Кошко взглянул на Дьякова:
— И что, проверили всех подозреваемых?
— Этих девятнадцать покупателей? А как же! Отпечатки пальцев сняли и с покупателей, и с их семейных. Даже слуг в их домах не забыли: а вдруг злоумышленник среди горничных, репетиторов, лакеев или поваров? Откатали “пальчики” почти у трех сотен человек! Не шутка, доложу вам.
Соколов фыркнул:
— И как же вы отпечатки пальцев снимали у обывателей? Насильно, что ли?
Дьяков самодовольно усмехнулся:
— Зачем насильно? Мы не какие-нибудь узурпаторы. Хоть в провинции живем, а у нас все по закону, добровольно. Нашего тюремного доктора Субботина — он главный специалист по дактилоскопии! — одели в белый халат, он капюшон на голову надвинул и заявил подозреваемым: “В нашем городе возможна холера! Так что извольте для вашего покоя по новой методике анализ холерный сделать. Ну и откатал у всех! — Дьяков выкатил глаза, понизил голос: — У некоторых даже снял отпечатки ступней. По новейшей системе Уайльдера.
— Результат какой? — Соколов едва не расхохотался.
— Картотеку отпечатков пополнили, глядишь, и пригодится, а виновного, этого самого, курчавого, — нету! — Дьяков, обращаясь лишь к Соколову как к самому важному лицу, со вздохом добавил: — Этот самый революционный элемент, я уверен, уже давно сбежал за границу. Они, сукины дети, все говорят, что, дескать, матушку-Россию ужасно любят, а сами предпочитают жить за рубежами. Проходимцы, тьфу!
Соколов охотно согласился:
— С этим не спорю!
Ободренный полицмейстер вдохновенно продолжал:
— Я, граф, к чему речь веду: сколько дней и ночей стережем дуб со взрывчаткой, всех лучших “наружников” на это дело бросил, а толку нет. Никто за мелинитом не явится!
Жеребцов ехидно усмехнулся:
— Так там с полпуда его хранится! Такое богатство террористы не бросят. Этим мелинитом губернаторский дворец на воздух поднять можно.
Дьяков сплюнул:
— Тьфу, типун вам на язык, Николай Иванович! Вы говорите совершенно неуместное. Подумали бы, прежде чем так выражаться!
Соколов вступился за приятеля:
— А это, господин полицмейстер, уместно, когда у тебя под носом орудует банда политических преступников, а ты и усом не ведешь?
Усы Дьякова непроизвольно пошевелились.
За столом раздался дружный смех.
Соколов внушительно произнес:
— А ты, Николай Павлович, точно ли самых лучших людей поставил сторожить взрывчатку?
Полицмейстер развел руками:
— Без сомнений! Самые проверенные, самые недреманные. Дело в другом: город без должного наблюдения оставлен. У меня один Жираф чего стоит!
— Жираф? Это что — фамилия?
— Кликуха такая — у него шея очень продолговатая. А фамилия его Кох, Его способности удивительные. Пойдет, к примеру, на базар, взглянет бегло и городовому: “Арестуй-ка вон того, в чуйке! Карманник небось, глаза-то вороватые”. Приведут того в участок, а он ни в какую: “Такими делами не занимаюсь!” Тогда его Жираф в кутузку сажает. Тот посидит, посидит, Жираф с ним душевно побеседует, и — порядок. Во всем, подлец, признается: “Хотел в карман влезть!” Более того, и на суде во всем повинится. Вот такой у нас Жираф — замечательный. Я ему двойной оклад положил, потому что троих филеров стоит.
Вдруг полицмейстер от удивления разинул рот:
— Ба, легок на помине, сам Жираф сюда прется. Что случилось?
По дорожке из глубины заросшего сада стремительно шел, слегка пошатываясь, человек в клетчатом гороховом пиджаке, в модном соломенном канотье и с тонкой тростью. Он снял шляпу и грациозно расшаркался:
— Гутен морген! — Заметив на столе бутылки, вдруг перешел на жалобный тон: — Позвольте мне как благородному человеку, претерпевшему от судьбы, просить рюмку хереса.
— Ты, скотина, пьян? — Дьяков затопал по доскам террасы слоновьими ногами.
Жираф сделал скорбный вид:
— Считаю делом служебной чести, ваше превосходительство, доложить, что нынче ночью неизвестный злоумышленник из охраняемого объекта вещество спер! — И, заметив, что полицмейстер делается похожим на разъяренного быка, поспешно добавил: — Сперли отчасти, почти половина осталась.
Дьяков спрыгнул с крыльца, с размаху хрястнул кулаком Жирафа в лицо:
— Я тебя, сволочь, в Сибирь отправлю! В рудники! К тачке прикую! Иди, подлец моей жизни, показывай.
И полицмейстер с неожиданной прытью устремился в дальний угол сада.
За ним потянулись остальные.
Еще на подходе к “объекту” опытный взгляд Соколова заметил в кустах, где полиция устроила засаду, несколько бутылок, весело блестевших в лучах утреннего солнца.
Накануне у одного из филеров случился день рождения. Уставшие от бесплодных дежурств ребята решили малость отдохнуть. В силу российской привычки выпивать столько, сколько поместится в организме, не рассчитали силы и замертво уснули на боевом посту.
Это обстоятельство стало счастливым для террористов. Из дупла выгребли фунтов десять мелинита. Но когда пересыпали его, порошок желтоватого цвета частично попал на землю. Пробудившийся Жираф в ожидании смены пошел к дубу помочиться. То, что он увидал, привело его на грань помешательства. Тяжелое состояние психики усугублялось жутким похмельем.
Именно эти две причины, соединившись вместе, помутили сознание и помешали ему замести следы, заставили доложить всю правду о тяжком служебном проступке.
Дьяков задумчиво почесал потылицу:
— Мне только не совсем ясно, почему злоумышленники не утащили все вещество?
Жеребцов хохотнул:
— Кто-то из “наружников”в кустах громко храпанул, вот и напугал террористов!
Соколов улыбнулся шутке:
— Множественное число здесь неуместно! Шаги на земле четко запечатлелись: опять остроносые ботинки, на правом каблуке не хватает гвоздя. Такие же следы мы обнаружили у Марии Школьниковой в доме купчихи Прозоровой. Они принадлежат “братцу” убитой террористки. И его никто не пугал, к счастью для нас.
Сыщик обратился к Ирошникову:
— Юрий Павлович, дай мне сантиметровую ленту.
Соколов что-то измерил на земле, затем, подняв голову вверх, некоторое время делал подсчеты. Потом уверенно произнес:
— Рост “братца” сто восемьдесят один сантиметр. При нем фибровый чемодан, в который он загрузил мелинит. Размер чемодана по периметру двенадцать сантиметров на сорок.
Дьяков с недоверием посмотрел на “столичную штучку”, как он про себя окрестил знаменитого сыщика:
— Вы, Аполлинарий Николаевич, знать этого не можете! Зачем мистификация при исполнении служебных обязанностей?
Тут уже все не выдержали, расхохотались. Соколов добродушно произнес:
— Все просто, дорогой коллега! Размер отпечатка ноги — двадцать девять сантиметров шесть миллиметров. Один сантиметр я отнял — это рант обуви. Размер ноги россиянина составляет пятнадцать и восемь десятых процента от роста, а у женщины на три десятых меньше. Я произвел несложные арифметические действия и с большой точностью узнал рост террориста.
— А про чемодан как выяснили? — произнес озадаченный Дьяков.
— Смотрите сюда, вот четыре глубокие вмятины округлой формы — как от штырей. Но это не штыри, а чемоданные ножки удлиненной — на конус — формы. Это характерный признак для фирмы “Гецель и Сыновья”, которая специализируется на выпуске исключительно фибровых чемоданов. Традиционно для Гецеля, ножки отстоят ровно на три сантиметра от угла. Измерив расстояние между ножками, я выяснил один из параметров чемодана. Логично?
Дьяков спросил потеплевшим голосом:
— А из чего вы заключили, что злоумышленник действовал совершенно спокойно? И почему это, как вы выразились, к “счастью”?
Соколов ткнул пальцем вниз:
— Да вот, смотрите сами: ширина шага менее шестидесяти сантиметров. Человек такого роста, как “братец”, ходит гораздо шире. Но здесь шел осторожно, боясь шуметь. Иными шаги будут на дороге...
Стараясь не затоптать следы, сыщики выбрались на проезжую дорогу тихой Садовой улицы через лаз в ограде, которым пользовался террорист. Возле ограды снаружи виднелось несколько четких следов узконосых ботинок со стоптанными каблуками и без гвоздя в левом. Размер шагов стал сразу же значительно шире — преступник спешил покинуть опасное место.
— Жаль, что следы теряются, — произнес Соколов. — Ты, Николай Павлович, — он повернул лицо к полицмейстеру, — прикажи допросить всех ночных извозчиков Возможно, кто-то из них подвозил рослого молодого человека с фибровым чемоданом.
— Скоро злоумышленник опять сюда придет, — уверенно произнес Жеребцов. — К визиту Государя в Москву террористы лихорадочную деятельность развили.
— Да и тебе домой не терпится, — ехидно сказал Ирошников, — к своей невесте торопишься. Счастливец, генеральскую дочь охмурил!
