Испытать на себе силу знаменитого герцогского гнева было незавидной участью, я знала это. Кроме того, Моро не мог дождаться, когда будет закончена бронзовая скульптура, дань памяти его покойному отцу. Так что опасения Леонардо были отнюдь не беспочвенны.
И все же я не могла скрыть разочарования, когда он продолжил:
— Кроме шумихи, поднявшейся сегодня, смерть Беланки никак не повлияет на жизнь двора. Она была всего лишь служанкой, и ей легко найдут замену. Никто и не усомнится в том, что она спрыгнула с башни по своей воле.
Он поднялся на ноги и положил карты на верхнюю полку.
— Никто не станет оспаривать заключение хирурга, — продолжил он. — Возможно, у него хватит милосердия, чтобы пощадить чувства ее семьи и друзей и объявить, что это был несчастный случай, а не самоубийство. В любом случае, это происшествие будет забыто, как только несчастную предадут земле.
— И убийца останется безнаказанным! — воскликнула я, не в силах сдержать горечь. — Как вы можете это допустить, учитель? Ведь это неправильно!
— Это неправильно, — мягко согласился он, — но именно это и произойдет. И ты теперь уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что жизнь бывает весьма жестока. А теперь, возвращайся к себе. Уже очень поздно.
С этими словами он открыл дверь, впуская в комнату теплый ночной воздух. Я знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что спорить бесполезно, и молча вышла, опустив голову, чтобы учитель не заметил, как мои глаза наполняются горькими слезами. Уже не в первый раз он убеждал меня в тщетности поисков справедливости, но я не желала усваивать этот жестокий урок.
Мне удалось сдержать свои чувства, пока я не оказалась в относительной уединенности своего алькова в спальне для подмастерьев. Укрывшись от посторонних взглядов, я вытерла слезы, текущие по моим щекам, сняла куртку и корсет и забралась под одеяло. Мои товарищи спокойно спали, и, по всей видимости, кошмары их не мучили. Я всем сердцем желала бы последовать их примеру, но меня терзали противоречивые мысли.
Конечно же, я не осуждала Леонардо. Он находился в Милане исключительно по милости герцога. Лишившись благоволения патрона, он немедленно окажется на улице, а мы, его подмастерья, останемся без учителя, и возможно даже, без крыши над головой. Поскольку он нес ответственность за десяток мальчишек — не говоря уже о необходимости добывать средства к существованию, — с его стороны было бы полнейшим безумием игнорировать пожелания Моро.
С его стороны, возможно, — а с моей?
Этот неожиданный вопрос остановил водоворот моих мыслей. Учитель был обязан следовать воле герцога, но я всего лишь подмастерье и Моро нет до меня никакого дела. Пусть Леонардо не может проводить расследование, это не помешает мне самой заняться поисками убийцы Беланки!
Осторожно, словно имея дело с одной из глиняных моделей учителя, я рассмотрела эту возможность. Разве не я оказалась ценным помощником, когда мы искали человека, убившего кузена герцога? Разве не я пережила два покушения на свою жизнь, пытаясь докопаться до истины? Безусловно, я обладаю достаточным опытом, чтобы самостоятельно справиться с этой задачей.
Эта дерзкая мысль вызвала у меня дрожь, и я едва удержалась, чтобы с криком не вскочить с постели. Но ограничилась триумфальной улыбкой, которую увидела лишь окружающая меня темнота, и устроилась поудобнее под одеялом, намереваясь немного поспать. Как именно я осуществлю свой грандиозный план, я понятия не имела. В тот момент мне было достаточно знать, что зло все же не останется безнаказанным.
Мой энтузиазм не улетучился к утру. «Моя задача на сегодня, — решила я, выбираясь из постели вскоре после наступления рассвета, — состоит в том, чтобы сходить на похороны Беланки».
Признаться честно, мои мотивы не ограничивались лишь благородным желанием отдать дань уважения усопшей.
Дело было в том, что, как мне рассказал Леонардо во время нашего предыдущего расследования, преступник часто приходит взглянуть на свою жертву в последний раз. Иногда этот поступок бывает продиктован раскаянием, иногда же преступник возвращается, чтобы испытать жестокую радость, вновь переживая момент убийства. Внимательно наблюдая за теми, кто придет проститься с девушкой, я вполне смогу догадаться, кто из них убийца!
Прежде всего мне нужно узнать, когда состоится служба. В этом я могу рассчитывать на Марселу, служанку из кухни, которая уже давно имеет виды на «Дино». Достаточно будет задать ей этот вопрос во время обеда, и я получу все необходимые мне сведения еще до того, как доем суп.
Прежде чем последовать за другими подмастерьями в главную мастерскую, я схватила связку новых кистей, которые нужно было доделать сегодня, пытаясь выкинуть из головы мысль о том, что нечестно использовать чувства других людей для достижения своих целей. Разумеется, этот обман оправдан, поскольку служит благому делу. После этого мне останется лишь попросить учителя отпустить меня на час и отправиться на кладбище.
Но мой великолепный план едва не провалился еще до того как я начала претворять его в жизнь, поскольку мои товарищи-подмастерья умудрились найти повод для ссоры с утра пораньше.
— Я одевался женщиной в прошлый раз. Так что теперь не моя очередь, — с надутым видом протянул Бернардо. Он со смешком сбросил кусок ткани, который был переброшен через его плечо, на пол и многозначительно посмотрел на Витторио.
Витторио яростно замотал белокурой головой.
— Я делал это в позапрошлый раз, — запротестовал он. — Пусть Тито у нас побудет дамой.
— Я слишком уродлив, чтобы сойти за женщину, — заявил юноша, на его рябом лице появилась кривая улыбка. — Кроме того, я позировал для изображения святой Анны, когда мы работали над заготовкой для монастыря в прошлом месяце. Выберите кого-нибудь другого.
Подобные препирательства случались каждый раз, когда нам нужно было изготовить шаблон для очередной фрески учителя. Он уже снабдил Константина рисунком с основной композицией новой работы. Наша задача была перевести этот маленький рисунок в полномасштабный формат, то есть изготовить шаблон. Шаблон, в свою очередь, будет контурно переведен на обработанную специальным раствором поверхность стены, предназначенную для фрески. Разумеется, большую часть работы предстояло выполнить учителю, чей гений наполнял жизнью наши непритязательные рисунки.
Но на большой фреске, особенно религиозного содержания, присутствовало множество второстепенных, фоновых фигур. Все эти безымянные ангелы, святые и грешники обычно рисовались по памяти одним из старших подмастерьев. Как правило, глиняные модели в натуральную величину, которых было полно у нас в мастерской — руки, ноги, ступни и даже торсы, помогали справляться с этой задачей. Но главные фигуры зачастую требовали присутствия живой модели, чтобы подмастерье смог лучше передать поворот тела или складку одежды. Поэтому время от времени возникала необходимость, чтобы один из нас наряжался в женское платье.
Спор, начатый Бернардо, разгорелся не на шутку, несмотря на попытки Константина призвать подмастерьев к порядку. Я тоже не испытывала желания быть моделью, но по другим причинам. Учитывая, что женское платье много лет было моей второй кожей, я всегда боялась, что, вновь надев его, выдам себя с головой. Кроме того, я устроилась в мастерскую учителя, желая развивать свои таланты художника. Согласиться на эту роль означало потерять возможность проявить себя и, возможно, быть допущенной к изготовлению шаблона или даже маленькой части фрески.
Сегодня, однако, я была согласна принести эту жертву, лишь бы мы наконец уже принялись за работу!
— Я сделаю это, — объявила я, перекрикивая общий гвалт, и схватив кусок ткани, который каждый пытался спихнуть другому, подняла его над головой, словно флаг. — Видите, у вас есть модель. Позвольте мне занять свое место, и давайте начнем работать.
— Молодец, Дино, — сказал Константин, кивнув в знак благодарности. Все принялись за свою обычную работу, а Паоло и Давид приготовились рисовать меня. — В качестве награды я попрошу учителя, чтобы он позволил тебе написать фрагмент фона, когда мы начнем писать фреску.
— Это прекрасная награда, — ответила я, возвращая ему улыбку.
Сунув ткань под мышку, я поспешила в самый светлый уголок мастерской. Сняв тунику и оставшись в длинной белой льняной рубашке поверх коротких штанов, я начала оборачивать вокруг себя ткань, чтобы сделать ее похожей на платье.
— Кого я буду представлять? — спросила я Давида, который прикреплял лист бумаги к мольберту с помощью смолы.
Он лукаво взглянул на меня.
— Сегодня ты — Магдалена, так что прими вид распутной добродетели.
— Я попытаюсь, — беспечно ответила я.
К этому моменту я уже превратила отрез в пристойное платье и обвязала веревку вокруг ребер, чтобы сделать верх хотя бы отдаленно похожим на зашнурованный корсаж. Вторым куском льна я накрыла свою стриженую голову. Они изобразят его в виде покрова или распущенных волос, все зависит от вдохновения.
