– Крестьянам больше нечем платить, – проворчал он. – Зима выдалась самая суровая на людской памяти. Беднягам даже посевное зерно доедать приходится, много детей на грани голодной смерти… А с тех пор как этот Вертинген, будь он неладен, на переправе взялся бесчинствовать, торговцы ездят другими дорогами. Много там теперь не соберешь.
Точно в безмолвном упреке, Хайдельсхайм вскинул брови.
– Не мне напоминать вам, что герцог требует своей доли. Господа вряд ли обрадуются, если…
– Проклятье, откуда мне взять деньги, если их нет! – злобно перебил его Эрфенштайн. – Может, мне, как Вертинген, в разбойники податься?
Мартин фон Хайдельсхайм ничего не ответил. Он продолжал рассматривать Агнес, пока взгляд его не замер на ее декольте. За последний год грудь у девушки заметно подросла, и казначей, похоже, наслаждался ее формами. Агнес стало неловко, она отвернулась и сделала вид, что греется у огня.
– Я… я поговорю с герцогским управляющим в Нойкастелле, – проговорил наконец Эрфенштайн. – Он не откажет в рассрочке. У других ленников наверняка те же трудности. Крестьяне повсюду ропщут – как бы не взбунтовались, как пару лет назад в Вюртемберге.
– Ну, Лёвенштайн-Шарфенеки, как поговаривают, в этом году даже подарок герцогу преподнесли, – Хайдельсхайм тонко улыбнулся. – Карманные часы, которые с недавних пор изготавливают в Нюрнберге.
– Ха, все знают, что Шарфенеки курфюршеской фамилии родней приходятся в третьем колене. Этим нет нужды крестьян обирать, они со двора в Гейдельберге мешками золото вывозят… – Эрфенштайн с отчаянным видом рассмеялся и выглянул в окно, на подернутые туманом холмы и заходящее солнце. – Эти господа в прошлом году еще перестроили свой замок, а нашему брату только и остается смотреть, как бы им своды на голову не рухнули. Не только крестьянам худо, весь мир по швам трещит!
Мартин фон Хайдельсхайм прокашлялся.
– Позвольте дать вам совет, ваше превосходительство. В арсенале, насколько я знаю, еще сохранилось несколько орудий. Их можно переплавить. Бронза и железо в цене, особенно в эти неспокойные времена. Возможно, удастся выручить с этого неплохие деньги.
– Пе… переплавить оружие? – Рыцарь с ошеломленным видом уставился на казначея. – Вот до чего мы докатились?
Потом он все же кивнул.
– Хотя, возможно, вы и правы, Хайдельсхайм. Все равно у меня не хватит людей, чтобы должным образом оборонять эту крепость. А на вырученные деньги, может, удастся купить досок и кирпичей… Предместье никуда не годится.
Эрфенштайн направился к двери, ведущей в жилую башню.
– Подождите тут немного, я сейчас же переговорю с орудийщиком. Пусть в ближайшие дни проведет с вами ревизию.
Агнес оцепенела. Если казначей со стариком Райхартом устроят ревизию арсенала, то наверняка узнают о краже! Она стала судорожно соображать, как отговорить отца от этой идеи, но тот уже скрылся за дверью. Зато Мартин фон Хайдельсхайм уставился на нее, не мигая. Некоторое время тишину нарушало лишь потрескивание огня в камине.
– Хорошо, что нам хоть ненадолго можно побыть наедине, – начал Хайдельсхайм льстивым голосом. – И вообще нам бы следовало больше времени проводить вместе, не находите?
Он подошел ближе и уселся с хитрой улыбкой на скамью подле Агнес. Девушка невольно отодвинулась. От Хайдельсхайма неизменно пахло вареным луком и плесенью.
– Мы… мы так давно знаем друг друга, – продолжил он неуверенно и провел языком по тонким губам. – Я еще помню, как вы маленькой девочкой то и дело выпрашивали у меня сладости… Помните?
Агнес молча кивнула. Раньше она действительно временами захаживала к Хайдельсхайму, потому что знала, что он держал у себя в сундуке сладкую пастилу. Казначей, пользуясь случаем, всегда гладил ее по голове, а иногда и пониже спины. Уже тогда его запах и неопрятный вид вызывали у Агнес отвращение.
Хайдельсхайм подмигнул ей:
– Ну, вы с тех пор повзрослели. Созрели. И отец ваш все чаще мне… хм, намекает…
– На что намекает? – Агнес напряглась. – Извольте объясниться, Хайдельсхайм!
Ее отвращение к казначею росло с каждой секундой, но она все же старалась держать себя в руках.
Мартин фон Хайдельсхайм пододвинулся к ней и доверительно положил ладонь ей на колено. Пальцы его, как проворные пауки, поползли вверх по бедру.
– Подумайте, Агнес, вам уже шестнадцать, почти семнадцать. Другие в вашем возрасте давно уже замужем. Вам тоже стоило бы поскорее подыскать… хм… видного мужчину. Мне есть что предложить… – Он двусмысленно ухмыльнулся.
Агнес резко вскочила. Все тревоги по поводу арсенала и краденой аркебузы словно улетучились. Неужели отец и вправду мог сосватать ее Хайдельсхайму без ее же ведома? Не секрет, что он давно подыскивал дочери подходящего жениха. До сих пор Агнес молча сносила его старания, хоть и понимала, что долго противиться браку не получится. Эрфенштайн надеялся найти достойного, а главное, состоятельного преемника для своих владений. Но не мог же он при этом иметь в виду Хайдельсхайма… Или все-таки мог?
– Вы, кажется, забываетесь, казначей! – прошипела Агнес. – То, что когда-то вам дозволено было гладить меня по головке, вовсе не значит, что теперь я стану запрыгивать к вам на колени.
Внешне девушка сохраняла бесстрастный вид, но голова ее разрывалась от круговорота мыслей. Она поверить не могла, что Хайдельсхайм только что сделал ей предложение. Не исключено даже, что с согласия отца. Положение было до того нелепое, что ей хотелось просто выбежать из зала.
Казначей примирительно вскинул руки. Отповедь Агнес привела его, очевидно, в замешательство.
– Вам… вам ведь не нужно вот прямо сейчас решаться, – пролепетал он. – Может, через месяц… Да по мне, хоть через полгода.
– Забудьте об этом, Хайдельсхайм. Я за вас никогда не выйду. Секретарь – это ниже моего достоинства!
Во взгляде казначея проявилось вдруг что-то жесткое, даже грозное. И без того восковое лицо его стало мертвенно-бледным.
– Следите за тем, что говорите, Агнес фон Эрфенштайн! – прошипел он. – Я вам не кто-нибудь, я происхожу из уважаемого семейства в Вормсе! Мы владеем землей и лесом. И если вы дочь наместника, это еще не дает вам права обращаться со мной, как… как с грязью.
Казначей встал и с вызовом посмотрел на Агнес:
– И как же вы, заносчивые вельможи, не поймете, что ваше время миновало! Посмотрите хоть на своего отца! Господин над двумя десятками безмозглых крестьян, с которых он даже подать собрать не может… – Он насмешливо рассмеялся: – Эта крепость превратилась в замшелую груду камней, и все, что остается Эрфенштайну, так это давно забытые сражения и турниры!
Казначей схватил Агнес за руку. Пальцы у него были холодные и цепкие. Он заговорил неожиданно тихо и доверительно:
– Агнес, вам следует решить, по какому пути следовать: в прошлое или будущее. Через пару лет на старую деву вроде вас никто и не позарится. Другие девушки гораздо раньше выходят замуж. Люди уже болтать начали, они считают вас, – он издал робкий смешок, – малость чудаковатой. Ну, так что?
Агнес вырвалась и одарила Хайдельсхайма враждебным взглядом. Ее трясло от злости и отвращения.
– Как… как вы со мной разговариваете? Я вам не девка какая-нибудь! Я расскажу отцу, что вы мне тут наговорили. Тогда уж вам несдобровать!
Хайдельсхайм отмахнулся и злорадно рассмеялся:
– Что с того? Вы всерьез считаете, что ваш отец найдет нового казначея, который согласится вшиветь в этой дыре? В крепости, которая того и гляди рухнет, которую герцог давно списал? Я знаю, Эрфенштайн ждет, что какой-нибудь рыцарь или барон возьмет вас замуж. Но поверьте мне, наместнику повезло, что у него есть я и что я положил глаз на его бесприданницу-дочь. – Взгляд его неожиданно исполнился мольбы: – Как вы не понимаете, Агнес? Я ведь хочу как лучше!
Хайдельсхайм шагнул к ней с распростертыми объятиями, но девушка резко отстранилась.
– Поищите себе другую девку в постель, казначей, – ответила она холодно. – Вы для меня не интереснее ваших балансов.
Агнес собралась уже покинуть зал, как вдруг почувствовала на шее цепкие руки Хайдельсхайма. Казначей с силой притянул ее к себе. Платье разорвалось с противным треском, под лифом показалась нижняя сорочка и грудь. Агнес начала вырываться и закричала, но Хайдельсхайм зажал ей рот. Казалось, ее сопротивление доставляло ему удовольствие. Они вместе повалились на пол, а обе гончие заскулили от изумления. Казначей склонился над Агнес и заскользил губами по ее грудям. В нос девушке ударило его зловонное дыхание.
– Агнес! – шептал он. – Поймите же! Я… я люблю вас. Я всегда вас любил, даже когда вы были ребенком!
Скованная ужасом, Агнес почувствовала, как казначей забрался ей в промежность правой рукой и принялся судорожно поглаживать. Слуха ее достигали обрывки слов, но все, что она слышала, – это бешеные удары собственного сердца. Резкий запах лука и пальцы между бедрами едва не лишали ее сознания. Влажный, шершавый язык, точно улитка, скользил по шее. Когда казначей на мгновение приподнялся, чтобы повыше задрать ей платье, Агнес высвободилась в мгновенье ока и бросилась к лестнице, ведущей на кухню.
