Ольга кивнула:
– Конечно.
Анна Владимировна не ответила.
Полковник повернулся к Зяблику, взял его под локоть и отвел в сторону:
– Как прошло опознание?
Старлей поскреб кончиком карандаша у себя за ухом и поморщился.
– Да как оно могло пройти, товарищ полковник? – Зяблик убрал в нагрудный карман рубашки карандаш и свой замусоленный блокнотик, он периодически облизывал нижнюю губу языком. Гуров припомнил, что эта привычка была у старлея и прежде. – Слезы, истерики. Женщине пришлось сделать укол. Она там в обморок было хлопнулась от расстройства чувств.
– Я не об этом спрашивал, – перебил собеседника Гуров. – Меня интересует сейчас официальная сторона дела.
– Ну, в этом плане – полный порядок, – кивнул Зяблик.
– А кто обнаружил тело?
– Алкаш один. Бомж. – В голосе старлея появилось неприкрытое пренебрежение. – Он то ли поспать забрел на эту стройку, то ли отлить приспичило. Хрен его разберешь. Он сейчас в отделении. Будете разговаривать с ним, товарищ полковник?
– Непременно, – ответил Гуров. – Вместе и поедем в РОВД. А пока приглядывайте за женщинами. Как я понял, у вас уже имеется опыт по этой части. Успокоить, предотвратить обмороки и все такое…
Зяблик растерянно заморгал глазами, и его нервный тик с облизыванием губы усилился. Однако полковник уже оставил его и деликатно постучал костяшками пальцев в дверь лаборатории.
– Да-да, – коротко откликнулся медицинский эксперт, невысокий кряжистый мужчина лет сорока пяти с седыми, зачесанными на косой пробор реденькими волосами. – А, это вы, Лев Иванович! Ждал, ждал вашего прихода. Значит, все-таки из вашей коллекции дамочка? Вернее, то, что нынче от нее осталось. Трупик-с.
Это слово «трупик-с» Альберт Доминиктович Танцман всегда произносил именно так. В плебейской шутливо-почтительной форме. Танцман проработал в этом мрачном заведении без малого двадцать лет. Гуров вполне резонно полагал, что за такой период медицинские эксперты, большую часть времени возившиеся с бренными останками, либо сходят с ума, либо неминуемо становятся законченными циниками. Альберт Доминиктович угодил во вторую категорию.
– Похоже, что так, – стараясь попасть в унисон, ответил Гуров. – У вас есть что сообщить мне, Альберт Доминиктович?
– Боюсь, что пока я еще не располагаю целостной картиной. Работа только начинается. И ее непочатый край, Лев Иванович. Но одно могу сказать вам наверняка. Девушка умерла дня четыре назад. Максимум пять. Это, так сказать, мое предварительное заключение по времени смерти. На глаз.
– Отчего наступила смерть?
– Это еще только предстоит выяснить. – Танцман достал сигарету и закурил. – На первый взгляд причин может быть несколько. Во-первых, девушка была изнасилована. Это подразумевает под собой и разрывы внутренних тканей. Во-вторых, ей наносили удары по голове… Как минимум дважды. И в-третьих, – сжимая сигарету зубами, эксперт неторопливо загибал пальцы на правой руке, – на теле в области шеи я заметил характерные следы удушения. Согласитесь, Лев Иванович, что мы сейчас с вами можем только гадать на кофейной гуще.
– Сколько времени вам потребуется для полного заключения, Альберт Доминиктович? – не отставал Гуров.
– Ну, дайте мне хотя бы сутки, – прикинув что-то в уме, ответил тот.
Дверь в лабораторию за спиной Гурова распахнулась. Танцман перевел взгляд. Полковник тоже обернулся. На пороге стоял Крячко, но он был не один. Рядом со Станиславом маячила жердеобразная фигура Владимира Сидько.
– Так я был прав? – едва ли не торжественно выкрикнул журналист, обращаясь неизвестно к кому. – Теперь, надеюсь, никто не станет оспаривать мою версию о маньяке-серийнике? Или одного трупа вам мало, господа сыщики? Скажите, сколько жертв должно быть, чтобы вы наконец начали шевелиться?
Гуров нахмурился.
– Огромное вам спасибо, Михаил. Честное слово, если бы не вы… Если бы не ваше своевременное вмешательство… Я не знаю, что бы сделали эти отморозки с Николаем. А вы – молодец!
– Да ладно, перестаньте. – Он вскинул голову и подставил лицо мягким рассветным лучам солнца. – Любой на моем месте поступил бы точно так же. Не стоит лепить из меня героя.
– Нет, не любой, – не согласилась с ним Людмила. Она энергично покачала головой, и один золотистый локон упал ей на лицо. – Сейчас вокруг сплошное равнодушие. Крики о помощи ни на кого не действуют. Каждый боится за собственную шкуру. А вы не побоялись. Мне даже не пришлось кричать. – Она натянуто улыбнулась. – Я ведь растерялась ужасно. И напугалась тоже… Эти двое налетели так стремительно. Ничего не сказали, ничего не объяснили… А просто начали бить Колю. За что? Как вы считаете, Михаил? Зачем они это сделали?
Они стояли рядом на крыльце травматологического отделения больницы, куда доставили вчера поздно вечером Николая Рябышкина. В результате неожиданной стычки с двумя амбалами возле самого дома Людмилы у парня оказались сломаны два левых ребра. Печальный итог, конечно, но, по мнению девушки, все могло быть гораздо хуже, если бы не подоспел спаситель. Участливый молодой человек. Он не только бесстрашно ринулся в бой, сам схлопотав раза три по лицу, но и помог доставить стонущего Николая в больницу. А сегодня утром, как и Людмила, пришел его навестить, справиться о состоянии. Значит, принял всю эту ситуацию близко к сердцу.
Людмила испытывала к этому человеку, представившемуся Михаилом, чувство глубокой, безразмерной благодарности.
– Я не ясновидящий. – Он повернулся лицом к девушке и заглянул в ее ясные карие глаза. Слегка опустил взгляд и сфокусировал его на той самой ямочке на подбородке, что привлекла его внимание еще в «Адажио». – Причины у них могли быть самые разнообразные. Ограбление, попытка самоутвердиться, ваша персона, наконец…
– Моя? – вроде бы удивилась Людмила, но он видел, что она прекрасно поняла смысл его последних слов.
– Конечно. – Его рука, описав короткую дугу, осторожно коснулась ее сбившегося локона и вернула его в прежнее положение. Движение было простым, естественным и полным простой человеческой заботы. – Вы ведь сами назвали их отморозками. И это более чем верное определение. Они не люди. К сожалению, мне нередко приходится сталкиваться с такими личностями. Издержки профессии. – Он грустно усмехнулся. – И мне прекрасно известно, что для них нет ничего святого. Животные! Самые настоящие животные. И вот представьте, они видят потрясающей красоты девушку. Идеальная, без малейших изъянов фигура, золотистые волосы… А рядом с ней кто-то. Не они, а кто-то другой. Что это порождает в их нечеловеческой душе?
Людмила молчала. Сейчас ей казалось, что взгляд этого человека пронзает ее насквозь. И его слова о ней… Он сказал их так буднично, так легко. Будто бы она и в самом деле являлась эталоном женской красоты и оспаривать этот факт было бы по меньшей мере глупо. Дескать, зачем акцентировать свое внимание на том, что и так предельно очевидно.
– Это порождает у них зависть, граничащую с агрессией, – заключил он. – Скоты, одним словом.
Его взгляд ушел в сторону. Маленький пробный бросок по воротам противника, и все. Пока что достаточно. Проверка голкипера на стойкость. Он потянулся в карман за сигаретами. Движения спокойные и неторопливые. Человек, никуда не спешащий и уверенно смотрящий в завтрашний день. Он закурил. Выпустил вверх густой сизый клуб дыма.
Она молчала. И это было хорошим знаком. Он знал это. Тишину больничного сквера нарушал только шелест листвы и отдаленное воркование голубей, примостившихся где-то под карнизом крыши. Одна глубокая затяжка, вторая, третья. Пора!
– Вы не волнуйтесь, Людмила. Все образуется. Коля поправится. Ну, не сегодня завтра, так через пару недель максимум. Поверьте мне на слово, драка в темном переулке – это еще не конец света. Не самое страшное испытание для человека. А вы уже погружаетесь в депрессию. Нехорошо. – Он дружески и ободряюще подмигнул ей. – Хотите кофе? Я в этом отношении как наркоман, честное слово. Составите компанию?
– Можно.
Ее лицо изменилось. В нем появился свет. И нос не казался уже таким вздернутым. Он подал ей руку. Она автоматически протянула свою и спустилась с крыльца.
– А чем вы занимаетесь, Михаил?
– Что? – Казалось, он уже не думал ни о чем другом, кроме как о замаячившей перспективе пропустить чашечку крепкого кофе.
– Ну, вы сказали, что из-за вашей профессии вам нередко приходится сталкиваться с отморозками и подонками. Почему? Чем вы занимаетесь?
– Ах, это… – Его губы, а вместе с ними и аккуратно подстриженная мефистофельская бородка чуть-чуть разъехались в стороны. – Я занимаюсь автомобильным бизнесом. Ничего интересного. Сплошная рутина. Но нам ведь не всегда удается найти себе занятие по душе. Реалии жизни. Надо кушать, одеваться.
