— Это подло! — вскричал Рюмин. — Женщина, которая поверила, беззащитна перед мужчиной. А ты этим воспользовался!
Волков поднял указательный палец.
— Вношу поправку: блестяще воспользовался! Правда, пришлось пойти на кое-какие издержки. С ней скучно. В постели она — полный ноль, дурно пахнет и временами храпит во сне. Говорю это просто так: сам ты все равно никогда не узнаешь. Она ни за что не станет с тобой спать: для нее ты так же скучен, как она — для меня. А ты бы хотел… Правда, Рюмин? Хотел?
Капитан расстегнул пуговицы, отвел назад руки; кожаный френч упал на залитую гудроном крышу.
— Здесь тесно, — сказал он. И ринулся в атаку.
* * *
Волков быстро отскочил влево, и капитан по достоинству оценил его маневр: теперь солнце било прямо в глаза Рюмину. Капитан пригнул голову и попытался сократить дистанцию. Он рассчитывал провести в ближнем бою несколько мощных ударов по корпусу, чтобы лишить противника его основного преимущества — скорости.
Солнце слепило, и Рюмин не поднимал голову — следил за работой ног Волкова. Правый хук вскользь задел ухо капитана. Тонкий хрящ хрустнул, на шею брызнула струйка крови, в голове раздался звонкий гул.
Волков подался назад. Левая, передняя стопа плотно нащупала опору, пятка правой, задней, оторвалась от пола. Рюмин быстро качнулся вправо, и мощный апперкот прошел мимо. Капитан, не глядя, в ответ хлестнул левой в голову. Он ощутил хруст под кулаком и понял — попал! Тут же, вдогонку — прямой правый в корпус, в солнечное сплетение! Волков успел отпрыгнуть, кулак лишь коснулся одежды.
Убийца разорвал дистанцию, сделал еще один полукруг и снова стал заходить со стороны солнца. Рюмин, не давая ему времени на передышку, рванулся вперед.
Жестокие встречные удары сыпались на голову, но капитан умело уворачивался: почти как в детстве, когда Шелягин заставлял их по многу раз повторять одно и то же упражнение — наступая, выныривать то с одной, то с другой стороны натянутой на уровне плеч веревочки. Рюмин опять вошел в контакт и нанес два точных удара: слева — смял ребра, справа — потревожил печень.
Они не прошли бесследно: ноги Волкова прекратили выплясывать легкий танец, убийца потерял ритм и чуть-чуть сбавил темп. Капитан понял, что это — его шанс. Быть может, единственный.
Он кинулся на Волкова, желая добить противника, и тут правая нога запнулась о кольцо, торчавшее из покрытия: наверное, когда-то к нему крепилась растяжка антенны. Рюмин сбился с верного направления, и Волков не замедлил этим воспользоваться. Он резко повернул корпус против часовой стрелки, пропуская капитана мимо себя, и проводил его коротким хуком в висок.
Из глаз Рюмина не посыпались искры: это — красивая метафора, не более того. Просто мозг вдруг отключился; ноги, как говорят американцы, «превратились в спагетти», во рту появился неприятный медный привкус, и черный гудрон понесся навстречу с ужасающей скоростью. Не было ни боли, ни досады, ни злости, ни жалости, — только падение. И потом — удар. Всем телом — о крышу.
* * *
Волков схватил капитана за пояс джинсов и попытался подтащить к краю. Рюмин упирался. Он отбивался ногами, но удары выходили слабые и не достигали цели. Однако он смог остаться на месте.
Тогда Волков стащил с него портупею. Он отбросил в сторону пустую кобуру и вытянул основной ремень на всю длину. Продел его сквозь металлическое кольцо, получившейся удавкой захлестнул Рюмину шею, наступил ему на спину и принялся душить. Капитан успел подставить под петлю пальцы, иначе убийца сломал бы ему щитовидный хрящ.
Волков, почувствовав, что сопротивление слабеет, намотал свободный конец на кулак и стал продвигаться к краю крыши. Медленно, шаг за шагом, но ему это удавалось.
Лицо Рюмина раздулось, сделалось багровым. Капитан натужно хрипел и безуспешно пытался ослабить удавку. Наконец, когда Волков стоял уже на самом краю, капитан бросился вперед и толкнул его головой в грудь.
Убийца покачнулся; несколько долгих мгновений он пытался балансировать, но не удержался и полетел вниз. Кожа выдержала, и хват был надежный. Рюмина бросило на покрытый гудроном бетон, голова только чудом не оторвалась и осталась на месте.
Теперь капитан лежал, распластавшись всем телом на крыше, голова его свисала над тридцатиметровой пропастью. Шею стягивал сыромятный ремень, на конце которого болтался Волков. Убийца несколько секунд раскачивался; затем поднял глаза и посмотрел на Рюмина.
— Ты ведь не хочешь этого, правда? — сказал он и стал медленно подтягиваться.
Освободиться от петли Рюмин не мог. Но и падать вместе с убийцей он не собирался. Один из них должен был выйти из этой схватки победителем.
В ушах звенело. Голова раскалывалась от удушья. Мышцы дрожали, угрожая лопнуть. Капитан просунул пальцы левой руки чуть дальше под ремень, изо всех сил напряг ладонь.
— Правильно, — послышалось снизу. — Не вздумай потерять сознание. Мы еще не закончили.
Зверь. Он молод и силен. Он не остановится, если его не остановить. «А может… — закралась мысль, — поставить на этом точку? Прыгнуть вместе с ним?».
«Не будь слабаком! — одернул себя Рюмин. — Ищи другой выход!» И, кажется, он его нашел…
Капитан всей грудью навалился на крышу. С трудом оторвал от края правую руку и вытянул вдоль туловища. Пальцы нащупали бритву, лежащую в заднем кармане джинсов. Рюмин раскрыл ее, крепко сжал рукоять.
Волков подтягивался, перехватывая ремень. Еще немного — и убийца будет спасен.
Капитан резко выбросил правую руку. Блеснуло лезвие. Рюмин ждал, считая секунды.
Гнусная улыбка задрожала, поплыла и растаяла, как последний грязный сугроб весенней порой. Капитан смотрел Волкову прямо в глаза и видел, как они наливаются животным страхом.
— Нет! — прошептал убийца. — Нет…
Рюмин, напротив, считал это правильным финалом. С бритвы все началось, ею и должно было закончиться. Круг замкнулся. Капитан полоснул по ремню…
* * *
Он долго не мог отдышаться. Стоял на самом краю и смотрел вниз — на серый асфальт и расплескавшееся по нему тело.
Возможно, с точки зрения закона действия капитана были небезупречными, но — странное дело! — он не испытывал ни малейших угрызений.
В среду Рюмин проснулся с рассветом. Тело успело восстановиться и окрепнуть. Правда, на шее остались лиловые кровоподтеки, но капитан считал, что это — пустяки.
Он взял из холодильника пакет молока, поднялся в башенку и вышел на крышу. Налил полную миску и услышал знакомое мяуканье. Сезар, обеспокоенный долгим отсутствием друга, громко выражал свою радость. Он терся об ноги Рюмина, дергал кривым хвостом, жмурил в истоме единственный глаз…
— Все в порядке, Сезар, — сказал капитан. — Не волнуйся! Что со мной может случиться? Я только с виду старый, а на самом-то деле — еще очень ничего…
Рюмин нагнулся, почесал одноглазого разбойника за ухом и… обомлел. Рядом с миской стояла грациозная миленькая кошечка и неторопливо лакала молоко.
— Сезар! — удивленно воскликнул капитан. — Что я вижу? Ты решил положить конец холостяцкой жизни?
Кот повернулся к Рюмину спиной. Капитан расценил это как упрек.
— Прости, — сказал он. — Ты совершенно прав. С моей стороны это невежливо — по отношению к даме. Чем я могу загладить свою вину?
Кот сел у его ног. Хвост торчал под причудливым углом.
— Приходите вечером, угощу вас рыбой, — предложил Рюмин. — Отварные спинки минтая. Замечательный деликатес!
Сезар милостиво склонил голову набок. Его подруга на секунду оторвалась от молока, облизнула усы и мордочку, потом снова принялась за еду.
— Вот и отлично! — поспешил сказать капитан. — Будем считать — инцидент исчерпан. — Он нагнулся к коту и шепотом добавил. — Ляпнул, не подумав. Не сердись!
Сезар, похоже, на него не сердился. Может, соскучился по Рюмину, а может, сыграло свою роль заманчивое обещание.
Капитан вернулся в башенку, спустился по лестнице в квартиру.
— Черт побери… — сказал он задумчиво. — Даже Сезар…
Рюмин открыл шкаф, достал одиноко висевший костюм. На работу он его не надевал, в боксерский зал — тем более, но сейчас…
— А вдруг…
Капитан разложил гладильную доску, включил утюг. Через полчаса костюм был выглажен, поверх него висела белая рубашка, на плече — единственный приличный галстук. Собственно, слово «приличный» можно было опустить; просто — единственный.
Рюмин начистил ботинки до зеркального блеска, принял душ, начисто соскоблил отросшую за эти дни щетину. Он был молодцеват, подтянут, свеж и благоухал любимым «Бёрберри».
В половине одиннадцатого капитан вышел из дома и сел в машину. Он направлялся на бульвар генерала Карбышева.
По дороге Рюмин купил цветы — одиннадцать алых роз. Он трижды справился у цветочницы, как долго они простоят, выбрал самую нарядную, на его взгляд, упаковку и попросил перевязать красивой ленточкой.
