Вот один из последних примеров.
Один из моих учеников, чтобы войти в доверие к крупному учёному-ядерщику, решил завести роман с его единственной дочкой. Тридцатилетняя особа была типичным «ботаником», и по-настоящему её интересовали только две вещи: здоровье папы-академика и работа над кандидатской диссертацией. Мой бывший ученик, ободрённый тем, что дочь академика не избалована мужским вниманием, решил не тратить драгоценное время на длительное ухаживание, а обставить всё по-гусарски. Пробормотал что-то вроде: «Я старый солдат и не знаю слов любви…», – после чего полез под юбку. Девушка сначала ошалела от такого напора, а потом поправила очки и напрямую спросила: «Вы меня сразу насиловать будете, или сначала в кино пригласите»?
Согласитесь, это было полное фиаско! Рассчитывать, что после такой любовной прелюдии девушка будет умильно тереться щекой о Ваше плечо и при этом выбалтывать нужную Вам информацию, просто глупо! Женщину сначала надо чем-то «зацепить»; хотя бы ненадолго, но остаться в её памяти. Допустим, Вы зашли за «объектом» в кафе. Как обратить на себя внимание и при этом не вызвать негативную реакцию со стороны «объекта».
– Действительно как?
– Есть много вариантов. Например, Вы легонько касаетесь её плечом, ровно настолько, чтобы она почувствовала лёгкий толчок, и виновато улыбнувшись, говорите: «Извините, я такой неуклюжий»! При этом тембр голоса должен быть мягким, а смотреть Вы должны прямо ей в глаза. Если не можете смотреть в глаза, смотрите в переносицу или чуть выше. При этом у человека создаётся впечатление, что собеседник смотрит ему прямо в зрачки. Запомнили? Толкнули, улыбнулись, посмотрели в глаза, извинились и отошли. Всё! Больше ничего не надо. Будьте уверены: Вас запомнили. Можете садиться за соседний столик и спокойно пить кофе. При этом можно напустить на себя задумчивый вид и пусть на Вашем лице время от времени блуждает лёгкая улыбка, как будто Вы вспоминаете что-то приятное, но известное только Вам одному. Поверьте моему опыту, женщину это точно заинтригует. На следующий день «случайно» окажитесь рядом с ней в переполненном вагоне метро и уступите ей место. Если не получится вариант с метро, столкнитесь с ней на выходе из магазина. У женщин всегда руки заняты сумками, поэтому откройте перед ней дверь, пропустите вперёд, и при этом улыбнитесь, как старой знакомой. Поверьте, когда следующий раз она споткнётся или подвернёт ногу и при этом неожиданно почувствует, что её локоть заботливо поддерживает ваша ладонь, она не сможет промолчать и произнесёт что-то вроде: «Это опять Вы»? Вот здесь, молодой человек, нельзя дать маху. Ни у неё, ни у Вас нет времени на долгие разговоры, поэтому Вы должны сказать что-нибудь такое, что «застрянет» у неё в памяти, вызовет желание продолжить диалог. Опасайтесь пошлостей или банальностей типа «А может это судьба»? Так можно всё испортить. Скажите, например…
– Такой уж у меня дар: оказываться в нужное время в нужном месте! – перебил её Бодрый.
– Неплохо, курсант, – удивилась Ирина Михайловна. – Сам придумал или слышал где-то?
– Слышал где-то, – уклончиво ответил Бодрый. Это было любимое выражение начальника оперчасти (по лагерному – Кума) майора Чернова, который действительно появлялся там, где его ждали меньше всего и в самый неподходящий для зыков момент. После такого визита штрафной изолятор пополнялся новыми сидельцами, а майор уходил проявлять свой дар дальше – в промзону[87] или в комнату свиданий.
– Скажите, Ирина Михайловна, а почему Вы не скрываете от меня своё лицо? – неожиданно для себя спросил инструктора Бодрый.
– Это не по теме занятий, курсант, – усмехнулась она и без нужды поправила подол своего цветастого платья, – но я отвечу. Вы никогда не встретите меня ни на Тверской, ни на Невском, ни в кино, ни в супермаркете. Я никогда не покидаю территорию учебного центра.
– Почему?
– Потому что тот мир для меня не существует! – сказала, как отрезала.
Было в её голосе что-то такое, отчего желание вести дальнейшие расспросы у Бодрого сразу пропало.
– Рассмотрим следующую ситуацию: Вам надо проникнуть в незнакомую квартиру. Причём не ворваться, и не воровским способом, а сделать так, чтобы хозяева квартиры сами пригласили Вас на чашку чая. На всё про всё времени у Вас ровно час. Итак, ваши действия, курсант!
…Занятия продолжались, как ни в чём не бывало.
Костя Ковтун родился в Марковке – небольшом украинском селе, расположенном на границе с Воронежской областью. Близость России наложила на село свой отпечаток: все жители Марковки говорили на странной смеси украинского и русского языков. Этот местный диалект директор сельской школы – выходец из Прикарпатья, гордо именовавший себя гуцулом – презрительно называл «хохляцкой мовой».
Дед Кости, Опанас, был известный пасечник, и среди односельчан считался человеком зажиточным, поэтому держался особняком. Ещё будучи нестарым мужчиной, овдовел Опанас, и хотя молодых да пригожих хохлушек, желавших войти в его дом хозяйкой, было немало, больше он так и не женился.
Через три дня после смерти жены запряг Опанас коня в тарантас и, не говоря никому ни слова, выехал со двора. Вернулся Опанас вечером следующего дня. Рядом с ним с узелком в руках сидела в тарантасе его дальняя родственница Матрёна. В своей многодетной семье была Матрёна самой младшенькой. Тихая, незлобивая, она сильно отличалась от старших братьев и сестёр, которые после того как научились ходить, сразу начинали искать, где бы что украсть и с кем бы подраться. Когда старшие братья обижали её, она, вместо того чтобы вцепиться им в нечёсаные вихры, как делали другие сёстры, тихонько плакала и старалась спрятаться за печку или на сеновале.
– Дурочка! – кричали довольные братья.
– Убогонькая! – жалостливо вздыхали соседи.
Так и повелось, что и родня и селяне считали Матрёну местной дурочкой. Когда Матрёне исполнилось семнадцать лет, к ним домой на расписном тарантасе неожиданно приехал дядько Опанас. Привёз Опанас с собой жбан медовухи, да медовых сот в подарок целый берестяной короб. Матрёне Опанас тихонько от всех сунул в карман целый кулёк конфет «Раковая шейка».
– Дякую[88], дядько! – смущённо поблагодарила родственника Матрёна.
В ответ Опанас как-то странно улыбнулся и внимательно оглядел девушку. Матрёна окончательно смутилась и убежала в ригу, где, зарывшись в свежее пахучее сено, с удовольствием грызла подаренные ей карамельки. Ближе к вечеру там же в риге её отыскал отец.
– Вот что, дочка! – дыхнув медовухой, начал отец. – Дядько Опанас за тобой приехал, просит отдать тебя ему в работницы, а точнее, в няньки. Будешь за его Оксаной, пока она малая, приглядывать, а дальше как бог даст! Из родной хаты тебя никто не гонит, но мой тебе совет дочка: соглашайся! Потому как кто тебя, дурочку, замуж возьмёт? А Опанас мужик зажиточный, так что и при деле будешь, и с куском хлеба.
– Как скажете, тату! – потупившись, молвила Матрёна.
– Ну, вот и ладно! – произнёс довольный отец. – Ступай, собирайся.
Уже сидя в тарантасе, обернулась Матрёна, напоследок окинула взором сквозь слёзы многочисленную родню да родную хату.
– Храни тебя бог, дитятко! – перекрестила её стоявшая подле тарантаса мать. – Господь милостив! Может, ещё вернёшься в родную хату, ведь не навсегда уезжаешь!
Оказалось, навсегда. Была Матрёна в работе по дому расторопной, в своей двоюродной племяннице Оксане души не чаяла, и относилась к ней, как к родной дочке.
Шли годы: Оксана заневестилась, и у Матрёны некогда чёрные, как смоль, косы сединой, как инеем, покрылись, но Опанас работницу домой не отпускал. Да и она со временем назад проситься перестала, прикипела к дочке его Оксане всем сердцем, и всю свою нерастраченную материнскую нежность ей отдала. А Оксана росла и расцветала, словно цветок лазоревый, ни в чём ни нужды, ни отказа не знала. Любил дочку Опанас, оттого и баловал сверх всякой меры.
После окончания школы заявила Оксана, что в родном селе не останется.
– Есть тут кому и без меня коров за вымя тягать, а я в Киев поеду, на дохтура учиться! – амбициозно заявила девушка.
Через две недели получил Опанас из Киева от дочери письмо, в котором Оксана просила денег, чтобы снять отдельную комнату, потому как жить в студенческом общежитии, вшестером в одной комнате, она не привыкла. Опанас гроши выслал, а через пару месяцев, когда мёд на рынке продал, да перед первыми заморозками утеплил ульи, сам собрался и поехал в Киев проведать дочь. Однако в деканате ему сообщили, что среди студентов Оксана Ковтун не числится.
– Была такая абитуриентка, но не прошла, не набрала требуемого количества баллов, – сообщили ему.
– И где же мне дочку шукать[89]? – спросил растерянный папаша.
– Этого мы уж не знаем! – развели руками в деканате. – Ищите, Киев город большой!
