Чиренков же на ее мнение, не подходил ни по каким параметрам. Он был полной противоположностью психологическому портрету преступника, мысленно нарисованному Леной.
Пытаясь ввергнуть подозреваемого в состояние шока, Лена с совершенным хладнокровием начала выкладывать перед собой фотографии его жертв. Одну за другой, девушки, словно карточный пасьянс открывались перед своим мучителем.
Чиренков внимательно следил за ее действиями. Когда открылось фото последней девушки, Лена посмотрела в глаза преступнику.
— Вы помните этих женщин?
— Они проститутки.
— Они женщины.
— Они словно чума. Несут смерть и порок в наше общество. Я очищал их души от грязи. Пытался излечить их.
— Прекратите Черенков, вы издевались над ними, самым извращенным способом. Вам не было их жаль?
Чиренков смекнул куда клонит девушка и попросил закурить.
Выпустив кольца сизого дыма, он вальяжно развалился и закинул ногу на ногу.
— Им это нравилось. Они разозлились только потому — что мне не чем было им заплатить. Деньги. Все упирается в деньги. Весь наш мир стоит на капиталистических китах, а мы рабы этой системы. Вы, я, он, эти. — Чиренков кивнул на снимки.
Лена положила руку на стол, и словно непроизвольно, начала постукивать ноготками о поверхность. Несколько секунд все молчали, не выдержал Чиренков.
— Вы не могли бы прекратить. — почти сквозь зубы процедил он.
— Вас это нервирует? — спокойно поинтересовалась Лена.
— Немного.
— Скольких женщин вы изнасиловали? Ведь на снимках только малая часть.
Чиренков подался вперед, и сплюнул. Власов рявкнул на него, и невольно заработал недовольный взгляд Лены. Следователь прокашлялся и притих.
— Я уже понес наказание за свои грехи. — нервно сказал Чиренков.
— Но вы же понимаете, что заслуживали иного наказания?
— А вот это уже не вам решать.
— Не мне. Вы правы. Но разве это не придало вам уверенности в своей безнаказанности. Вы зверски изнасиловали более двадцати женщин, и так легко отделались. Разве это не показало вам вашу власть и безнаказанность? Вы сейчас не чувствуете свою силу? Свое превосходство?
— Нет.
— Хорошо. Тогда я вам скажу свои выводы о вашей личности.
— Я сам прекрасно знаю все о своей личности.
— Но я настаиваю, чтобы вы выслушали меня.
Чиренков передернул плечами.
— Валяйте.
— Вы ведь весьма образованный и воспитанный мужчина, значит выросли в благополучной семье. Ваша речь поставлена правильно, интонация спокойна, ваша мать вероятно была педагогом.
— Учительницей по музыке. — уточнил Чиренков.
Лена кивнула в знак благодарности за подсказку.
— Но в детстве вы были невзрачным и тихим ребенком, и не вписывались в общую массу коллектива. Вы учились хорошо, и из-за этого вероятно были изгоем.
Чиренков вызывающе хмыкнул.
Власов внимательно посмотрел на девушку.
— Девушки у вас никогда не было. — продолжила Лена. — Вы стеснялись женщин. Вероятно ваша мать была слишком властной и деспотичной, но никогда вас не била. Вам не хватало женского внимания, но чувствуя свою неуверенность, вы все же боялись к ним подходить. Остановите меня если я вдруг начну уходить в сторону.
Чиренков кивнул.
— Впервые вы совершили это, когда вам было около двадцати лет. После долгих занятий онанизмом, вы решили попробовать свои силы с живой женщиной, и выбрали для этого одну из представительниц древней профессии. Вы нашли ее на дороге?
— На улице. Ей было пятнадцать. Она была наркоманкой. — признался Чиренков, и в голосе его больше не было резкости.
— Вероятно вы рассказали ей о своей неопытности…
— И она начала громко ржать. Я долго терпел. Просил ее остановиться. Но она продолжала и продолжала. Ее смех до сих пор стоит у меня в ушах.
— И тогда вы начали ее душить.
Чиренков поник и кивнул.
— И испытали небывалое возбуждение, понимая что девушка находится в вашей власти. Но вы не хотели убивать ее. Вы только хотели доказать ей что вполне состоятельны как мужчина.
— Да. А потом я выбросил ее на дороге, и бросил ей вдогонку пять рублей. Эта была первая и последняя шлюха, которой я заплатил.
— Но вы делали это не из ненависти… не из мести, а только потому-что их страх возбуждал вас. Вы питались их ужасом. Получали наслаждение от их страданий. Вы были счастливы в те минуты. Но… вы не хотели их смерти… Вы же не убийца. И так же как вы не могли убить своих женщин, вы не смогли убить мальчика…
Слова Лены прозвучали спокойно, как приговор, как известный факт и эти слова повергли Чиренкова в дикий ужас. Он гневно сверкая глазами вскочил, отбросив в сторону стул и нависая над девушкой закричал:
— Я не трогал мальчишку!
— Сидеть! — в тот же момент Власов рванул к подозреваемому и схватив его за горло откинул от Лены.
Но все происходящее, на удивление не повергло девушку в шок, она совершенно спокойно поднялась, подалась корпусом вперед и облокотилась ладонями на стол.
— Не трогали… я верю. Но я хочу знать, где вы спрятали тело вашей матери? — спросила она.
Власов удивленно обернулся. А Чиренков обреченно обхватил голову руками затрясся, и шокировал следователя жутким признанием.
— Залил в цементе нашего садового дома.
Это была победа, пусть она не нашла мучителя ребенка, но она подтвердила свою догадку. Лена опустилась на стул, достала чистый листок, ручку и серьезно произнесла:
— Пишите.
После признания, разговор с Чиренковым проходил более естественно.
Он рассказал, что оказался в доме случайно. Зашел в подвал погреться и заснул. Разбудили его шаги и странные звуки. Он знал, что в том доме частенько работали торгаши с рынка, они потрошили там бездомных собак и продавали как свежее мясо.
Он услышал, как кто-то спускался по лестнице. Мужчина, шаги были уверенными и тяжелыми. Тогда Чиренков и решил осмотреть дом. В одной из комнат он нашел свечи, немного еды и выпивку, и решил провести ночь в тепле. Мальчика он не то чтобы не видел, а даже не смотрел. Даже в самом страшном сне он не представлял, что рядом обреченно умирает ребенок.
После рассказа о злосчастной ночи, Чиренков написал признание в убийстве матери, подробно описал причину и место. Когда его увели, Власов театрально хлопнул три раза в ладоши.
— Я поражен. — восхищенно воскликнул он, поймав удивленный взгляд девушки.
Лена склонила голову в благодарственном поклоне.
— Как вы догадались? Про мать?
— Это вы догадываетесь и предполагаете. Я читаю по эмоциям, он говорил о матери сухо, и с сожалением. И не отреагировал на мое «была». Это было его первое непредумышленное убийство.
— Почему вы считаете, что оно было не предумышленным.
— Вы же сами сказали — он не продолжил убивать. Он остановился. Он раскаивался и сожалел.
— Поразительно. Но как? — развел руками Власов.
Лена загадочно улыбнулась.
— Мой отец был известным специалистом в области судебной психологии, он работал по самым громким делам серийных убийц, написал немало трудов по теме психологии убийцы. С детства он учил меня читать по лицам и поведению состояние души человека, в то время как обычные дети читали сказки. Это моя жизнь, я по другому не умею.
— Почему был?
— Может быть вы слышали, в 2007 году, один психопат нанес ему два ножевых ранения, на пороге нашего дома в Германии. Одно из них оказалось смертельным. Отец прожил еще сутки, и умер. На суде Борн смеялся и повторял: «Кто он такой чтобы читать наши души!» Его признали виновным и осудили на десять лет. Мне кажется он просто хотел славы. Сейчас сидит и пишет книги.
— Профессор Нильсон фон Гильденштен. — вспомнил Власов. — Прости, что напомнил.
Лена кивнула, и печально улыбнулась.
— Это жизнь. Я уже смирилась. Он был великим человеком, но к сожалению не мог предугадать все.
Власов попытался перевести тему.
— А что ты можешь рассказать обо мне.
— Я думаю не стоит нам с вами играть в эти игры. Вам может не понравится…
— А я рискну.
Власов сел на край стола и крестом сложил руки на груди.
— Приступайте.
Лена бегло осмотрела следователя.
— Я скажу вам только одно — вы одинокий трудоголик.
Павел присвистнул.
— Это скажет даже дилетант. Поразите меня своими способностями.
Лена грустно вздохнула, словно его просьба была для нее в тягость и даже не изучая свой объект — начала, спокойным, размеренным голосом:
— Вы сирота. Выросли в детском доме. В детстве вас часто подвергали психологическому насилию старшие дети, но в силу своего волевого характера и сильного духа, эта травма осталась для вас лишь неприятным воспоминанием. Вы домосед, но почему то предпочитаете короткие ни к чему не влекущие связи — крепким, семейным отношениям. Я могу предположить, что вы боитесь нести ответственность за другого человека или, что более вероятно, в прошлом вы в ком-то разочаровались. Ваше хобби, охота — охота преимущественно на крупного дикого зверя. У вас нет друзей — только коллеги. У вас нет родных — только вы сам. Вы типичный волк, одинокий и замкнутый. И по человечески — мне жаль вас.
