– Особенно порадовать нечем, – буркнул Крячко, прислушиваясь к тому, что Сузиков просит принести из буфета в кабинет для представителей из министерства. – Так, мелочь всякая. Любовница есть у Лукьянова.
Гуров присвистнул от удовольствия и подмигнул Сузикову.
– Ни хрена себе – мелочь! Это, господин полковник, дает нам очень даже свежую версию.
– Согласен, господин полковник, – вяло кивнул Крячко. – То-то я иногда в беседах улавливал, что у Лукьянова дома не все в порядке… Так что есть у нас новый подозреваемый. Уж замуж невтерпеж!
– Вот как, – хмыкнул из-за своего стола Сузиков. – А что, вариант! Место законной супруги освободить себе пулей? А не кажется вам, господа полковники, что тут решается еще одна проблема для Лукьянова? Официальный развод с Александрой принес бы ему массу проблем. А вдруг она обидится и не захочет ему весь бизнес возвращать? А тут и разводиться не надо, и делить ничего тоже не надо. Наследование, и все!
– Вы, сыскари, забываете, из какого оружия стреляли, – напомнил Крячко. – Киллер из такого не стал бы стрелять. Значит, не заказное. Вы что, хотите сказать, что сам Лукьянов купил переделанную пушку и застрелил жену? Или его любовница сделала это собственноручно? Как говорят в Одессе – не делайте мне смешно!
– Настоящий киллер не стал бы, – возразил Сузиков. – А рядовой бандюган за бабки – запросто.
– Лукьянов не дура-ак, – погрозил пальцем Крячко. – Он понял бы, что нанимать дешевого случайного и непрофессионального исполнителя опасно. И сам спалится, и заказчика спалит. А он мог себе позволить по своим доходам нанять профессионала.
– Гадать не будем, – прекратил прения Гуров. – Ты, Стас, срочно устанавливай любовницу. Ее разработкой я займусь сам. Ты, Никита, продолжай рыть в криминальной среде.
– Пожалуй, в бизнесе у Лукьянова ничего такого, что напрашивается на выстрел в спину, не наклевывается, – напомнил Крячко о том, какую версию разрабатывает он.
– Все равно дожимай тему, Стас, – велел Гуров. – Пока не будет стопроцентной уверенности, надо работать и по этой версии. Кто его знает, какими неофициальными сделками Лукьянов мог заниматься. В том числе и как чиновник.
* * *
В тот год Миша Лукьянов успешно сдал вступительные экзамены в Академию государственной службы. Свой выбор он аргументировал вполне определенно. Независимо от того, как сложится его судьба и карьера, образование юриста и чиновника-управленца пригодится всегда. И в аппарате управления любой фирмы, и в частном бизнесе, если вздумается заняться этим.
В тот год Антон Филиппов так же успешно провалился на вступительных экзаменах в художественное училище. На общеобразовательных дисциплинах. Председатель приемной комиссии долго беседовал с абитуриентом Филипповым, теперь уже бывшим, когда Антон пришел забирать документы после полученной двойки.
– У тебя определенно есть талант, Антон, – говорил он хмурому парню. – Странный взгляд на мир, но это свой взгляд, собственный. И ни на кого не похожий. Тебе нужно обязательно получить художественное образование, поставить руку, определиться в мировосприятии, познакомиться с творениями истинных мастеров. Что делать, коли ты не прошел в этом году. Усердно позанимайся год, поработай с репетиторами – и приходи снова. Есть в тебе нечто такое, что можно и нужно развивать.
Антон молча выслушал, так же молча забрал свои документы и отправился в политех на архитектурно-строительный. Он еще успевал сдать документы, но не сдал. Антон около часа стоял на другой стороне улицы и смотрел на окна аудиторий. Так и не перейдя улицу, отправился домой.
Он так и не научился переходить улицу, искать другие пути, лавировать, строить планы. Он был не таким. Антон Филиппов не мог и не хотел идти путем, в начале которого его увлечение было бы средством достижения цели. Он хотел идти путем, по которому его вело бы именно его увлечение, и ничего больше. Заниматься чем-то другим, кроме того, что ему нравилось, было для Антона в тягость.
Друзья увиделись только через месяц, когда Мишка стал студентом и, довольный, шел домой после организационного собрания первокурсников. Он увидел Антона метущим улицу. Изумлению друга не было предела, особенно когда он узнал, что Антон никуда больше поступать не пошел.
– Фил, ты спятил? – горячился Лукьянов, пытаясь вырвать из рук друга метлу. – У тебя же есть цель в жизни, есть страсть! Какого же черта ты не добиваешься своей цели?
– А ты не ори на меня, – огрызался Антон, неистово шыркая метлой по асфальту.
– На кой черт тебе все это нужно?
– А на то… До одиннадцати я два участка уберу – и свободен…
– Это же гроши, Антоха!
– А мне много и не надо…
Так и не смог тогда убедить Мишка друга в том, что профессию нужно выбирать престижную. Профессию, которая позволила бы иметь более приличный доход, а значит, и возможность заниматься творчеством, ни в чем себя не ограничивая. Антон был другого мнения. Для него важны были не деньги, а время, которое он мог бы уделять творчеству. Работа дворника такого времени давала ему в избытке. Антон даже упомянул Сергея Пенкина, который некоторое время сознательно работал дворником и тем не менее стал знаменитым певцом. Правда, о Пенкине он узнал гораздо позже, чем принял собственное решение пойти работать в дворники. Для него это было оправдание, попытка обмануть самого себя.
Два или три раза Мишка пытался помочь другу и договаривался через своих знакомых, которых у него становилось все больше и больше, о более престижной работе. Но все попытки ни к чему не приводили, потому что его предложения не имели никакого отношения к художественному творчеству. Предложи Мишка другу работу художника-оформителя, предложи он ему заказы на иллюстрирование каких-нибудь изданий, и дело сдвинулось бы с мертвой точки. Просто Михаил Лукьянов в те годы не воспринимал серьезно художественные увлечения друга. Он не считал, что тот может стать художником и обеспечить этим себя материально. Для него увлечение Антона было не более чем хобби.
Первые разногласия между друзьями не заставили себя долго ждать. Они по-прежнему встречались, проводили время вместе, забегая в кино или просто посидеть в кафешке в жару за мороженым. Они по-прежнему обсуждали все, что могут обсуждать старые школьные друзья. Но Антон стал замечать, что взгляды на жизнь его друга вдруг стали меняться. Наверняка они не так уж изменились со школьных времен. Просто тогда, в школе, Антон не относился к суждениям Мишки так серьезно. Чесали языками, и только. Теперь же, находясь в плачевном социальном статусе и видя, в каких кругах вращается Лукьянов, Антон стал болезненно относиться к высказываниям друга, к его критике, к его мнению. Ему постоянно казалось, что все сказанное имеет прямо или косвенно отношение к нему, все воспринимал как намек, как непонимание Антона как личности. И постепенно общество Мишки стало Антона тяготить. Он скрывал это, потому что интуитивно тянулся к нормальным веселым парням и девчонкам. Он скрывал от себя, что завидует их жизнерадостности, их жизненной определенности, их перспективам.
И если бы не разъедающая изнутри надежда добиться в жизни признания, если бы не тайная маниакальная мечта, Антон давно бы замкнулся в себе, отрешился от мира и знакомых. И от старого друга тоже.
Чудо свершилось неожиданно. Не случись оно, неизвестно, как бы сложилась вообще судьба Антона Филиппова. Он мог бы начать пить, попасть в психиатрическую клинику с нервным срывом или в результате попытки суицида. Этого не мог знать наверняка никто, даже ближайший друг Лукьянов, который, как выяснилось, не до конца понимал Антона, стремительно уплывая в роскошной лодке своей судьбы и карьеры.
На одной из вечеринок, куда Антон приходил через силу и по горячему настоянию Мишки, он познакомился с некой девицей. Богатые родители сподобились подарить ей вновь открываемый салон красоты. Молодой хозяйке, которая с энтузиазмом и по всей науке взялась за бизнес, пришла в голову идея на презентации нового элитного салона устроить еще и выставку необычных работ неизвестного художника. И не просто выставку, а выставку-продажу. Ошалевший Антон пожимал протягиваемые руки, выслушивал лестные суждения гостей, которые щеголяли друг перед другом в оценке работ молодого художника. За два дня – точнее, вечера – из двух десятков вывешенных работ Антона раскупили половину. Хозяйка салона была девушкой обеспеченной и не жадной. Она взяла себе всего лишь десять процентов от стоимости проданных работ. Антон же получил за свои работы больше двадцати тысяч рублей. При его зарплате дворника деньги довольно приличные. Но сумма его не волновала абсолютно. Теперь он поверил в себя, в то, что его работы кому-то интересны, что есть смысл горбатиться и к чему-то стремиться. И Антон окунулся в работу с неистовым пылом.
