– Меня в Москве знают. – Яков самодовольно улыбнулся.
– И какой же у тебя ко мне разговор, коли ты его начинаешь, засвечивая нашу встречу перед холуями, из которых каждый второй стучит?
– Брось, здесь все схвачено, только глухонемые работают.
– Каждая рыба глухонемая, пока в пруду плещется, а попадет на сковородку, заговорит человеческим голосом: “Чего тебе надобно, старче?”
– Гляди, ты и Пушкина читал!
– Короче, чего надо?
– А ты где сейчас?
– Не в конторе, вольный стрелок.
– Мне и нужен вольный и меткий.
– Я сам рогатку в руки не беру, но, если зверь крупный, оплата нормальная, охотника найду.
Борис, привыкший с детства ценить каждый кусок, ел салат неторопливо и аккуратно, вытирая тарелку хлебом и запивая водой. Исилин ковырял вилкой нехотя. Выпил две рюмки водки, внимательно разглядывая бывшего однокашника.
– Вроде ты и в “зоне” не был, а манеры у тебя зековские, – с усмешкой произнес он. – Значит, если цена подойдет, стрелок будет?
Борис не ответил, глянул недобро, прикурил, пыхнул сигаретой неумело.
– Мне домой надо, дела, разойдемся тихо, ты ничего не говорил, я ничего не слышал.
– Как? – Яков Исилин улыбаться перестал. Лицо у него дернулось, веселость и дурашливость исчезли. – Ты чего, засбоил или испугался?
– Дураков не люблю и сам придурком никогда не был. Значит, едешь ты на иномарочке, глядь – старый кореш идет, ты и подумал, а чего бы его на интересное дело не нанять, вроде как дров поколоть? У тебя, Яшка, отродясь была одна извилина, и та в “зоне” мхом заросла. – Борис пододвинул тарелку с первым, осторожно, боясь обжечься, попробовал, кивнул: – Добрая еда. Как называется?
– Ну, хорошо, хорошо, я о тебе справки наводил, искал, уж больно ты мне в свое время понравился. – Исилин говорил тихо, серьезно. – Знаю, брат твой тяжело болен, его надо за границей лечить, дело очень дорогое. Учитывая твой характер и положение любимого брата, я решил тебя отыскать и рискнуть с предложением.
– Значит, ты решил на брательнике меня за горло взять?
– Выражения у тебя!.. – Исилин недовольно поморщился. – На тебе я остановился по трем причинам. Согласился, нет – ты мужик кремень, значит, риска никакого. Тебе необходима валюта, нам необходима услуга. Меня не интересует, кто исполнитель. Я говорю с тобой и с тобой расплачиваюсь.
– А мой Сашка у вас вроде заложника?
– Я этого не говорил. – Исилин налил себе рюмку и выпил.
– Твой человек гуляет один или в сопровождении?
– Двое друзей с ним не расстаются.
– Я передам твою просьбу. Дружок наверняка захочет на клиента взглянуть, тогда определит срок и сумму.
Исилин вытащил из кармана блокнот, ручку, написал занимаемую должность, место работы, домашний адрес, даже номер и марку автомобиля.
Борис Галей прочитал написанное, пододвинул пепельницу и начал неторопливо отрывать от листка тоненькие полоски, укладывая их кучкой.
– Уточню, но, похоже, потребуется сто штук “зеленых” и месяц сроку. Говорю ориентировочно, так как последнее слово не за мной.
– Ты что, Борис? – искренне возмутился Исилин.
– Так это я сказал. – Борис поджег бумажную пирамидку. – Может оказаться и дороже. А нет денег, не ходи в салон, пусть жена стрижет за бесплатно.
– Переговорю, но круто ты завернул.
– А ты ссорься с дворником, ему за бутылку башку оторвут.
Исилин расхохотался, шлепнул себя по ляжкам.
– Как свяжемся?
– А мы больше не свидимся. Ты по старому адресу?
– Так ты помнишь?
– Через недельку получишь телеграмму. Если заказ подтверждаешь, в одиннадцать вечера открой форточку на кухне – значит, часы пошли. Если отказываешься, не открывай.
– Аванс?
– Не берем.
– Как расчет?
– Тебе скажут.
– Не боишься?
– Я? – Борис взглянул удивленно. – А мне-то чего бояться? Смешной ты парень, видно, у хозяина тебя ничему не научили.
Яков Исилин, как и большинство людей, был о себе мнения высокого, но, разговаривая с Галеем, ощущал неуверенность, даже страх. Хотя ну ничегошеньки угрожающего во внешности, словах или тоне Бориса не было. Простоватый русский парень: и слова обыденные, и голос тихий. “Может, плохо разведал я, и не живет Борис бирюком с братом-калекой, а состоит в неизвестной мощной организации, потому и уверен, и от аванса отказался?” – подумал Исилин и спросил:
– А изменится что, как связаться? Можно ли тебе звонить?
– Думай сейчас. Как форточку откроешь – поезд ушел. Я из Москвы уеду, вернусь лишь к сроку, за деньгами.
– Тогда, считай, не говорили, я втемную не играю. – Исилин расплатился, и они пошли к “БМВ”.
– До “Динамо” подбрось, я пешочком дойду, а за обед спасибо.
Исилин блефовал – от услуг Галея отказываться не собирался, потому, остановившись у стадиона, сказал:
– Но ты телеграмму на всякий случай отбей, может, хозяин и подпишется.
Борис достал из кармана куртки какой-то прибор, обвел фигуру Исилина, словно очерчивая контуры, кивнул и вышел из машины.
“Это он под конец разговора проверил, не записываю ли я нашу беседу, нет ли при мне электроники”, – догадался Исилин и знобливо передернул плечами, потому что положить в карман магнитофон идея была, потом он о ней забыл, и совсем не от страха попасться, а от рассеянности. А сейчас на него словно ветром подуло. Так случается с человеком, когда он только собрался шагнуть с тротуара на мостовую, а всего в нескольких сантиметрах от него просвистел автомобиль. Человек представил, что его каким-то чудом не размазало по асфальту, и... Страх у людей проявляется по-разному. Исилин начал икать. Произошло это на старый Новый год, в ночь на четырнадцатое января.
В четверг группа была в полном составе. Гуров и Крячко читали розыскные дела, Артем колдовал с компьютером.
Был июль, но жара не наваливалась, чему особенно радовался Гуров, который ее терпеть не мог. В этом году лето задерживалось.
Вчерашние труды Крячко, оперативников МУРа и района не принесли существенных результатов. Убийство совершили четвертого февраля. Тогда ближайшие дома да расположенные по другую сторону улицы обследовали довольно тщательно и получили приметы молодого мужчины, который, видимо, стрелял из подвала. Теперь искали следы другого человека, но нашли лишь чердак, с которого наиболее удобно было произвести выстрел из пистолета.
Но тут не повезло: с месяц назад на чердак занесли кровельное железо. Если в феврале кто и бывал на чердаке, следы его уничтожены. Нашлась одна старушка, живущая на четвертом этаже, непосредственно под интересующим оперативников чердаком, которая утверждала, что зимой на чердаке кто-то ночевал. В каком точно месяце над головой начали осторожно расхаживать, старая женщина не помнила, утверждала, что снег тогда еще был.
Баллистики исследовали пулю, установили, что выпущена она была из пистолета “вальтер” с глушителем и скорее всего в феврале, но точнее установить не представлялось возможным.
Крячко читал розыскное дело по убийству залетного из Чечни “авторитета”. Человека расстреляли из автомата. Конечно, убийство заказное и для Гурова неинтересное, так как действовал явно не профессионал, а бандит из конкурирующей группировки. Кстати, подобных дел было большинство.
Гуров внимательно изучал собранные материалы по убийству банкира в феврале, отдавая должное Роману Веселеру – инициатору розыска. Дело велось профессионально, тщательно и скрупулезно, дополнительные оперативные мероприятия составлялись с умом и фантазией и явно не для проформы. Малозначительных, посторонних бумаг для “веса и солидности” в дело не подшивали.
Роман предпринял серьезную попытку выявить фирмы, банки, лиц, заинтересованных в смерти банкира Белоуса, обратился к профессиональным финансистам, которые ознакомились с делами банка, представили розыску список крупнейших партнеров, клиентов, высказали свои более чем туманные соображения. И тут Гуров понял, что неуемная фантазия завела его в дебри финансовых интересов и интриг, в которых сыщик абсолютно не разбирался, а следовательно, весь его опыт розыскника и психолога был попросту неприменим.
Крячко отложил одну папку, раскрыл другую, поднял глаза на Гурова и сказал:
– Упорство и упрямство – качества разные.
– Ошибаешься, они очень близки, различны лишь результаты. Если человек день и ночь через семь потов копал и после только ему известного количества бессонных ночей выкопал результат, то человека величают упорным фанатиком и умницей. Если через тот же пот и мучения человек устроился в койку для дистрофиков и душевнобольных, человека обзывают упрямым ослом. Сначала мы этот путь пройдем, потом выясним, кто мы есть на самом деле.
– А нас независимо от результата обзовут психами, – почему-то весело сообщил Крячко. – Требуется нарукавнички заказать, пиджаков не напасешься.
