— Нехорошо, — протянул майор. — А как с Фальконовой?
Я рассказал о своем визите. Описал реакцию Фальконовой на известие о смерти Зомбека, передал ее слова о том, что в последние недели он был очень обеспокоен. Больше ничего от нее узнать не удалось.
— Возможно, кое-что она и знает, — сказал майор, — может быть, еще скажет. А как с этим парнем Галины? Марек, кажется так? Успели что-нибудь выяснить? Если нет…
Я взглянул на сержанта и вздохнул с облегчением: Успел!.
— Так точно, — подтвердил Клос. — Я навел справки в его части. Батальон Марека Заклицкого находится на учениях. Уже неделю канцелярия не выдает ни одного увольнения.
— А Балдвин, начальник отдела снабжения? Был там какой-то скандал между ним и кассиром…
— Да, — согласился я. — Неделю назад. Но в интересующее нас время Балдвин находился на совещании в объединении. Совещание закончилось в двадцать два часа. В девятнадцать Балдвин выступал с докладом. Перерыва в заседании не было. Я проверял — из помещения он не выходил.
— Это нехорошо, — повторил майор. — Что этот дворник с Мокотовской, Макух?
— Опять же нехорошо, — сказал я. — Ни одной зацепки. Его с Зомбеком ничего не связывало, он его почти не знал. Похоже, что не ведает даже, где Зомбек работал.
— Вся надежда на Мартина Пакоша, — вмешался Витек.
— Скорее всего только половина надежды или еще меньше, — отрезал майор. Он всегда сразу пресекал каждое проявление излишней самоуверенности. — Пакош спрашивал в «Протоне» Игнация в шесть вечера, а кассира заперли в сейфе часом раньше.
— Я об этом и говорю, — тотчас подскочил Витек. — Пакош мог делать на заводе еще что-нибудь. От пяти до шести.
Майор сдержал его нетерпеливым движением руки.
— Если уж мы заговорили об этом, то может поручик Витек расскажет остальным, что это за завод.
Витек обрисовал картину в нескольких фразах: завод находится под охраной, так как относится к предприятиям специальной категории. Выпускает и экспортирует сложные электронные и другие устройства, но только для стран — членов Варшавского Договора. Именно поэтому сам поручик как специалист по охране промышленных предприятий был подключен к этому делу.
— А не может это быть связано со шпионской деятельностью? — спросил сержант. Он сидел на самом краешке стула, желая тем самым выразить свое уважение к шефу и майору.
— Пока мы исключаем такую возможность, — ответил поручик, — «Протон» слишком хорошо охраняется от подобных вылазок. Завод поделен на семь производственных секторов. В каждом из них изготовляются отдельные части и аппараты, общий же монтаж осуществляется в другом месте. Шпион-одиночка здесь совершенно бесполезен. Потребовалась бы целая шпионская сеть, захватывающая все секторы, чтобы какой-нибудь разведывательный центр мог получить представление о продукции завода в целом, о ее значении и целях использования. Впрочем, переоценивать важность этого завода тоже не стоит. Только при пуске нового цеха, который сейчас строится, над «Протоном» будет установлен специальный надзор. Мое мнение, — закончил поручик, — таково, что убийство кассира никак не связано с самим заводом. Кто-то мог убить его и в любом другом месте. Дело здесь в конкретном человеке, Эмиле Зомбеке, а не в «Протоне».
— Вполне может быть, — первый раз вступил в разговор полковник. — Однако я прошу вас не высказываться о том, как было дело. Этого никто не знает. Мы должны держаться одного: нужно найти человека, который запер в сейфе Эмиля Зомбека. Без этого мы не продвинемся ни на шаг. А есть ли у вас какие-нибудь достижения именно в этом направлении?
Майор смотрел, на нас и ждал. Мы смотрели на майора и тоже ждали. Мне было интересно, кто первый решится сказать шефу о том, что мы до сих пор толчемся в тупике и не сумели найти ничего конкретного.
— Видимо, вы можете рассказать так много, — усмехнулся полковник, — что должны сначала упорядочить все это в мыслях.
Майор Птак не выдержал, откликнулся первым.
— Убийца не оставил никаких следов — ни на ключах, ни на выключателе, ни на столе, ни на дверной ручке. Нигде. Возле фундамента нового цеха в яме с известью мы нашли мужские ботинки сорок второго размера. Это немного, если учесть, что половина работников «Протона» носит такую обувь. И неизвестно, имеют ли они нечто общее с убийцей. Выбросить ботинки мог и кто-то другой.
— Возможно, — несмело подал голос сержант, — однако собака привела нас из комнаты кассира именно к этой яме. Там след оборвался.
— Как ни крути, выходит одно, — буркнул майор. — опорки ни к чему не привяжешь.
Он посмотрел на шефа, словно хотел найти у него поддержку своим словам. Однако тот, как я заметил, остался непробиваемым.
Тогда майор обратился ко мне:
— А Марьян, муж Фальконовой? — И к полковнику: — Фальконова жила с Зомбеком в течение пяти лет.
Дочка дворника Макуха даже боялась, что этот Марьян, известный скандалист, как-нибудь вломится к Зомбеку и прибьет его. — И снова ко мне: — Как с этим Марьяном? У вас как будто было время, чтобы…
— Проверено, — сказал я. — Муж Фальконовой уже несколько дней сидит за взлом пивного ларька. Это уже четвертый его ларек.
Слова попросил поручик.
— Все это подтверждает мою версию о том, что надо разрабатывать Мартина Пакоша. У него очень нетвердое алиби. Слабый характер, две судимости…
Полковник в третий раз прервал тишину:
— Подумайте обо всем как следует, может, на что-нибудь и выйдете. А вас, — обратился он к майору, — я попрошу зайти ко мне.
Они вышли.
Сержант целый час просидел на краешке стула, стесняясь присутствия сразу двух больших начальников. Теперь он устроился поудобнее, оперся на спинку.
— Нам нужно еще иметь в виду, — начал он, — что надпись, нацарапанная кассиром, может оказаться и ложным следом.
— Сержант, — откликнулся поручик Витек; он всегда принимал категоричный, не терпящий возражений тон, когда обращался к подчиненным, — сержант, трудно понять, откуда вы берете нелепые концепции подобного рода. Ведь кассир сделал это вполне сознательно.
— Но Зомбек отвинтил три болта, так? — спросил Клос, не рассчитывая, впрочем, на ответ, — Когда же он понял, что у него не хватит сил на четвертый, то начал царапать ножом эти буквы. А поскольку к тому времени он уже начал терять сознание, можно предположить, что эта работа уже не контролировалась рассудком. Возможно, он даже не соображал, что именно пишет. Состояние агонии.
Поручик снисходительно улыбнулся.
— Сержант, оставьте эти домыслы. Слишком рано оценивать, ложный это след или нет. Я думаю, что мотивом убийства было желание отомстить. И считаю, что подозревать в нем мы сейчас можем только Мартина Пакоша. У вас есть другая кандидатура?
— С мотивом личной мести согласиться можно, — сказал сержант, — но я не верю, чтобы это сделал Пакош. Нужно искать кого-то другого, и не здесь.
Сержант, — говоря это, поручик наклонился впереди я хотел бы поговорить с капитаном Вуйчиком. Вы можете идти.
Сержант встал. Я чувствовал, что его уязвил тон поручика. Однако Клос был так уверен в правдивости своих слов, что, уже стоя в дверях, обернулся и громко сказал:
— Пакош не в счет, его бы Зомбек никогда не впустил в комнату. Именно Пакоша не впустил бы.
Сержант закрыл за собой дверь.
— Послушай, — обратился я к Витеку, — мне не нравится, что ты с таким превосходством относишься к сержанту. У Клоса огромный опыт. И не обижайся, но в некоторых делах, связанных со следствием, он разбирается лучше тебя. Скорее мы с тобой оба можем у него кое-чему поучиться.
Поручик был настолько молод, что его самоуверенность и заносчивость меня не слишком удивляли. Я хотел втолковать ему только одно: уж коли мы работаем над этим делом вместе с сержантом, то держаться нам нужно как равный с равным.
— Ты согласишься, чтобы я один допрашивал Пакоша? — спросил Витек. — Протокол я положу тебе на стол.
Я согласился, хотя после замечания Клоса, что Зомбек ни за что не впустил бы Пакоша в комнату, начал верить в невиновность Мартина, несмотря на проклятые первые буквы его имени: «МАР». Мар, мар, мар! Что в этом крылось, что имел в виду Зомбек, о чем хотел нам сказать?
17
Поручик Ян Витек допрашивает Мартина Пакоша.
— Я ни в чем не виноват, — заклинает Пакош, — клянусь, я невиновен!
— Послушайте, Пакош, на вашем месте я бы говорил то же самое. Каждый отпирается, прежде чем поймет, что уловки его только губят. Ведь Зомбек вас очень сильно обидел.
— Да, обидел.
— Будучи в заключении, вы, наверное, часто о нем Думали?
— Да, думал.
— О чем конкретно? Что после освобождения нужно Дать ему урок…
— Я думал только о том, что должен с ним поговорить. Хотелось ему доказать, что это не я. Я не искал никакого другого удовлетворения.
