Ухмыляющееся лицо Шутника искажалось на левой стороне майки, а грудь Рив делала «вдовий мысик» в волосах злодея особенно выступающим. Правую сторону майки заполняли разноцветные «ха-ха-ха». Глаза Шутника были испещрены красными прожилками. У Рив Тауни глаза были ясные карие, и Тремалис подумал, что она носит мягкие контактные линзы.
Она сменила кассету. Фрэнк Синатра пел о том самом летнем ветре, который все не унимается. Отдельные пряди ее черных волос выскользнули из-под обруча и упали на наморщенный лоб. В следующей песне сообщалось о том, как же это приятно — понежиться под теплым солнцем Калифорнии.
(Ну, что ж, отправляюсь на Запад, в родные места).
Рив, без сомнения, изумительно выглядела бы на пляже. Но она и здесь была хороша. Губы не подкрашены, длинные ногти без лака.
На другом конце зала О’Нил своими обрубками отбивал ритм на обивке дивана. Майк Серфер возле стола Натмена чистил свой шунт.
(где дни коротки, зато длинные-длинные ночи, где люди гуляют, и я буду гулять).
«Рив, опять Рив, Риив-ви», — произнес про себя Тремалис. Ее длинные ноги прекрасно выглядели и в стираных джинсах. Но ему бы, конечно, они больше понравились на пляже. Загорелые ноги, загорелые лицо и левая рука. Сейчас бледные, но уже в первую неделю мая на них будет загар. А вот ее правая рука вряд ли покроется загаром, подумал он. Скажем, его треугольный рубец — подарок няни, даже в разгар лета оставался белым.
Особенно сильное возбуждение он ощутил, уставившись на атрофированную штуку, свисавшую с ее правого плеча. Это была ее правая рука, но мышцы так ссохлись, как будто ее слишком долго держали в микроволновой печи.
Тремалис зачарованно следил за тем, как ее атрофированное предплечье дернулось кверху, ладонь была не больше кукольной. Рывками, через пятисекундные интервалы, рука поднялась на уровень ключицы. Она как будто нерешительно пыталась стереть с себя лицо Шутника.
За это Тремалис полюбил ее.
Тут она посмотрела на него, и Виктор очень испугался, что покраснеет.
Там, за стенами холодный ветер вонзался в его спину и искал себе прибежища на ночь. Улицы опустели, на них остались только бродяги и торговцы наркотиками.
А в «Марклинне»:
«Где веселятся они
Под теплым солнцем Калифорнии…»
Чувствуя, что он все-таки чего-то добился, познакомившись с девушкой, Тремалис отошел к Майку Серферу. Беседа не клеилась: Майк, похоже, испытывал очередной приступ боли, а Тремалис неотступно думал о Рив, особенно с того момента, как нафантазировал себе ее уродство. Серфер, наконец, сказал, что, пожалуй, отдохнет возле комнатных растений. Тремалису стало немного стыдно за то, что сам он не умел расслабляться.
Американская Мечта и Рив подошли к бильярдному столу посмотреть на игру Зуда с Карлом. Местный хроникер «Марклинна» почесывал бородку, а его кривая бровь поднялась углом кверху, когда рыжий положил «девятку» в дальнюю правую лузу.
Тремалис подошел поближе. Аромат кожи Рив буквально сводил его с ума. Волосы ее были для него, как ночь; глаза — две сферы успокоения, которые смягчали его боль. Когда она говорила, он отводил взгляд на комнатные растения. Потом снова смотрел на ее лицо.
— Нам нужно как-нибудь ночью выйти на дежурство вместе, — сказал ему Американская Мечта.
— Прекрасно, что ты был так добр к Майку, — заметила Рив. Голос ее звучал как-то неуверенно, хотя никто из молодых людей сегодня не пил спиртного. И все же атмосфера была пьянящей.
Виктор давно не видел ни одной женщины с физическим уродством — как ему хотелось — как будто они спрятались за закрытыми дверями в тихих пригородах. И теперь страстно воображал уродство у Рив.
— Майк сказал, что у тебя проблемы с мышцами, — заговорила она.
— Никто не… понимает моей болезни, — ответил он, низко опустив голову, как будто его вызвали к директору школы за то, что он бросался снежками. — Врачи не поставили мне точный диагноз. Боли в спине, спазмы шеи, такие вот вещи. Так что, как…
Он остановился, ему хотелось сказать «так же, как и у тебя».
— Скорее всего, твои врачи просто были некомпетентны и предложили тебе обратиться к психоаналитику, чтобы тот прикрыл их ошибки, — высказал предположение Американская Мечта, стоявший у дальнего конца бильярдного стола. — Нечто подобное случилось и со мной.
Он попал прямо в точку, но зачем же подавать это так, чтобы их можно было сравнивать? Парень в самодельных доспехах почесал кожу под браслетом на левой руке. Звук был примерно такой же, какой издает дешевая расческа, когда ею проводят по голове мертвеца во время подготовки к похоронам.
— Невропатолог еще четыре года назад сообщил, что мои симптомы носят психосоматический характер и прислал счет на четыреста восемьдесят долларов, — сказав это, Тремалис удивился, с чего это он так разоткровенничался. Может быть, Рив Тауни и любила копаться в грязном белье, но он в этом не был уверен.
— А я все еще посещаю психиатра, — сказал Американская Мечта. Тремалис подумал: интересно, откуда он берет деньги.
— Я получаю пособие по инвалидности из фондов штата, — ответил Американская Мечта, и Тремалис решил, что вдобавок тот еще и телепат. — Он работает в «Гэрланд-Билдинг» на Уобо-авеню, Курт Вагнер, доктор медицины.
Рив спросила Тремалиса:
— Скажи, Вик, как твои проблемы со здоровьем влияют на твои отношения с окружающими? Конечно, люди наверняка говорили тебе, что ты — симулянт. Но я не увидела, чтобы ты проявлял свою слабость.
Подожди, мы окажемся на улице, и я так обниму тебя… — вот, что он хотел ей ответить.
— Если позволишь спросить…
— Я всегда чувствую себя на грани, — перебил он. На помощь ему пришел образ ее высохшей руки. — Знаете, больше всего это похоже на то, когда берешь за верх банку майонеза из холодильника и какую-то долю секунды думаешь, что крышка плохо завернута, и ты уронишь банку, а затем внезапно понимаешь, что все держится крепко. Банка не упадет. Ни пятна, ни осколков — ничего этого не будет. Но вечно есть эта самая доля секунды.
— О Боже, — воскликнула Рив, широко раскрыв глаза, — прекрасная аналогия!
— Мне почти всегда это приходит в голову, — сказал Тремалис, — помогает справиться с ситуацией, как акробату на проволоке на большой высоте.
— Это зависит от размера банки с майонезом, — сказал Американская Мечта, соединив философию с рыночным здравым смыслом.
— И это прекрасная мысль, Эйвен, — ответила Рив, снова поворачиваясь к Тремалису. — Забавно, что ты упомянул проволоку. Мне всегда кажется, что я падаю головой вниз с высокого здания и слышу, как ветер свистит в ушах, и по мере приближения удара о землю, я сосредотачиваюсь на всех этих лицах и шляпах, которые разбегаются из моего «воздушного коридора» так, чтобы я не забрызгала их своими мозгами.
Она скорчила гримасу, либо оттого, что представила себе эту сцену, либо, сожалея, что представила ее.
К счастью, он не решился описать ей свой истинный взгляд на жизнь: как будто Бог держит у его виска пистолет и заставляет под его дулом сосать член у этого мира. А когда мир этот или, быть может, один лишь Чикаго — задрожит в судорогах оргазма, тогда милосердный Господь, не видя больше смысла в его дальнейшем использовании, спустит курок и разнесет его голову на мелкие части.
Майк Серфер теперь смотрел в его сторону, и Виктор подумал — да, это так, именно так.
И тут вдруг все повернулись в одну сторону, и Виктор увидел двух полицейских, входивших через парадную дверь. Звучала песня «Поездка вокруг озера»: звуки ее перекрыли скрип входной двери.
Патрульные Рицци и Морисетти приняли звонок Генри Мажека. Племянник Бабули, не обнаружив ее около театра, решил, что она испугалась слишком холодной погоды и отказалась от поездки. Он вернулся к себе домой и смотрел кинокомедию по каналу «Эй-Би-Си», выпил три бутылки пива, и вдруг испытал чувство вины за то, что не выяснил причину отсутствия своей тети в условленном месте и решил позвонить в дом, где она жила.
Тут он к стыду своему обнаружил, что был крайне невнимателен, когда она называла свой адрес. В телефонной справочной не нашли дома Маки или Маклелана на Рэндольф-стрит. А городской телефонной книги у Генри не было. Вдобавок ко всему в 21:45 должны были показывать фильм с Дианой Лейн, причем ему сказали, что там она появляется с обнаженной грудью.
Тогда он просто позвонил в полицию и сказал, что волнуется по поводу своей тети — инвалида в коляске, она не появилась на месте встречи, а ведь по улицам города бродит этот самый маньяк, Болеутолитель; что он, дескать, очень извиняется, но не могли бы патрульные полицейские с Рэндольф-стрит проверить, все ли с ней в порядке. После этого Генри откупорил следующую бутылку пива и принялся смотреть фильм об очередном маньяке, охотящемся за женщинами.
