— Игорёк! — Светлана потянулась к нему, и он легонько и нежно поцеловал её в щёку. — Прости, что сразу не позвала домой. Отсюда пойдём туда, Серёжа будет счастлив. А пока я ему ничего не сказала. Сначала поговорим…
— Ты отдаёшь мне сына?
Игорь решил сразу помочь Светлане: не так-то просто матери признаться в таком. Она растерялась, замешкалась, пальцы сминали край скатерти. Но вдруг лицо её вспыхнуло, глаза налились слезами.
— Да, ты прав! Да!
И она зарыдала — негромко, но так горько! Игорь быстро подвинул свой стул, обнял её плечи, стал гладить волосы. И только когда его ладонь коснулась Светкиных волос, таких пушистых и светлых, только тогда щемящее чувство, загнанное глубоко в сердце, пробилось, жаром запульсировало в висках. Захотелось прижаться лицом к её волосам… Но он не сделал этого, вдохнул несколько раз глубоко. Отпустило.
— Понимаешь, Виталик так любил Серёжу, пока не родилась Анжелочка. Вообще-то мы думали, что своих детей у нас не будет. Я и не хотела, а он… Он сам говорил мне, что от него женщины не беременеют. Думал, что бесплодный и даже доволен был. А я вдруг забеременела. Тут он как с ума сошёл — рожай, и всё! Вот… И теперь Серёженька его раздражает. Дочку с рук не спускает, а на Серёжу всё покрикивает. А недавно рассердился на что-то и… ударил! Нет, не думай, не сильно! Но я чувствую, что дальше будет всё хуже. Серёжа ведь тоже на него смотрит волчонком. Игорь! Что же мне делать?!
В этом последнем вскрике женщины было столько отчаяния и боли! Игорь покачал головой.
— Я не хочу вникать в подробности вашей семейной жизни — это не моё дело. Я просто рад, что Серёжа будет со мной. И не беспокойся, у меня ему будет хорошо.
— Я знаю, — сказала Светлана тихо, промокая платком глаза. — Он всегда хотел к тебе. Все эти годы просто мечтал. Так, наверное, лучше.
Из Петербурга отец и сын приехали вместе, притащили два чемодана, две сумки — Светлана настояла, чтоб Серёжа забрал все свои вещи. И в первые же дни десятилетний мальчик сказал отцу.
— Ты, папа, не беспокойся ни о чём. Со мной у тебя проблем не будет.
И точно: ни разу не пришлось Игорю вмешиваться ни в школьные дела сына, ни в дворовые. Серёжа отлично учился, был любимцем учителей, легко и просто ладил со всеми, а, если надо, мог сам защитить себя. Он следил за состоянием холодильника и аккуратно раскладывал по местам разбросанные Игорем вещи. Он увлечённо слушал рассказы отца о работе и давал советы. Никогда не жилось Игорю так легко и счастливо, как эти последние два года.
Сам Игорь не расспрашивал сына о той, другой семье. Но Серёжа иногда к слову вспоминал какую-то фразу или эпизод. Однажды, в первые дни после приезда сына, у Игоря вечером засиделась небольшая компания друзей-коллег. Пили чай и немного хорошего массандровского вина, разговаривали. Серёжа сидел со взрослыми, смеялся, когда смеялись все, радостно отвечал, если спрашивали. Но больше молчал, глядел во все глаза и только головой вертел от одного говорившего к другому. Ему давно пора было спать — завтра рано в школу, — но Игорь не трогал мальчика. Зато, когда все разошлись, сам уложил того в постель. И когда укрывал сына одеялом, тот сказал:
— Папа, как здорово: никто ни разу не выругался матом! Только «болван» да «ко всем чертям» говорили.
— А тебе это странно?
— Ага. Виталик и весь его «крутняк» вообще по-человечески не говорят.
— По-человечески… И при тебе?
— Ну! Он меня поначалу всё с собой возил — в рестораны там, в офисы на деловые встречи. Вроде как хвастался: вот, сын у меня! А там как сядут выпивать, заговорят о делах, так и пошло… Я повторять не буду. Вообще таких слов никогда не стану говорить!
— А при маме он хоть сдерживался?
Серёжа покачал головой:
— Может, в начале… Она ведь с ним всё в клубы да в рестораны разные ездила. А там разговор один…
У Игоря заныло сердце. Он ведь знал, как не терпела Светка грубых слов. Как вспыхивала и выбегала из комнаты, когда он, рассердившись на что-то и забывшись восклицал: «Да фиг с ним!» И как потом выпрашивал у неё прощение. Представил, как сидит она в компании холёных матерящихся краснопиджачников и их размалеванных хохочущих подруг — она, которая и косметикой никогда не пользовалась, ни к чему ей это было. Сидит и, ломая свой характер, свою судьбу, слушает и даже улыбается. Ведь не встанешь, не уйдёшь теперь, и прощения никто просить не будет. Словно в ловушке, которую сама себе выбрала…
На самом донышке сердца, вместе с жалостью, ожила и любовь его к Светлане-Светочке. Ожила и потянулась вверх. Но он тут же прикрикнул на неё, и любовь, вернее то, что от неё осталось, вновь тяжёлым камнем пошла на дно… Впрочем, Игорь прекрасно понимал, что если и любит он ещё ту женщину, то уже не сердцем, а просто памятью.
Серёжа тоже скучал о матери, но был счастлив с отцом. За два года, которые он жил с ним, Светлана ни разу не приехала повидать сына. Поначалу часто писала, теперь совсем перестала. Серёжа не обижался: там своя семья, свои обстоятельства. Сейчас, делая последний круг по стадиону Динамо, где он бегал по утрам, мальчик прикидывал, не помешает ли новый знакомый его сегодняшним планам. С другом Пашкой они собирались поехать на лодочную станцию, покататься на лодке. Может, взять с собой этого бомжа Гриню?
— Надо же! — Серёжа хохотнул. — Взрослого мужика называть Гриней! Впрочем, называл же он отчима Виталиком…
Мальчик вернулся домой минут через сорок. За это время Гриня успел обшарить всю квартиру. Взять здесь особо было нечего. Одежда у отца и сына обычная, магнитофон хороший, «Панасоник», но уже не новый, фотоаппарат отечественный, «ФЭД», машинка печатная электрическая, но ведь не компьютер… Ни золота, ни камешков! Но это ясно — в доме нет женщины. Зато книг — три стены снизу доверху в стеллажах. Но книги сейчас тоже не проблема, хотя здесь есть отличные, даже редкие, академических изданий. Деньги Гриня тоже нашёл — в портмоне на одной из полок, их явно не прятали. Сто долларов купюрами по пятьдесят, да рубли: немного, явно, чтобы прожить до получки. Так, мелочь…
Впрочем, сейчас у него такой цели не было: что-то взять и скрыться. Наоборот, лучшего убежища и не придумать. Кто знает, отчего менты травлю устроили? Именно на бродяг? Может, вожжа под хвост попала, порядок наводили. Может, наркоманов вылавливали или воров. А может…
Нет! Самому себя ему не в чем упрекнуть. Никаких следов, никаких зацепок на себя он не оставлял. И всё же лучше переждать опасное время вот в таком месте. Заботятся о тебе, сочувствуют… Этому газетчику он такого наплетёт — доволен будет.
Опасность Гриня всегда хорошо чуял. Потому, обычно, не задерживался на одном месте: вскоре после «инкарнации» уезжал в другой город. А тут чуть не попался. Пошёл в гости к «коллегам», в подвал, прихватив свою долю в пиршестве — кусок «телятинки». Угощал дураков! Пили, ели, засиделись допоздна. Два бомжа-приятеля — познакомились накануне, — уговаривали его заночевать тут же, у них, на рванных матрасах да ржавой панцирной сетке. Хотел было, да что-то — чутьё зверя, наверное, — погнало прочь, к себе, на сцену. А утром — как раз облава. Приятелей наверняка выловили, а он отсиделся. В панике рванул было из города, да на вокзалах ментов и ОМОНа — не продохнёшь! Подался было на трассу — и там за каждым кустом! Нет, решил, в каморке за сценой безопаснее. И не гадал, что подвернётся другое, ещё более безопасное место.
В этой квартире Гриня нашёл несколько мест, где можно хорошо припрятать свои инструменты и лекарства. Сначала подумал было: за книгами. Уж слишком их тут много. Но потом прикинул — нет, не годится. Хозяева явно читать любят, кто их знает, за какой книгой потянутся! А вот в туалете за бачком — дырка в стене, трубы видны. Гриня попробовал рукой — нет, там не глубоко. И явно никто никогда не заглядывает — зачем? Это удобное место. А ещё на балконе: в старом кухонном столе какого только хлама нет! Железные трубы, рейки, пачки старых газет, старые цветочные горшки с землёй. Чёрт ногу сломит, и никто ничего не найдёт!
Да, Гриня уже решил: он здесь задержится на некоторое время. Пусть в городе станет поспокойнее. В этом доме он будет в безопасности. А хозяину такого наплетёт, такую историю жалостливую расскажет, да чего-нибудь ещё позапутаннее — пусть голову ломает!
Но не только соображения о собственной безопасности манили Гриню остаться. С сегодняшнего утра ещё одна мысль сладко затеплилась в сердце. Ещё одно желание-мечта появилась. Вполне, впрочем, осуществимое…
Он услыхал, как мальчишка открывает дверь, и пошёл ему навстречу. Правда, сначала аккуратно выглянул, убедился, что тот один.
— Во! — Серёжа приподнял пакет. — Завтракать будем. Хлеба купил, булок, молока. Вы пьёте молоко? Или кефир? Тоже есть.
— Люблю молочко. — Гриня застенчиво улыбнулся, выходя за мальчиком на кухню. — Но только чтобы тебе хватило.