— Ваш револьвер заряжен, Гримбл? — спросил Гартинг.
— Да, — ответил тот, и его спутники увидели, что он ужасно волнуется.
— Тогда взводите курок. Помните, их вагон через три от нашего и второй от паровоза.
Поезд протяжно засипел и с грохотом въехал в туннель. Ландезен повернул бронзовый включатель и над головой загорелась электрическая лампочка в матовом плафоне. Нажав на ручку двери, он распахнул ее и в купе ворвался насыщенный угольным паровозным дымом ветер.
— Ну же, Гримбл, идите! — приказал он доктору и тот нерешительно встал. — У нас меньше четверти часа.
Продеус мягко выдавил Гримбла на подножку и тот, последний раз оглянувшись на сидевших в купе, двинулся к заветному вагону.
А там никто и не предполагал опасности. Фаберовский сидел в уголке и то и дело прикладывался к бутылке, и чем больше он пил, тем сильнее расходилась мисс Какссон, стоявшая посреди купе и произносившая речь о вреде алкоголя вообще и для будущего поколения в частности.
— Если родители воздержаны в питье, то и дети их выходят милыми и хорошими, без дурных склонностей и пороков. Наоборот, дети алкоголиков с детства становятся безнравственными, порочными и приверженными греху и алкоголю. Взять к примеру вас, мистер Фейберовский. Как рассказывал мне мой отец, ваш родитель пил по-черному, как сапожник, результатом чего и явилось то печальное зрелище, которое мы имеем несчастие сейчас наблюдать, — мисс Барбара Какссон ткнула указательным пальцем в Фаберовского, в ответ на что поляк хищно щелкнул зубами, едва не откусив оный.
— Стивен, мне кажется, что тебе больше сегодня не стоит пить, — вмешалась Пенелопа, до этой поры не вмешивавшаяся в разговор. — А вы, мисс Какссон, оставьте свои проповеди на потом.
— Как это на потом?! — вскричала мисс Какссон. — Вы что же, хотите, чтобы я смотрела и молчала, когда другие пьют?!
— Милая Пенни, — подал голос Фаберовский, — готов биться об заклад, что тебе не один раз за время нашей поездки хотелось чего-нибудь выпить, но ты считала неудобным для себя заводить об этом разговор. Вот и мисс Какссон находится точно в таком же положении. А как я определяю по прожилкам на ее носу, у нее большой опыт по части крепких напитков. Хотите, я поделюсь с вами, мисс Барбара?
Какссон сглотнула слюну и сказала сразу осипшим голосом:
— Зовите меня просто Бабз.
Поляк налил ей в походный складной стаканчик джина и протянул его Какссон.
— Пейте, Бабз. Ты будешь, Пенни?
— Буду, — с вызывом сказала Пенелопа.
— За ваше здоровье, милые дамы, — Фаберовский приветственно взмахнул своим стаканчиком и замер в таком положении, глядя как мисс Какссон опрокинула махом свою порцию джина себе в глотку.
— Смотри, Пенни, как у нее краснеет нос! — в восхищении закричал поляк. — Да она же алкоголичка! А ну-ка еще.
И мисс Бабз Какссон, не раздумывая, хлопнула следующий стакан.
— Ты знаешь, Пенни, чем я отличаюсь от этой пьяной бабы? — спросил Фаберовский, вылив в стакан мисс Какссон остатки джина. — Тем что мы, поляки, всегда хорошо закусываем, а вы, гнилая англосаксонская раса, глушите водку просто так, лишь бы опьянеть.
— А мне кажется, что вы с ней ничем не отличаетесь, мистер Фейберовский, — зло сказала Пенелопа. — И наш медовый месяц превратится в одну бесконечную пьянку, на которой я буду совершенно лишняя.
— Ну что ты, Пенни, у меня есть еще одна бутылка джина.
— Ты меня не понял, Стивен.
— Наоборот, я тебя очень хорошо понял.
— Допустим. Но это не значит, что ты можешь обращаться со мной, как с какой-нибудь «леди» из Уайтчепла! Мог бы предложить мне джина как-нибудь поизящнее.
— Человек! Человек! — взревела вдруг Какссон, указывая в темное окно, и обернувшейся Пенелопе показалось, что за стеклом мелькнуло чье-то бледное лицо.
— Я же говорил: они не закусывают, — сказал поляк. — Вот откуда ваша английская вера в привидения.
— Человек!!! Человек!!! — продолжала верещать Какссон. — Откройте же скорее дверь!
— Входите! — Фаберовский распахнул дверь, даже не взглянув в ту сторону. — Чувствуйте себя как дома, мистер Белая Горячка!
— Вы сшибли его! — накинулась на поляка Какссон. — Немедленно достаньте его обратно.
— Пенни, налей многоуважаемой Бабз еще джина.
— Не стоит, Стивен. Мне тоже показалось, что там стоял какой-то человек.
— Это был Гримбл! — завыла Какссон и опустилась перед Фаберовским на колени.
С кривой усмешкой поляк снова открыл захлопнувшуюся от ветра дверь и сказал:
— Мистер Гримбл, вас ждут. Ну, я же говорил, что там никого нет.
На всякий случай поляк выглянул из купе наружу и обе женщины увидели, как лицо его вытянулось от изумления.
— Матка боска, до то ж действительно Гримбл!
Держась за поручни, Фаберовский выбрался в грохочущую темноту туннеля и втащил в купе несчастного доктора, который от удара дверью не только выронил револьвер, но и сам едва не свалился под колеса, повиснув на подножке и суча в воздухе ногами, едва не достававшими земли.
Гримбл был уложен на диван и Пенелопа щедро залила в его полуоткрытый рот джина из бутылки, отчего глаза доктора полезли на лоб и он закашлялся, судорожно хватая ртом воздух.
— Так его и убить можно, — сказал Фаберовский, закрывая дверь. — И чего это вы, доктор, гуляете по подножкам вагонов в туннеле, как мартовский кот ночью по карнизам? Вот даже личико и манишку закоптили.
— Я люблю вас, Пенни, — только и прохрипел Гримбл.
Фаберовский отобрал у Пенелопы бутылку и на этот раз уже сам влил доктору джина. Спустя несколько секунд доктор вырубился и продолжал тихо лежать на диване, даже когда поезд вышел из туннеля на свет, остановился в Айрало и в вагоны стали подсаживаться пассажиры. Впрочем, он недолго занимал место. На пограничной станции Кьясо между Швейцарией и Италией кондукторы попытались добиться у Гримбла предъявления билета, а когда им этого не удалось, при помощи полицейских и таможенников вынесли его из вагона и оттащили в станционное здание. Последнее, что успел сказать Гримбл, прежде чем расстаться с Пенелопой и Фаберовским:
— А джин в России тоже в кирпичах?
— В кирпичах, в кирпичах, — проворчал ему вслед Фаберовский. — Спиртное у нас бывает в штофах, дурак.
14 ноября, пятница
— Вы должены лучше следить за вашей женой, мистер Фейберовский, — сказала мисс Какссон, когда поезд отошел от Кьясо и въехал на территорию Италии. — Я уверена, что доктор Гримбл появился здесь, чтобы украсть Пенелопу.
— Это ваша забота — следить, чтобы с моей женой ничего не случилось, — возразил поляк. — Вам за это деньги платят, чертова алкоголичка. Я не понимаю, как полковник Маннингем-Буллер решался доверять вам детей. Вы не сумеете уследить деже за Пенелопой, если ваш чокнувшийся любитель глистов решится ее похитить.
— Он вовсе не чокнувшийся! Он просто лишился разума.
— Это меняет дело, — подпустила шпильку Пенелопа.
— Если бы вы были джентльменом, мистер Фейберовский, вы не допустили бы, чтобы британец оказался в руках грязных макаронников, да еще полицейских. Вам следовало бы определить поместить на время доктора Гримбла в какую-нибудь хорошую швейцарскую или австрийскую психиатрическую лечебницу, а я, так и быть, согласилась бы остаться сиделкой при нем до тех пор, пока он не выздоровеет.
— Вас саму надо поместить в лечебницу в качестве пациентки, мисс Какссон.
— Стивен! — попыталась одернуть мужа Пенелопа, но того было уже трудно остановить.
— Только в больном, воспаленном алкоголем мозгу могла возникнуть идея, что человека против его воли можно похитить, вытащив из купэ на подножку несущегося по туннелю поезда, и доставить хотя бы в соседний вагон, когда и вне туннеля здоровому мужчине одному трудно пробраться снаружи по узкой подножке между двумя вагонами — для этого нужен опыт поездных кондукторов!
— Конечно, идея с моим похищением кажется фантастичной, — согласилась Пенелопа. — Тут мисс Какссон слишком увлеклась. Но ты не должен оскорблять ее только потому, что она волнуется за доктора Гримбла.
— Вовсе и не волнуюсь! — поджала губы Какссон.
— А я вам скажу, зачем явился любезный нашей алкоголичке доктор Гримбл. Если бы мы вышли в Айрало и вернулись в туннель к тому место, где Бабз заметила Гримбла в окно, уверен, что мы непременно нашли бы там револьвер или какое-нибудь другое похожее оружие.
— Уж не хотите ли вы сказать, что доктор Гримбл собирался застрелить Пенелопу? — ехидно спросила Какссон.
— При чем тут Пенелопа?
— Вы только послушайте, что он несет! Да у него никогда не поднимется на женщину рука!
— Вы, мисс Какссон, не нужны Гримблу, ни в живом, ни в мертвом виде, разве что как питательная среда для его любимчиков. Полагаю, что его целью должен был стать я.
