– Может, ты и прав, – подумав, согласился Гуров. – Только не стоит людей пугать, придумай что-нибудь подходящее.
– Уже придумал, – сообщил ему Гордей.
– Тогда давай возвращаться, а то тебя невеста заждалась уже, – предложил Гуров.
Повод Гордей придумал, может, и не самый лучший, но он сработал.
– Батя, я так думаю, что Аленушке с матерью нужно будет ко мне в дом побыстрее перебраться.
– Это ты чего удумал? – разбуженным среди зимы медведем взревел Василий Семенович.
– Ванечка, – всплеснула руками Анфиса Сергеевна. – Да как же это до свадьбы-то?
– Батя. Маманя. Да вы меня, никак, за подлеца держите? – возмутился Гордей. – Неужели вы думаете, что я себе до свадьбы что-нибудь позволю?
– Тогда зачем? – уже спокойнее спросил Василий Семенович.
– А ты сам подумай: там же всяких женских дел непочатый край. Мебель занести надо? Надо. Сказать, что куда ставить, надо? Надо, – напирал на него Гордей. – А какие занавески куда вешать? Ковры? Технику? Я, конечно, могу маму попросить, чтобы она пальчиком показала, что куда поместить, а толку? Она же у меня никогда ни в какие домашние дела не лезла. Там Аленушке жить и хозяйничать. А если ей что не понравится или неудобно будет? Потом все заново переставлять да перевешивать? Стены дырявить?
– А ведь и верно, – воскликнула Анфиса Сергеевна. – Не на полу же им в первую брачную ночь миловаться, а потом в свой медовый месяц мебель таскать?
– А то, что апрель на дворе, ты, батя, часом, не забыл? – продолжил Гордей, ободренный поддержкой будущей тещи. – Садом-то тоже заняться надо. Землю копать Аленушка, конечно, не будет, для того специальные люди есть, но посмотреть хозяйским глазом, что куда сажать, ей решать.
– Прав ты, Иван, свой пригляд за всем нужен, – подумав, согласился Василий Семенович. – Уж, если чего делать, то так, чтобы потом не переделывать.
– И потом, жить Аленушка с матерью будут в одной комнате, да и маму свою я туда перевезу, чтобы они уже сейчас поближе познакомились и подружились, – добавил Гордей.
– Ладно, не возражаю. Только я сам с ними поеду, чтобы посмотреть, что к чему. Завтра они собираться будут, а послезавтра утром мы пораньше и отправимся. А я тем же днем обратно вернусь. У меня тоже хозяйство немалое и бросать его не хочется.
– Батя, можно подумать, что мы за всем не проследим, – впервые подал голос один из сыновей.
– Вот как помру, тогда и будете командовать, но не раньше. А пока я всему голова, – цыкнул на сыновей Василий Семенович.
«Да-да, – мысленно хмыкнул Гуров. – Только голова эта поворачивается туда, куда шея велит».
– Может, мне за вами машины прислать? – спросил Гордей.
– Сами доберемся, не безлошадные небось, – недовольно буркнул Василий Семенович.
Он взял графинчик и разлил всем по рюмкам.
– Ну, на посошок. Я тебя, Иван, не гоню, но ты сам человек деревенский и должен знать, что вставать нам всем с петухами.
– Да и мне дорога неблизкая предстоит, – поддержал его Гордей.
Все выпили, и Гордей начал собираться. Улучив момент, он подошел ко Льву Ивановичу и сказал:
– Гуров, я тебя прошу: проследи тут за всем.
– Не волнуйся, прослежу, – пообещал тот.
Все отправились провожать Гордея до машины, а он шел, держа свою невесту за руку, и что-то тихонько ей говорил, от чего она счастливо улыбалась.
Уже садясь в свой джип, Гордей сказал:
– Ну, так я вас послезавтра жду?
– Вот ведь человек неугомонный, – рассмеялся Василий Семенович. – Сказал же я тебе, что выедем мы еще до света, так что днем у тебя будем.
Машины уехали, и все вернулись в дом, где Задрипкин сказал:
– Ну, мать, пропили мы дочку.
– Так за хорошего человека отдаем, ей с ним тепло будет, – радостно улыбнулась Анфиса Сергеевна.
Гурову постелили в маленькой комнатке непонятного назначения на втором этаже, и он, уставший за день так, что уже и ноги не держали, спал как убитый. Поднял его петух, который драл горло на заборе, так что пробуждение ласковым назвать было нельзя. Его чистая, высушенная и выглаженная одежда уже лежала на стуле, и он с удовольствием надел свое родное, чтобы не выглядеть больше клоуном. Как оказалось, все, кроме Елены, давно уже были на работе, и только она с перевязанной коленкой хлопотала возле стола, чтобы накормить Гурова. Завтрак, как и вся остальная еда, был простым, но сытным и очень вкусным. Когда Гуров поел, Елена выдала ему чьи-то резиновые сапоги, в которых его ноги болтались, как язык в колоколе, и повела к бабушке Полине Николаевне, живущей, как оказалось, в самом центре деревни.
– Ну, говори, болезный, где болит и как болит, – потребовала она.
Гуров, как можно подробнее, рассказал ей о своих ощущениях, и она только кивала головой, а потом сказала:
– Вовремя спохватился. Помогу я тебе. Если хотя бы три месяца выдержишь, то забудешь, где у тебя что есть, а если лениться станешь, то добром для тебя это не кончится.
Взяв трехлитровую банку, она начала ссыпать туда травы из разных мешочков, пока не наполнила ее, а потом отдала Гурову и приказала:
– Тряси. – И, пока он послушно тряс банку, объяснила: – В литровом термосе будешь на ночь заваривать одну столовую ложку, а на следующий день пить в три приема за полчаса до еды. Все понял?
– Да. Спасибо, Полина Николаевна, – сказал Гуров и спросил: – Сколько я вам должен?
– А верни-ка ты мне банку, – с нехорошей ласковостью в голосе попросила она. – Я тебе туда кое-что добавлю – может, поумнеешь.
– Все понял, извините. – Он торопливо отступал в сторону двери, прижимая банку к себе.
Вернувшись в дом, Гуров застал там такие сборы, словно Елена с матерью готовились отправиться в автономное плавание как минимум на полгода. В сенях уже стояли ведра с солеными помидорами, огурцами и арбузами, квашеной капустой, мочеными яблоками, лукошко с яйцами, банки со всевозможными вареньями. В большом рогожном свертке из крапивы лежали солидные куски копченой свинины, рядом – другой сверток с копчеными курами, отдельно лежало соленое сало двух сортов: в тузлуке и сухосоленое, лежала огромная коровья нога и стояла пятидесятилитровая бутыль настоянного на травах домашнего самогона. Все остальное было закрыто и разглядеть, что внутри, не было никакой возможности, но и так понятно, что продукты там лежали наивкуснейшие, и дух в сенях стоял такой, что у Гурова тут же под ложечкой засосало, и он тоскливо сглотнул слюну – все это пробовать ему не придется.
– Как же без гостинцев-то ехать? – объяснила ему Анфиса Сергеевна. – Отец еще пару-тройку поросят забьет и пяток кур, чтоб на первое время хватило.
Делать Гурову было совершенно нечего, и он собрался было пойти во двор, чтобы помыть машину, но вовремя понял, что это будут напрасные хлопоты – ехать предстояло все по той же дороге, и он отправился гулять. Дом Задрипкиных-Ведерниковых стоял на самом краю деревни, и Лев Иванович сначала побродил по улицам, где был беспощадно облаян всеми без исключения собаками, а потом заглянул в то, что раньше называлось сельпо, а теперь гордо именовалось супермаркетом. Лениво рассматривая скудный ассортимент, он вдруг услышал разговор двух женщин.
– Да мать их за ногу. Работнички нашлись на нашу голову, – ругалась одна.
– Ты о чем это? – не поняла ее вторая.
– О придурках, которые дорогу ремонтируют. Чтоб им, паразитам, также елось и пилось, как они ее ремонтируют. Приехали утром оттуда-то и ну работать, чтоб у них руки отсохли, – бушевала она.
– Да что они натворили-то? – всполошилась вторая.
– А ту яму, что недавно щебенкой засыпали, снова раскопали. Да как, что уже совсем проехать невозможно. А я завтра поутру на базар в райцентр собиралась. Сметанку с маслом, творожок отвезти хотела. Ну, и как мне теперь туда добираться? – тоскливо спросила первая. – Пропадет же все.
– Ах они гады ползучие, – всплеснула руками вторая. – Да какому же умнику такое в голову пришло?
– Знала бы кому, ноги-руки бы ему поотрывала, – пригрозила первая.
– А может, они сегодня же ее закопают? – с надеждой спросила вторая.
– Щас. Они курят сидят. Я к ним было сунулась, совестить начала, а они сначала ржали, а потом послали меня куда подальше, – возмущалась первая.
– Так ничего и не делают? – в ужасе воскликнула вторая.
– Говорю же тебе: сидят, курят и лясы точат.
Разговор этот Гурову не понравился. Он быстро вернулся в дом, где в кухне нашел вяло переругивавшихся родителей Елены.
– Ну и зятя бог послал. Отгрохал себе хоромы, а там хоть шаром покати, – бурчал Василий Семенович.
– А потому, что хозяйки там настоящей не было, – успокаивала его Анфиса Сергеевна. – А вот как там Елена поселится, так дом полной чашей будет.
– Василий Семенович, у вас случайно бинокля нет? – спросил Гуров.
– Есть, – удивленно ответил тот. – Хороший, цейсовский. Его еще дед с войны привез. Зачем тебе?
– А чем мне еще заняться? Так буду окрестности разглядывать, – объяснил Гуров.
