дурой, думающей, что отныне всё и вся должно крутиться вокруг неё и жить по её воле. И не дай бог тебе сказать, что ты тоже человек и имеешь такие же права на свою жизнь, – скандал такой будет… К слову сказать, в ту среду был именно такой скандал, во время которого тёща, играя первую роль, сказала: «пока я ещё жива – будет так, как я хочу! А свои права и хотелки засуньте себе в задницу!». Аня, естественно, ей подпевала… В общем я не выдержал и послал их обеих к чёрту, после чего ушёл.
– Всё ясно, – сказал со вздохом Кузьминский. – Так, будьте добры написать «с моих слов показания записаны верно» и расписаться.
Георгий всё это продела.
– Ирина Михайловна, разрешите мне один вопрос не для протокола! – вмешалась Маслова.
– Слушаю вас, – отозвалась хозяйка.
– Где у вас туалет? – в полголоса спросила Маслова. Женщина объяснила, а сама пошла за чистым полотенцем, чтобы дать его девушке.
Сделав свои дела, Маслова пошла в ванную помыть руки. Ирина Михайловна тем временем подошла с полотенцем. Вытирая руки, оперативница краем глаза обратила внимание на странный свёрток из полиэтиленового пакета, в котором был предмет в форме буквы «г», стоящий вверх ногами.
– Ирина Михайловна, а что это у вас там? – спросила Маслова хозяйку, указывая в угол.
– А я не знаю, – растеряно ответила хозяйка. – Может, это Гошина какая-то вещь?
– Ясно, – сказала Маслова. – Стойте здесь и ничего не трогайте! Я скоро вернусь.
Сказав это, оперативница вихрем двинула в гостиную доложить обо всём Кузьминскому. Ирина Михайловна стояла, как вкопанная, и ничего не могла сообразить толком.
– А ну, пойдём! – сказал Кузьминский, услышав доклад коллеги и после обращаясь, к Георгию. – И вы пройдите с нами в ванную, пожалуйста!
– Зачем? – не понял Георгий.
– Пройдёмте, пожалуйста! – вежливо настоял на своём оперативник. Все трое вышли из комнаты в ванную. Увидев в углу пакет, Кузьминский спросил Георгия, что в нём.
– Я не знаю, надо глянуть, – сказал Георгий и хотел было потянуться к пакету, но его перехватил Кузьминский.
– Мы обязательно глянем, только чуть позже! – сказал он и тут же он приказал Масловой: – Рая, дуй за понятыми!
Кивнув, Маслова юрко скрылась.
– За какими понятыми? – не понимая спросила Ирина Михайловна.
– За обычными, – невозмутимо ответил Кузьмински.
– Чёрт побери! Вы можете мне объяснить, в чём дело?! – закричал Георгий, поняв, что сейчас происходит что-то не то.
– Ч-ш-ш! – прошипел Кузьминский, успокаивая его. – Георгий Юрьевич, вы же интеллигентный человек, а так кричите. Наберитесь терпения – и скоро мы всё выясним!
Вернулась Маслова и привела с собой двоих пенсионеров.
– Вот, товарищ капитан, привела понятых.
– Хорошо! – сказал Кузьминский. – Давай, бери бумагу и ручку – будешь записывать!
В присутствии Георгия, его матери и понятых оперативник стал разворачивать свёрток. Помимо пакета предмет был завёрнут в какую-то старую тряпку. Развернув её, Кузьминский и все остальные увидели окровавленный топор. Надо ли говорить, что сия картина повергла в шок многих.
– Граждане понятые, обратите внимание! Вы видите топор со следами крови, – сказал Кузьминский. – Георгий Юрьевич, это ваш топор?
– Мой, – растеряно ответил тот. – Но откуда он здесь взялся? Он дома у меня на балконе был. И почему он в крови?
– Разберёмся! – сказал Кузьминский. – А пока мы вынуждены вас задержать по подозрению в убийстве вашей тёщи.
– Какое убийство? О чём вы говорите?! – возопила Ирина Михайловна. – Да мой сын в жизни никого не убивал! Да, он не без греха, но не убийца, слышите, не убийца!!!
– Ирина Михайловна, – мягко и вежливо начал Кузьминский, – я понимаю ваше горе… И даю вам слово офицера, что как только мы во всём разберёмся, я сам принесу и вам, и вашему сыну мои извинения. Мужайтесь, пожалуйста!
Георгий, поняв всё, молча, даже как-то покорно, переоделся, понятые подписали протокол и все вышли.
Виктор Кузьминский был потомственный опер. Нет, варианты выбора профессии были: он мог бы быть и тренером в спортклубе, и программистом, и математиком, так как и со спортом, и с математикой, и с техникой он дружил… Но, видимо, чтобы не разочаровывать деда и отца, отдавших и угрозыску, и защите города от преступников свои жизни, после армии он поступил в школу милиции и продолжил их дело. И, надо сказать, работал он достойно: на счету Кузьминского десятки раскрытых преступлений, в их числе и убийства с изнасилованиями. За свои подвиги Кузьминский был награждён грамотами и другими наградами. Однако сам он относился к этому по-мужски спокойно и продолжал служить своему городу во имя закона и порядка. Кузьминский женат и имеет дочь Олю восьми лет, в которой души не чает, равно как и в жене Елене, учительнице русского языка, довольно красивой, весёлой и добродушной женщине. Вот как их свела судьба: осенним, пасмурным днём в отдел, где служил Кузьминский, пришла весьма себе хорошенькая брюнетка с длинными волосами, заколотыми в хвост. Женщина пришла подать заявление о краже у неё кошелька со всей зарплатой. Потерпевшую принял Кузьминский. В ходе допроса выяснилось следующее: кошелёк потерпевшей Елены Филатовой был украден в момент, когда она отлучилась в туалет. Кошелёк лежал на столе, а дверь в класс была не запертой, так как потерпевшая отошла всего на две минуты. Вернувшись в класс, она не увидела кошелька на столе, а на его месте лежала анонимка, написанную каким-то неровным почерком: «Это тебе за неуд, тварь». Сразу стало ясно, что вор – кто-то из учеников потерпевшей. Но кто? Надо бы сказать, что малолетних врагов у неё хватало, так как Елена Адамовна была человеком принципиальным и требовательным. Однако неуд она влепила лишь троим: Егору Грушину из 9-го Б, Анне Арбузовой из 9-го Г и Денису Хамову из 9-го В. За что? Каждому за своё: Арбузовой прилетело за то, что она позволила себе мало того, что прийти в школу, вызывающе накрашенной и одетой (в прозрачной блузке, из-за которой было видно бюстгальтер, и в такой короткой юбке, которая едва-едва прикрывала пятую точку), да ещё посмела едко обсуждать при всём классе внешние данные педагога, чем жестоко оскорбила того. Грушину и Хамову прилетело, по сути, за тоже самое, за что и Арбузовой, с небольшой разницей: Грушин трусоват и не осмелится нахамить учителю в глаза, а или напишет гадость о нём в туалете или на листочке и подсунуть его под дверь адресату, при том изобразив того в неприглядном виде, или скажет эту же гадость в компании приятелей, не думая о том,
