— В Эльмхульте на поезд садится полицейский из Истада. Что он там делает, если не ищет разгадки смерти жены Рунфельдта?
Она покачала головой.
— Я об этом никогда не задумывалась. А зря.
Валландеру нечего было больше спрашивать. Он узнал все, что хотел. Он встал, пробормотал «До свидания» и вышел.
Потом он как всегда поехал в больницу. Анн-Бритт Хёглунд спала. Она находилась под наблюдением в палате интенсивной терапии после последней операции. Она еще не очнулась. Но какой-то любезный доктор заверил Валландера, что все прошло хорошо. Через полгода она снова сможет выйти на работу.
Валландер покинул больницу в самом начале шестого. Было уже темно, один-два градуса ниже нуля и безветренно. Он поехал на кладбище. Завядшие цветы на могиле его отца примерзли к земле. Еще не прошло трех месяцев после поездки в Рим. Валландер отчетливо увидел перед собой все их путешествие. О чем думал его отец, когда совершал свою одинокую прогулку к лестнице на площади Испании, к фонтанам, когда у него блестели глаза?
Казалось, что Ивонн Андер и его отец могли бы стоять на противоположных сторонах одной реки и махать друг другу. Хотя ничего общего у них не было. А может, все-таки было? Валландер задумался: а что общего у него самого с Ивонн Андер? Ответа он, конечно же, не знал.
В тот вечер у могилы на темном кладбище расследование подошло к концу. Валландеру еще предстояло прочитать и подписать кое-какие документы. Но невыясненных деталей не оставалось. Дело было завершено. Судебно-психиатрическая экспертиза объявит ее полностью вменяемой. Если они вообще от нее чего-нибудь добьются. Потом будет суд, и ее посадят в Хинсеберг. Следствие по делу ее матери будет продолжено. Но к работе Валландера это уже не имеет отношения.
В ночь на пятое декабря он спал очень плохо. На следующий день он задумал смотреть дом, который находился недалеко от города, к северу. Еще он собирался в собачий питомник в Шёбу, где продавались щенки черного лабрадора. Седьмого декабря он должен был ехать в Стокгольм, где на следующий день ему предстояло в нескольких лекциях в Высшей школе рассказать о своем взгляде на деятельность полиции. Он не понимал, почему вдруг согласился, когда Лиза Хольгерсон в очередной раз спросила его. И теперь, лежа без сна, он думал, какого черта он поддался на ее уговоры, и не знал, что ему вообще говорить.
Но больше всего в эту беспокойную ночь он думал о Байбе. Несколько раз он подходил к окну на кухне и смотрел на раскачивающийся на ветру фонарь.
Когда он только вернулся из Рима в конце сентября, они решили, что она приедет как можно скорее, не позднее ноября. Нужно было серьезно обсудить, хочет ли она жить с ним в Швеции. Но тогда она неожиданно не смогла приехать, поездку отложили сначала один раз, потом снова. И все время на это находились какие-нибудь причины, к тому же причины веские. «Пока что у нее никак не получается приехать, пока что никак». Валландер, разумеется, ей верил. Но где-то он уже начинал сомневаться. Неужели между ними уже появилась невидимая трещинка, которой он раньше не замечал? И почему в таком случае он не замечал ее? Потому ли, что не хотел?
Но как бы то ни было, теперь она приезжает. Они встретятся в Стокгольме восьмого декабря. Он поедет встречать ее в «Арланду» сразу из школы полиции. Вечер они проведут с Линдой, а на следующий день уедут в Сконе. Сколько она сможет пробыть с ним, он не знал. Но на этот раз они серьезно поговорят о будущем, а не только о том, когда увидятся в следующий раз.
Ночь на 5 декабря была долгой, бесконечной бессонной ночью. Снова потеплело. Но синоптики обещали снег. Валландер как мятежный дух ходил между кроватью и кухонным окном. Несколько раз он садился за стол на кухне и что-то записывал, тщетно пытаясь подготовиться к лекциям. При этом он все время думал об Ивонн Андер и ее истории. В его сознании она занимала сейчас первое место и всплывала, даже когда он думал о Байбе.
О ком он почти не думал — так это об отце. Тот был уже совсем далеко. Валландер вдруг обнаружил, что иногда с трудом может вспомнить черты его покрытого морщинами лица. Тогда он брал фотографию и смотрел на нее, не позволяя воспоминанию ускользнуть.
В ноябре по вечерам он иногда ездил к Гертруде. Дом в Лёдерупе стоял совсем пустой. В мастерской было холодно и неуютно. Гертруда показалась Валландеру спокойной. Но одинокой. Она будто примирилась с мыслью, что умер старый человек. И умер смертью, лучшей, чем если бы он медленно угасал от болезни, постепенно опустошающей его сознание.
Может, он и заснул под утро на несколько часов. А может, так и пролежал без сна. В любом случае, в семь часов он уже оделся.
В половине восьмого он ехал на своей подозрительно кашляющей машине в участок. Как раз в это утро все было очень спокойно. Мартинсон заболел, Сведберг без особого желания отправился с каким-то поручением в Мальмё. В коридоре ни души. Сев у себя в кабинете, Валландер прочел запись последней беседы с Ивонн Андер. На столе у него лежал также текст проведенного Хансоном допроса Туре Грундена, которого Ивонн Андер собиралась столкнуть под поезд на станции в Хеслехольме. В его прошлом было все то же, что и у остальных мужчин в ее жутком списке смертников. Туре Грунден, банковский служащий, однажды даже отсидел срок за избиение женщины. Когда Валландер прочитал записи Хансона, он отметил, что Хансону пришлось настойчиво объяснять Грундену, что тот был в двух шагах от смерти.
Валландер заметил, что его коллеги с некоторым пониманием относились к позиции Ивонн Андер. Несмотря на то, что она стреляла в Анн-Бритт Хёглунд. Несмотря на убийства. Валландер не мог понять, как это получилось. Обычно полицейские редко встают на сторону таких, как Ивонн Андер. И неизвестно еще, насколько благожелательно полицейские вообще относятся к женщинам. Только если это не упорные одержимые коллеги вроде Анн-Бритт Хёглунд и Лизы Хольгерсон.
Валландер нацарапал свою подпись и отодвинул бумаги. Было без пятнадцати девять.
Дом, который он собирался смотреть, находился чуть севернее Истада. За день до того Валландер взял у маклера ключи. Это был двухэтажный каменный дом, неправильной формы, с множеством пристроек, который возвышался посреди большого старого сада. С верхнего этажа открывался вид на море. Валландер отпер дверь и вошел. Предыдущий владелец забрал свою мебель. Валландер обошел пустые и тихие комнаты, открыл балконные двери в сад и попытался представить, что этот дом — его.
Как ни странно, это оказалось легче, чем он думал. Судя по всему, не так уж он сросся с квартирой на Мариагатан. Он думал, сможет ли Байба жить здесь. Она говорила, что мечтает уехать из Риги, жить где-нибудь за городом, но не очень далеко, не очень изолированно.
Он недолго раздумывал. Он купит этот дом, если Байба согласится. И цена такая, что он вполне может позволить себе взять необходимый заем.
В начале одиннадцатого он закрыл дом, сразу же поехал к маклеру и пообещал в течение недели дать определенный ответ.
Посмотрев дом, он поехал смотреть собаку. Собачий питомник находился недалеко от дороги на Хёер, совсем рядом с Шёбу. Когда он сворачивал на двор, из будок доносился лай. Владелица была молодая женщина, говорившая, к его удивлению, на ярко выраженном гётеборгском диалекте.
— Я бы хотел посмотреть черных лабрадоров, — сказал Валландер.
Она показала ему щенков. Совсем маленькие, они еще были со своей мамой.
— У вас дети? — спросила она.
— К сожалению, они уже выросли, — ответил он. — А что, разве это обязательно, чтобы завести собаку?
— Вовсе нет. Просто из всех пород лабрадоры лучше всех ладят с детьми.
Валландер рассказал ей, что думает купить дом недалеко от Истада. И что если он решится на дом, то купит и собаку. Эти два решения были взаимосвязанны. Но сначала он должен купить дом.
— Подумайте, — сказала она. — Я придержу для вас одного щенка. Но слишком не затягивайте. У меня всегда есть спрос на лабрадоров. И я не смогу держать щенка слишком долго.
Валландер пообещал ей, так же, как и маклеру, дать точный ответ в течение недели. Он был ошарашен ценой, которую она назвала. Неужели щенок может стоить так дорого?
Но он ничего не сказал. Он уже решил, что купит собаку, если удастся его замысел с домом.
В двенадцать он уехал из собачьего питомника. Оказавшись на главной дороге, он вдруг понял, что не знает, куда ему ехать. Куда он вообще ехал? В тюрьму к Ивонн Андер ему не нужно. Пока что им не о чем больше говорить. Они должны еще встретиться. Но не сейчас. Пока что все закончено. Возможно, Пер Окесон захочет уточнить еще кое-какие детали? Вряд ли. Доказательств было уже более чем достаточно.
Ему действительно некуда ехать. Именно сегодня, пятого декабря, никто в его помощи не нуждался.
Особенно не задумываясь, он поехал в Вольшё. Остановился у Хансгордена. Что будет с домом, оставалось по-прежнему неясным. Он принадлежит Ивонн Андер и, возможно, будет так же принадлежать ей, пока она в тюрьме. Родственников у нее нет, только покойная мать и сестра. Были ли у нее друзья? Катарина Таксель зависела от нее, получала ее поддержку, равно, как и остальные женщины. Но друзья? Валландера передернуло от этой мысли. У Ивонн Андер не было ни единого близкого человека. Окруженная пустотой, она убивала.
