— У нас проблема. Встретимся в офисе в шесть утра. Будь готов — придется идти в суд.
Сейчас она сидела за грязным, замызганным сосновым столом в конференц-зале с чашкой растворимого кофе и, листая бумаги, вводила Дэвида в курс случившегося.
— А почему бы нам не попросить отложить рассмотрение дела? — спросил Дэвид. Выглядел он представительно — светло-коричневый шерстяной пиджак «в елочку», синие брюки, галстук в полоску. Не мешало бы подстричься, но это не самое главное. Из всех заместителей прокурора наиболее подходящей кандидатурой был именно Дэвид Хейл.
— Нельзя. По трем причинам. — Юки постучала по столу пластмассовой ложечкой. — Во-первых, Лен не хочет терять Джека Руни как свидетеля. Руни — наш слабый пункт. В ноябре он был в отпуске, и если мы упустим его сейчас, то, возможно, уже не сможем заполучить в нужный день. И тогда запись как улика будет исключена.
— Ладно, пусть так.
— Во-вторых, Лен рассчитывает на судью Мура.
— Это я уже понял.
— Лен говорит, что будет на месте к последнему заседанию.
— Он сам это сказал?
— Да, когда его готовили к операции. Заявил четко и ясно. Ты же знаешь, упрямства ему не занимать.
— А что сказал доктор?
— Доктор сказал, цитирую: «Есть основания полагать, что ущерб здоровью мистера Паризи не является непоправимым».
— Ишь как завернул. Так они его разрезали?
— Да. Я уже позвонила жене Лена. Операцию перенес хорошо.
— И собирается выступать в суде с заключительным словом? Через неделю с небольшим?
— Не думаю, что его выпустят так рано. В любом случае сплясать тарантеллу уже не получится. — Она вздохнула. — В связи с чем перехожу к причине номер три. Лен сказал, что я готова к процессу не хуже, чем он сам. Сказал, что верит в меня. И мы не можем позволить себе подвести шефа.
Секунду-другую Дэвид таращился на нее с открытым ртом, потом, обретя способность говорить, промямлил:
— Послушай, у меня же нет абсолютно никакого опыта работы в суде.
— У меня есть. Несколько лет за спиной.
— Но ты занималась гражданскими делами, а не уголовными.
— Помолчи, Дэвид. Главное, что я представляла одну из сторон. Наша задача — сделать все возможное. Придется постараться. Ради Рыжего Пса. У нас в запасе три часа, так что давай пройдемся по делу еще раз, повторим, что уже знаем.
— У нас есть надежные, заслуживающие доверия свидетели. Есть запись Руни. И есть жюри, которое никак не готово согласиться с доводами защиты насчет невменяемости.
— Именно об этом Лен и говорил. Чем необычнее преступление, тем меньше мотивов для убийства и тем сильнее опасение, что Бринкли, проведя какое-то время в психушке, выйдет на свободу и…
Юки не договорила — по лицу Дэвида Хейла расползлась широкая улыбка.
— Так что ты теперь думаешь, Дэвид? Нет, подожди, не говори. Вопрос снят. Пожалуйста, Дэвид, только не говори ничего, — едва сдерживая смех, пропищала Юки.
— И все-таки я скажу, — торжественно произнес ее новый напарник. — Это как орешек щелкнуть. Дело — верняк.
Юки стояла перед переполненным залом суда, чувствуя себя зеленым новичком, ведущим свое первое дело. Вцепившись пальцами в края трибуны, она вспоминала Лена — он на этом месте походил на дирижера за кафедрой, она же казалась ученицей на экзамене.
Присяжные выжидающе смотрели на нее.
Удастся ли ей убедить их в том, что Альфред Бринкли виновен в предумышленном убийстве?
Юки вызвала первого свидетеля, Бобби Коэна, пожарного с пятнадцатилетним стажем, чья располагающая к доверию внешность и твердость в показаниях должны были заложить первый надежный камень в основание дела «Народ против Альфреда Бринкли».
Отвечая на ее вопросы, Бобби Коэн подробно рассказал обо всем, что увидел на палубе «Дель-Норте», когда прибыл на борт парома после швартовки.
Микки Шерман задал ему всего один вопрос:
— Вы лично были свидетелем трагического инцидента на пароме?
— Нет, не был.
— Спасибо. Других вопросов у меня нет.
Провожая Коэна взглядом, Юки подумала, что этот раунд остался за ней. Свидетель сделал свое дело, подготовив присяжных к следующим показаниям, нарисовав впечатляющую картину человеческого горя, которая, несомненно, послужит фоном для последующих показаний.
Она пригласила второго свидетеля, Бернарда Стрингера, также пожарного, своими глазами видевшего, как Бринкли застрелил Андреа и Тони Канелло. Стрингер вразвалку прошел к свидетельскому месту и, принеся присягу, опустился на стул. Ему было около тридцати, а крепкое сложение и открытое лицо делали его похожим на типичного американского бейсболиста.
— Мистер Стрингер, кем вы работаете?
— Я пожарный. Работаю в 14-й пожарной команде. Это на Двадцать шестой.
— Как вы оказались на пароме «Дель-Норте» первого ноября текущего года?
— Я, что называется, воскресный папа, — улыбнулся он. — Всегда провожу выходные с детьми, а они у меня любят кататься на пароме.
— В тот день, о котором идет речь, случилось что-нибудь неожиданное?
— Да. Я видел стрельбу на верхней палубе.
— Стрелявший находится в зале суда?
— Да, он здесь.
— Можете указать его нам?
— Да вон он сидит. Мужчина в синем костюме.
— Прошу судебного секретаря отметить, что мистер Стрингер указал на обвиняемого, Альфреда Бринкли. Мистер Стрингер, как далеко вы находились от Андреа Канелло и ее сына, Энтони, когда мистер Бринкли выстрелил в них?
— Примерно на таком же расстоянии, как сейчас от вас. Футах в пяти-шести.
— Расскажите, пожалуйста, что вы видели?
Лицо свидетеля напряглось. Он едва заметно вздохнул, мысленно возвращаясь к тому ужасному дню.
— Миссис Канелло отчитывала мальчишку. Мне показалось, немного резковато. — Стрингер пожал плечами. — Не поймите меня неправильно, она его не бранила и не оскорбляла. Просто парнишка, может быть, такого и не заслуживал. Я хотел было вмешаться, но не успел, потому что обвиняемый выстрелил в нее. А потом выстрелил в мальчика. А уж потом такое началось…
— Мистер Бринкли сказал что-нибудь своим жертвам, прежде чем выстрелить в них?
— Ничего не сказал. Поднял револьвер и спустил курок. Как ни в чем не бывало. И бровью не повел.
Юки выждала немного, давая присутствующим время, чтобы представить картину произошедшего и содрогнуться от ужаса, затем спросила:
— Что вы имеете в виду, когда говорите, что обвиняемый и бровью не повел?
— Я имею в виду то, как он их расстрелял. Совершенно спокойно. И лицо у него было будто каменное.
— Спасибо, мистер Стрингер. — Она повернулась к защитнику: — Свидетель ваш.
Сунув руки в карманы, Микки Шерман небрежно подошел к свидетелю в золотистом сиянии отраженного дубовыми панелями света. Улыбка на его лице не была притворной, но простоватый язык и мягкие манеры служили прикрытием, за которым скрывался цепкий, изворотливый ум адвоката, славящегося умением наносить неожиданные удары.
Юки доводилось работать с Шерманом в одной команде, и, наблюдая за ним, она поняла — Микки приготовил сюрприз. Сейчас он дотронется указательным пальцем до верхней губы, а потом… Потом, распрямившись, как пружина, вцепится противнику в горло.
— Мистер Стрингер, миссис Канелло или ее сын сделали что-нибудь такое, что могло бы спровоцировать моего подзащитного?
— Нет. Насколько я могу судить, они его даже не замечали.
— И вы говорите, что мистер Бринкли, стреляя в них, выглядел абсолютно спокойным?
— Ну, вообще-то он выглядел довольно диковато, но, когда стрелял, как я уже говорил, показался мне спокойным. Отрешенным. И рука не дрожала.
— Сегодня мистер Бринкли выглядит так же, как тогда, когда вы видели его на пароме «Дель-Норте»?
— Не совсем.
— А в чем, по-вашему, отличие?
Стрингер вздохнул и, прежде чем ответить, на секунду опустил глаза.
— Тогда он был другим. Неряшливым. Опустившимся. Длинные волосы. Всклокоченная борода. Грязная одежда. И от него жутко воняло.
— Итак, он выглядел неряшливым и опустившимся. Пустое, без всякого выражения лицо. И от него воняло. И у вас на глазах он застрелил двух человек, которые абсолютно ничем его не спровоцировали. Они даже не замечали его присутствия.
— Верно.
Микки Шерман поднес палец к верхней губе.
— Другими словами, Альфред Бринкли выглядел и вел себя как сумасшедший.
Юки моментально вскочила со стула.
— Возражение, ваша честь. Защитник направляет свидетеля.
— Возражение принято.
Шерман обаятельно улыбнулся.
— Мистер Стрингер, мой клиент выглядел нормальным?
— Нет. Я бы сказал, что он выглядел настоящим безумцем.
