– Желудок? – спросил тот.
– Поджелудочная, – объяснил Гуров.
– Один черт! – отмахнулся хозяин. – Не бойся, это лечебная, она тебе не повредит. Теща моя ее готовит. Она у нас знахарка знатная, тебя быстро вылечит, она и раковых на ноги ставит, если вовремя обратиться.
– Все равно рисковать не буду, – отказался Лев Иванович.
– Ну, как знаешь, – не стал настаивать Василий Семенович. – Тогда бери со стола что тебе по нраву и не стесняйся.
Гуров был голоден как волк, но клал себе на тарелку только то, что, как он считал, ему не повредит, с тоской думая о том времени, когда лопал все подряд, не заботясь о последствиях. Разморившись от тепла, он тихо мечтал о том, чтобы поскорее лечь спать, когда раздался бешеный лай Найды.
– Это кого же нелегкая принесла на ночь глядя? – удивился отец.
Он поднялся и вышел с одним из сыновей, но почти тут же вернулся и, сорвав со стены ружье, бросился во двор, а Анфиса Сергеевна и остальные сыновья – следом за ним. «Вот только перестрелки мне не хватало!» – подумал Гуров и выбежал следом. Не сказать чтобы увиденная им картина леденила кровь, но последствия могли быть самыми печальными. В вольере, не обращая внимания на щенков, бесновалась Найда, которая, почувствовав, что пришел враг, рвалась в бой. На высоком крыльце, с которого было видно все, что происходило за воротами, стоял Василий Семенович и держал на прицеле Гордея, за спиной которого стояли три джипа, а охрана, явно повинуясь команде хозяина, держалась в стороне. За спиной же Василия Семеновича стояла Анфиса Сергеевна, заливаясь слезами и прижав руки к груди, уговаривала мужа:
– Отец! Васенька… Родной мой, любый ты мой… Опусти ружье. Христом богом тебя прошу. Не пачкай ты об него рук, не бери греха на душу! Посадят ведь тебя, а то и убьют! Что мы тогда все делать будем? Пропадем же мы без тебя! По миру пойдем. Погибнем…
Причитать-то она причитала, но и пальцем до него не дотронулась, понимая, что в такой момент одно неосторожное движение – и может грянуть выстрел.
Наконец, наверное, успокоившись, Василий Семенович опустил ружье и, откашлявшись, угрожающим тоном хрипло сказал:
– Вали отсюда подобру-поздорову, пока цел.
– Не поговорив с Аленушкой, я никуда не уйду, – твердо заявил Гордей.
– Ах ты, разговорчивый какой нашелся, – заорал хозяин. – Сначала с грязью ее смешал, а теперь приехал разговоры разговаривать? Да я тебя, гада, в бараний рог согну!
– Батя. Ну, дай ты мне хоть извиниться перед ней по-человечески! – попросил Гордей.
– Нашел батю! Родственничек! – бушевал Василий Семенович. – Так бы и врезал тебе.
– А ты врежь, – предложил Гордей.
– И врежу! – пригрозил хозяин.
– И врежь.
– Допросишься сейчас Уже допросился! – заявил дошедший до точки кипения Василий Семенович.
Отставив ружье, он спустился с крыльца, взял стоявшую возле него лопату и бесстрашно вышел за ворота. Подойдя к Гордееву, он размахнулся и врезал ему черенком лопаты по спине – тот даже не дрогнул, тогда Задрипкин ударил второй раз, но с тем же успехом. Он замахнулся в третий, но тут Гордей сказал:
– Будет, батя. Пар выпустил и хватит.
– Паразит ты, – уже более спокойным тоном сказал Василий Семенович. – Черт с тобой. Пошли в дом! Только, прежде чем с Еленой встретишься, ты с нами поговоришь.
Охрана Гордея осталась на улице, а сам он прошел вслед за хозяином во двор, где при виде Найды невольно остановился и присвистнул:
– Ну и зверь! Кутенка не продашь?
– Расписаны уже и аванс взят, так что губы не раскатывай! – охладил его хозяин.
В столовой ни женщин, кроме Анфисы Сергеевны, ни детей уже не было, сидели только братья Елены, и стол был накрыт заново. Увидев Гурова, Гордей подошел к нему и протянул руку:
– Спасибо тебе, Лев Иванович. Если бы не ты, так и не понял бы я, что к чему.
– И тебе не болеть! – сказал, как обычно, Гуров.
– Садись, Ванечка. Покушай с дороги, – радушно пригласила гостя Анфиса Сергеевна. – И на Василия Семеновича ты не сердись – уж очень он дочку нашу любит.
– Ты скажи лучше, Иван, как ты умудрился так дочку мою обидеть? – не удержался и все-таки влез в разговор Василий Семенович.
– Батя, ты себя на мое место поставь. Я же только через три месяца после знакомства ее в щечку поцеловал, дрожал над ней, как не знамо кто. А тут возвращались мы с Лешим с одной встречи, и я специально мимо ее дома велел ехать, чтобы на окна посмотреть. Гляжу, а там свет, и две тени, причем одна точно мужская. Какая у меня первая мысль была?
– Что любовник у нее? – предположил Василий Семенович.
– Как бы не так! – в сердцах воскликнул Гордей, мысленно возвращаясь в тот день. – Что это грабитель или еще кто похуже, что обижают ее. Мы с Лешим из машины выскочили и в подъезд. Лифта дожидаться не стали, бегом по лестнице поднялись. Я в дверь колочу, а у самого сердце еще шибче колотится. Собирался ее уже вышибить, а тут Аленушка мне дверь открывает. В халатике, раскрасневшаяся, а в прихожей плащ мужской висит и башмаки стоят, а главное, табаком пахнет. Меня словно кто поленом по голове саданул – я на нее дышать боялся, а она мужика принимает? Да за что же мне такое? Одна жена шалавой оказалась, и вторая не лучше будет. Что говорил, не помню. Понимаю, что обидное. А потом дверью шарахнул, и поехали мы за город, чтоб мне маме на глаза не показываться – она бы тут же все поняла. Паршиво мне было так, что ни словом сказать ни пером описать. Всю ночь лежал и в потолок пялился, все думал, как же я так в человеке ошибиться мог. А сегодня Лев Иванович мне позвонил и объяснил, что это не мужик был вовсе, а так, недоразумение.
– Ты Митьку не трожь, – строго приказала ему Полина Николаевна. – Природа, бывает, над людьми очень зло шутит: кто горбатым родится, кто слепым или глухим, а с ним вот такое несчастье приключилось. Но парень он хороший, душевный и Елене первый друг.
– Бабушка, он к вам приезжал? – удивился Гордей.
– Отец привозил, – буркнула она. – Да только помочь я ему ничем не смогла – нету таких трав и лекарств, чтобы это исправить.
– Да понимаю я все, бабушка, только сердцу не прикажешь, не принимает у меня душа таких людей, – начал оправдываться Гордей.
– Ну и не принимай, но дружбе их не препятствуй, – цыкнула она на него. – Не сегодня она началась и не завтра тебе ее кончать.
– Моя жена будет дружить с кем захочет, пусть среди ее подружек и такая будет, – согласился Гордей. А куда ему было деваться?
– Ишь, разбежался. Уже жена, – попытался было показать свою власть Василий Семенович, только зря он это сделал.
– Васька. – Полина Николаевна так на него глянула, что Задрипкин вроде бы даже в размерах уменьшился. – Побурчал и хватит.
– Да это я так, для порядка, – пробормотал он.
– Жениться-то когда собираетесь? – спросила Полина Николаевна у Гордея.
– Чем скорее, тем лучше. Я бы на следующей неделе хотел. В пятницу, например. Родни у меня нет, все близкие в Белогорске, – ответил он.
– Да и наши все тут же, в области, – подумав, согласилась Полина Николаевна. – Приданое у внучки давно готово, только организовать все успеешь ли?
– Не волнуйтесь, бабушка, я это решу, – заверил он ее.
– Ну, тогда я не возражаю, – торжественно сказала она. – Быть по сему. Ладно, Фиса. Зови уж Елену, хватит ей в своей светелке отсиживаться. Благословлять буду.
Судя по тому, как быстро появилась Елена и ее заплаканному лицу, она подслушивала под дверью и бурно переживала все непростые перипетии жизни своего жениха. А вот он при виде наливающегося синяка на ее лице и хромающей походки вскочил с места так резко, что тяжеленный стул с грохотом обрушился на пол, а на столе свалилось все, что только могло.
– Кто? – хрипло выдохнул он, с трудом переводя дыхание, а лицо его налилось кровью.
Елена только похлюпала носом и ничего не сказала, а вместо нее ответил Гуров:
– Строго говоря, я.
– Что? – взревел Гордей.
– На меня хулиганы напали, а Лев Иванович меня защитил, – объяснила Лена.
– Уже вижу, как, – свирепо произнес Гордей.
– Да нет, Ванечка, – всполошилась она. – Он меня в сторону отбросил, а я на ногах не удержалась и упала очень неудачно.
– Извини, Лев Иванович, – Гордей виновато развел руками и спросил: – Ты их запомнил?
– Одного очень хорошо, второго – похуже, – ответил Гуров.
– Это хорошо, что их запомнил. Это очень хорошо, – сказал Гордей и улыбнулся недоброй улыбкой.
У голодного волка оскал выглядит добродушнее.
Откуда-то из глубины дома принесли старую, потемневшую от времени икону. Елена с Гордеем встали на колени, и Полина Николаевна благословила их, а за ней – и Василий Семенович с Анфисой Сергеевной. После этого Полина Николаевна степенно удалилась в сопровождении какой-то женщины, и после ее ухода, казалось, даже дышать в комнате стало легче.
– Гордей, поговорить бы нам, – тихонько предложил Гуров.
