– И множество ценностей?
– Да какие там ценности – так, побрякушки, – пренебрежительно отозвался Есперсен, видимо вспомнив о том, что он коммерсант.
– Значит, делить придется в основном вещи, которые находятся в квартире и в магазине?
– О том, что придется делить, я как-то не задумывался…
– А вы хотя бы примерно представляете себе имущество вашего отца?
– М-м-м… наверное, сама квартира… магазин… вещи… несколько картин и… ну да, деньги на разных банковских счетах.
Гунарстранна переменил тему:
– Насколько мы поняли, после того как личность покойного была установлена, Ингрид Есперсен первым делом позвонила вам?
– Да, я приехал, как только смог.
Гунарстранна медленно кивнул.
– Она нам звонила еще раньше, ночью. – Есперсен жалко улыбнулся. – Ингрид хотела, чтобы я еще тогда приехал к ней… По ее словам, что-то разбудило ее среди ночи, и она увидела, что отец не ложился. Потом она решила, что в магазин проникли воры. Сюзанна, моя жена, успокоила ее, и Ингрид вроде бы снова заснула.
Гунарстранна окинул Карстена Есперсена задумчивым взглядом и подытожил только что услышанное:
– Ночью она почему-то проснулась, позвонила вам, но к телефону подошла ваша жена, которая ее успокоила… В какое время звонила Ингрид?
– В половине третьего.
Гунарстранна рассеянно посмотрел перед собой.
– Мы, конечно, обо всем побеседуем и с фру Есперсен, но все-таки… почему она звонила вам среди ночи?
– В их квартале последнее время участились кражи. Более того, мы… – Есперсен тяжело вздохнул, – мы ждали чего-то в этом роде.
Гунарстранна кашлянул.
– Чего именно?
– Кражи со взломом.
Заметив, что оба стража порядка изумленно смотрят на него, Карстен Есперсен робко кашлянул. Гунарстранна подождал еще немного, а потом спросил:
– Вы предприняли какие-то меры против воров?
– У нас, как положено, имеются защитные ставни на окнах, которые выходят на улицу, и, конечно, подключена сигнализация. Кроме того, отец каждый вечер обходил все помещения и проверял, все ли в порядке.
– Вчера ночью сигнализация не сработала.
– Д-да, – поколебавшись, ответил Есперсен.
– Как вы думаете, где был ваш отец, когда проснулась Ингрид?
– Все вполне очевидно, разве не так? Он был внизу. – Есперсен постучал указательным пальцем по столешнице. – Внизу, в магазине.
– Среди ночи?
– Конечно.
– Разве вас не удивило, что отец среди ночи вдруг спустился вниз? В конце концов, ему было под восемьдесят.
– Мой отец не был обычным человеком.
Гунарстранна кивнул и снова погрузился в раздумья. Затем он посмотрел на Карстена Есперсена. Тот сидел с рассеянным видом и смотрел в пространство.
– А где были вы? – поинтересовался инспектор.
– А? Что?
– Где были вы, когда звонила Ингрид?
Есперсен по-прежнему рассеянно смотрел в пространство.
– Довольно странно, – тихо ответил он. – Отец, мертвый, сейчас лежит там, внизу… Я не могу не думать о нем. Конечно, я испытываю горечь утраты… – Он немного помолчал, глубоко вздохнул и продолжал: – Ингрид, жену моего отца, сейчас утешает священник. А мы с вами беседуем за тем же столом, за которым мы вчера ужинали всей семьей, наслаждались общением в тесном кругу… А сейчас… мне нелегко рассказывать вам об отце, говорить, каким он… был. – Он скрестил кисти рук на столешнице. – В квартире и атмосфера стала другой. Возникает чувство… ну, может быть, не враждебности как таковой, но какой-то отчужденности. Да, деловитой отчужденности! И вот что еще пришло мне в голову. Стараясь понять, как изменилась атмосфера вокруг меня, я начал испытывать глубокую тоску. Внутри меня словно образовался вакуум. Разговаривая с вами, я все время ждал этого вопроса и боялся его… «Где были вы?» Вдруг ответ на этот вопрос приобрел значимость, важность, всю силу которой я себе даже не представлял.
Карстен Есперсен затих. Гунарстранна и Фрёлик переглянулись. Есперсен покусывал нижнюю губу и о чем-то размышлял. Судя по его виду, продолжать он не собирался.
Молчание нарушил Гунарстранна. Он негромко покашлял, и Есперсен сразу встрепенулся.
– Где были вы? – повторил инспектор, глядя ему прямо в глаза.
– Дома. Ингрид ведь не первый раз вот так будила нас среди ночи. Сюзанна заранее предположила: Ингрид потребует, чтобы я к ней приехал. Ингрид… немного нервная, и потом, она всегда ужасно боялась, как бы чего не случилось с моим отцом.
– Вы слышали телефонный звонок?
– Нет. Я спал.
– Значит, вы не обсуждали звонок Ингрид тогда же… ночью?
– Да… то есть нет. Сюзанна мне рассказала сегодня рано утром.
– А разве вашу жену не встревожили слова Ингрид? Почему она сразу решила, что страхи Ингрид беспочвенны?
– Н-ну… понимаете… Ингрид… Одним словом, иногда она бывает истеричной.
Гунарстранна кивнул.
– Вы не знаете, не угрожал ли кто-то в последнее время вашему отцу?
– Нет, то есть…
– Что?
Есперсен положил обе ладони на столешницу.
– Понимаете, речь пойдет о деле довольно деликатном… – начал он.
Гунарстранна вежливо кивнул.
– Есть один человек… он работал на складе в Энсьё. Его зовут Юнни, и он служит у нас, сколько я себя помню.
– Юнни – а дальше?
– Его зовут Юнни Стокмо. Так вот, несколько недель назад между ним и отцом что-то случилось. Не знаю, что именно. Но в результате отец вынужден был уволить его.
– Он получил компенсацию?
– Юнни пришлось уйти в тот же день, хотя он проработал… много лет.
– Значит, они повздорили сравнительно недавно?
– Понятия не имею. Ни отец, ни Юнни ничего не желали рассказывать. Но, насколько я понял, ссора произошла из-за чего-то очень серьезного… и очень личного. Иначе я бы знал, в чем дело.
– Стокмо приходил к вам, жаловался?
– Нет.
После довольно долгой паузы Есперсен продолжал:
– Вот почему я подумал, что разногласия… что ссора была личным делом, касалась только их двоих. Иначе отец непременно поделился бы со мной.
– Может быть, Стокмо угрожал вашему отцу?
– Об угрозах мне ничего не известно. Я только знаю, что вчера вечером Юнни дожидался отца на улице, у нашего дома.
– Когда это было?
– Он пришел за полчаса до того, как отец вернулся домой, а вернулся он в семь.
Гунарстранна медленно кивнул, словно самому себе.
– В семь вечера? – уточнил Фрёлик, хватая ручку.
– Может быть, чуть позже, около четверти восьмого.
– На что Стокмо живет сейчас? – спросил Гунарстранна.
– Не знаю… У него есть сын, у которого в Турсхове нечто вроде мастерской. Может быть, он там и работает.
Снова наступило молчание. Франк Фрёлик откашлялся и полистал записи.
– Вы говорите, – начал он, – что вчера ваш отец пригласил гостей. Кого именно?
– Никакого приема не было. Обычный ужин. Пригласили нас, то есть меня, мою жену и детей.
– Сколько времени вы здесь пробыли?
– Мы сели за стол около семи. Отец приехал позже, где-то в четверть восьмого. Домой мы поехали часов в одиннадцать.
– Где он был до семи?
– В Энсьё, в конторе.
– Вы уверены?
– Да, он редко бывал где-то еще.
– Он обычно работал допоздна?
– Он работал всегда.
– Значит, в том, что он работал допоздна, не было ничего необычного? – уточнил Гунарстранна.
– Ни обычного, ни необычного. Он в самом деле иногда работал допоздна. Спросите лучше Ингрид, она вам больше расскажет.
Гунарстранна долго молчал, глядя перед собой.
– У вас в магазине много оружия?
– Есть немного. В основном из-за него мы и поставили защитные ставни. За старинным оружием охотятся многие коллекционеры.
– Что за оружие?
– Мушкет, алебарда, несколько дульнозарядных револьверов, несколько образцов холодного оружия…
– А штыки есть?
– Два. А что?
Их перебили. Дверь распахнулась настежь, по полу затопотали быстрые шаги. В столовую вбежал мальчик лет трех-четырех, в синих полотняных штанишках и свитере, запачканном спереди. При виде сидящих за столом незнакомых людей он опешил, но быстро преодолел смущение и подошел к Карстену Есперсену, изумленно смотревшему на него. Светлые кудрявые волосы обрамляли круглое, открытое личико с курносым сопливым носом. Малыш прижался к отцовскому колену и сунул палец в рот.
– Дедушка умер, – сообщил он инспектору Гунарстранне.
– Значит, Сюзанна приехала, – сказал Есперсен, словно извиняясь, и повернулся к сынишке: – Где мама?
Малыш его как будто не слышал. Он протянул Гунарстранне правую руку и представился:
– Мин.
– Беньямин, – уточнил Есперсен, подмигивая полицейскому.
– Нет, просто Мин, – возразил малыш по имени Беньямин, снова протягивая руку Гунарстранне.
– Покажи-ка! – обратился к нему отец. – Что у тебя там, монета? – Он покосился на полицейских с натянутой улыбкой. – Ну-ка, отдай, что там у тебя! – велел он мальчику.
– Дедушка умер, – повторил Беньямин, глядя на отца огромными круглыми глазами. – Совсем умер!
