Для начала установили круглосуточное наблюдение за входом на территорию лицея. Въездные ворота и помещение для охраны хорошо просматривались из окна квартиры, которую сняли на вымышленное имя за неделю до приезда Марты и её группы. По всем приметам выход был один, и поэтому Марта приказала круглосуточно фотографировать каждого, кто входил или выходил из лицея. При помощи длиннофокусного, установленного на штатив фотоаппарата это не составило особого труда.
Через четверо суток Марта приблизительно определила круг постоянных посетителей лицея. По всей вероятности, это был обслуживающий персонал, который по необходимости выходил в город. Изредка в лицей приходили посетители, но на территорию лицея пускали не каждого. Даже те счастливчики, которым удалось проникнуть на территорию странного учебного заведения, долго ждали, пока вежливый охранник пригласит пройти в комнату, где каждого посетителя встречал дежурный: свободное перемещение по территории лицея категорически воспрещалось.
И хотя у Марты имелся подробный план территории лицея, вплоть до пешеходных дорожек и цветочных клумб, но что именно происходит за высоким глухим забором, аккуратно покрашенным в тёмно-серый цвет, оставалось гадать. Табличка на воротах информировала законопослушных обывателей, что за забором находится частная территория, а право на частную жизнь, и тем более частную собственность, здесь ценилось выше, чем девственность невесты, и, в отличие от последней, соблюдалось свято.
Марте, по большому счету, было наплевать на право частной собственности, и будь её воля, она бы в первую же ночь перемахнула через забор, но она предполагала, что ночью территория лицея охраняется особенно тщательно. Кроме того, она боялась столкнуться не только с хорошо обученными и физически крепкими охранниками, существовала вероятность столкнуться с курсантами, которые прошли спецкурс, и для которых обезвредить парочку незваных гостей не составляло большого труда.
– Нет! Никаких авантюр! – сказала Марта себе. – Надо ждать! Она была уверена, что в процессе ожидания она найдёт оптимальное решение.
Так и произошло. Каждое утро в 7 часов, во время смены оперативников, Марта, прихлёбывая горячий кофе, просматривала на компьютере новые фотографии. В то памятное утро «улов» был небольшим: парочку лиц из числа обслуживающего персонала, новый сотрудник охраны, впервые дежуривший на въезде в лицей, да молодая женщина, вошедшая на территорию лицея поздно вечером и вышедшая в город рано утром.
Марта поперхнулась кофе, увидав это лицо: глаза цвета молодой травы и улыбку она узнала бы из тысячи.
С экрана монитора на неё, улыбаясь, смотрела её институтская подруга.
– Машка! Стрельникова! – удивлённо произнесла Марта, не отрывая взгляд от монитора. – Вот так встреча! Не может быть! А я её тихоней считала, четыре года с ней девичьими секретами делилась!
…Стояла вторая половина июня, и летняя сессия была в самом разгаре. Роза после успешно сданного очередного экзамена возвращалась в общежитие в приподнятом настроении. Возле вахты её внимание привлекла типичная ситуация: изрядно выпивший парень не давал студентке войти в общежитие.
– Эй, Ромео! – Роза решительно тряхнула пьяного за плечо. – Шёл бы ты домой, а лучше сразу в вытрезвитель. Там сегодня таких, как ты, набирают – Ленинский набор! Слыхал?
– Чего? – не понял парень и, качнувшись, повалился на Розу.
– Но-но! Стоять, Зорька! – пошутила Роза, выставила вперёд руку, чем удержала незнакомца от близкого с ней контакта. Стоять парню было трудно, и он повалился спиной на стоящую за ним студентку. Девушка тихонько охнула и попыталась удержать его от падения. Роза, в свою очередь, схватила его за отворот куртки.
– Руки! – вдруг взъярился пьяный незнакомец. – А ну, убрали руки, суки!
Этого было достаточно, чтобы Роза со всего маху швырнула его через девичье бедро на пыльный газон. Семьдесят килограмм мужской плоти, описав в полёте дугу, смачно шлёпнулись на чахлые лютики.
– Так тебе и надо, алкаш несчастный! – выдохнула Роза и взглянула на студентку.
К величайшему удивлению Розы, в лице незнакомки не было ни капли страха.
– Да он не алкаш! – улыбнулась студентка. – Это Мишка Ремизов, наш комсорг. Он вообще-то парень хороший, только когда выпьет, ничего не соображает.
– А чего же этот хороший парень к тебе приставал?
– Да он и не приставал, это он меня так упрашивал, чтобы я ему Маринку Ершову позвала. Они вчера по вопросам семьи и брака общего языка не нашли, вот и поссорились.
– В смысле? – машинально уточнила Роза.
– В интимном! – засмеялась зеленоглазая девушка. – Мишка её всё в постель пытается затащить, а она упёрлась, говорит: «Только после ЗАГСа»! Вот Мишка с горя и напился.
Это была её первая встреча с Марией Стрельниковой.
– Неужели она сотрудница ЗГС? – отвлеклась от воспоминаний Марта. – Может быть, её используют втёмную? Вряд ли! Машка была хорошей спортсменкой, знала пару языков, была влюблена в психологию и делала на этом поприще заметные успехи. Как такого кандидата родная «контора» упустила? А может, и не упустила? Может, мы с Машкой в одном учебном центре обучались, у одних инструкторов, только в разное время. А что она делает в лицее? Если бы Машка была из «конторы», то не задействовали бы меня с группой. Вероятней всего, что она из ЗГС! Жаль, что она по другую сторону баррикад, а то бы поболтали, как раньше в девичестве.
Через пять минуту Марта отправила в Центр запрос на Марию Стрельникову, уроженку города Волжанска и выпускницу института иностранных языков 19** года.
Ответ пришёл быстро и поверг Марту в шок: Мария Стрельникова через год после окончания института утонула в Истре на виду у десятков москвичей, выехавших на природу отметить майские праздники. Тело утопленницы так и не нашли.
– А поболтать мне с тобой, Маша, придётся, если не как с подругой, то как с утопленницей-нелегалом, – сказала сама себе Марта и одним глотком допила остывший утренний кофе.
«Если в первом акте на стене висит ружьё, то в последнем оно обязательно выстрелит».
Из дневниковых записей А.П. Чехова
Как-то ранним летним утром заявился в офис к Карасю Кудряш – по паспорту Фёдор Иванович Воскобойников, двадцати пяти лет от роду, проживающий с рождения в селе Медведково. Был Фёдор с виду парнем рослым, плечистым, с кудрявой тёмно-русой головой и бледно-розовой, как у девушки кожей. Красавец, одним словом. Вот только по жизни был Фёдор непутёвый. И хотя удача не обходила Кудряша стороной, да всё не впрок: если на охоту пойдёт, то кабанчика или лося завалит, и с таким трофеем обязательно егерю попадётся, если влюбится, то обязательно в замужнюю бабу, или того хуже – в курву гулящую. После такой любви Федька подолгу лечил поломанные ревнивым мужем рёбра или достоинство своё мужское от срамной болезни. К двадцати пяти годам имел Кудряш условную судимость за браконьерство, пяток переломов и ещё что-то хроническое, от чего девки, даже те, которым терять нечего, его стороной обходили.
Родился Кудряш в семье староверов, и быть бы ему послушным сыном да утешением родителям в старости, если бы его мать, Матрёна Воскобойникова, накануне его рождения не поссорилась с бродячей нищенкой. По обычаю, надо было старуху одарить чем-то, да покормить и переночевать, если не в дом, то хотя бы на сеновал пустить, но Матрёна была очень заносчивой и на язык свой бабский не воздержанной. Нищенку она не просто прогнала от порога, а что-то обидной ей вслед бросила. Медведковцы поговаривали, что старуха после её слов обидных даже позеленела. Завыла тогда нищенка страшным воем, закружилась в колдовском танце, выкрикивая слова чужие, непонятные, потом остановилась, как вкопанная, и глазищами горящими в Матрёну впялилась.
– Сына ты родишь вскорости! – зловеще произнесла старуха. – Да лучше бы ты щенка родила, потому как не будет твоему выродку в этой жизни ни ладу, ни покоя! – сказала так нищенка, плюнула в Матрёну через плетень, да с тем и ушла, а куда, неведомо.
Может, и позабылся бы случай этот, но сразу после рождения сына Иван Воскобойников в хате, как принято, на крюк люльку с младенцем повесил, но то ли крюк старый был, то ли Иван люльку тяжёлую сострогал, а только в первую же ночь сорвалась с крюка колыбель с младенцем и упала на пол, придавив любимого Матрёниного кота Тимоху.
Младенец с испугу разревелся, до икоты, а кот ничего – молчал Тимоха, потому как тяжёлую люльку сострогал Иван, и домашний любимец, не выдержав такого надругательства, сразу помер.
Когда Федьке исполнилось семь лет, родители нарядили его в новый школьный костюмчик, за которым отец специально в областной центр ездил, надели на плечи ранец с учебниками, и собрались было отвести в первый класс Разгуляевской восьмилетки, как вдруг Федька неожиданно пропал. Долго искали родители непутёвое дитя, пока не услышали тихое скуление из подпола: там, в бочке с солёными огурцами с поломанной правой рукой застрял их несостоявшийся первоклассник. Как получилось, что Федька в подпол свалился, никто объяснить не мог. Пришлось Федьку отмывать от рассола и вместо школы везти в больницу, где ему наложили гипс и смазали ссадины на лице «зелёнкой». В школу Федька пошёл на следующий год, потому как рука у него срасталась не так, как доктор велел, и ещё дважды руку Федьке ломали и вновь накладывали гипс.
