресторанах, или утопают в кружевах своих любовниц. Я же готов целиком посвятить это время тебе.
Апостол был человеком по-своему счастливым, но одиноким, поэтому быстро привязался к любознательному юноше, который в любое время суток смотрел на него влюблённым взглядом. Пройдёт много лет, и Гордей станет таким же, как Апостол, известным специалистом по антиквариату, и таким же одиноким. После смерти Апостола он с удивлением узнал, что пяти-комнатную квартиру и большую часть всех коллекций наставник завещал ему.
Вступив в права наследника, Гордей переехал из пропахшей жареной рыбой и керосином коммуналки в неприметный особняк с ухоженным английским газоном и изящной чугунной оградой. После переезда Гордей с удовлетворением отметил, что стал состоятельным человеком. Состоятельным и одиноким. Его семья навсегда осталась в старой коммуналке и никогда не переступала порога его шикарной квартиры. Родители и две младших сестры сначала ждали, что Гордей позовёт их к себе, но время шло, а счастливый обладатель новой жилплощади молчал. Со временем молчание переросло в отчуждение: родители умерли, сёстры позабыли неблагодарного брата, и вышли замуж.